Василий Ерошенко - Лидер Ташкент

• Название: Лидер Ташкент
• Автор: Василий Ерошенко
• Жанр: Биографии и Мемуары

---

Мы заканчиваем галс, и Новик командует в башни: "Дробь! Орудия разрядить!".

Штаб базы, уже получивший радиограмму о наших делах, приказывает немедленно возвращаться. На сердце невыразимо тяжело. Отвоевались? Конечно же нет! Но почему-то это обидное слово вертится на языке, и заранее неприятно, что кто-нибудь тебе его скажет.

У Воронцовского маяка встречают портовые буксиры. Первый еще издали семафорит: "Прошу застопорить ход, будем вводить в гавань".

Наш ответный семафор гласит: "Благодарю. Входить буду сам. На всякий случай держитесь поблизости".

Знаю, что Павел Петрович Сурин это не одобрит. Он, кстати, заранее потребовал обойтись при швартовке без заднего хода. Об этом я помню, но очень уж не хочется, чтобы полгорода видело, что наш красавец лидер тяжело ранен. Пусть и враг не догадывается, насколько серьезно он поврежден.

Ходовая вахта постаралась, и "Ташкент", благополучно подходит к стенке без посторонней помощи. На причале уже ждут базовые инженеры. Подходит водолазный бот, спускают водолазов... Повреждений в подводной части корпуса нигде, кроме кормы, они не находят. Но корме досталось крепко. Диаметр пробоины чуть не шесть метров. Кронштейны осели на гребные валы... Базовые специалисты заглянули с Суриным в корабельные чертежи и уехали в штаб.

На юте "Ташкента" лежат Яков Лысенко и Степан Пирогов, накрытые корабельным флагом, под которым они верно служили Родине. Два черноморца четвертого года службы, два комсомольца, первыми из нашего экипажа павшие в борьбе с врагом...

Обстановка не позволяет "ташкентцам" проводить погибших товарищей до кладбища. За их телами пришла машина одесского госпиталя, и на юте возникает сам собою короткий траурный митинг. Выступают политрук Смирнов, старшина 2-й статьи Якимов из команды машинистов-турбинистов. От имени всего экипажа они дают слово отомстить врагу за боевых друзей.

- У нас с комиссаром уже решено посмертно представить Лысенко и Пирогова к награде.

Мне пора в штаб, но сперва хочется заглянуть хоть на минутку в санчасть к раненым. Особенно тяжелых среди них нет, и у всех одна просьба - не отправлять с корабля: "Мы тут скорее вылечимся вместе с "Ташкентом"!"

- Что на это сказать? Еще неизвестно, где и как будут "лечить" наш корабль...

Идя в штаб, заранее волнуюсь: что-то решат там о ремонте? Ведь "Ташкенту" необходим док.

В штабе приглашают к командиру базы контр-адмиралу И.Д. Кулешову. Доложив об обстоятельствах атаки бомбардировщиков и состоянии корабля, я высказываю мнение, что "Ташкент" способен своим ходом следовать в главную базу для ремонта на севастопольском Морзаводе. Выслушав меня, командир базы говорит, что ему уже все известно от специалистов штаба.

- А в Севастополе вам делать нечего! - неожиданно заканчивает он. - Решено ремонтировать "Ташкент" в Одессе. Здесь это будет сделано за несколько дней.

Можно было ожидать чего угодно, только не такого решения, явно непродуманного, да и просто невыполнимого, если учесть объем работ и обстановку в Одессе. Но я понял, что говорить сейчас больше не о чем, и лишь попросил командира базы доложить мое мнение командующему флотом.

На пути в порт меня застала бомбежка. На темной улице какая-то женщина с повязкой схватила за рукав, потянула к убежищу: "Вы что, с ума сошли? Надо переждать!" Я с досадой вырвался и пошел дальше. Где-то рвались бомбы. Щелкали о мостовую мелкие осколки зенитных снарядов. Но было не до этого. Охватила обида за корабль, за наш экипаж.

Войдя в каюту, почувствовал, как устал за день. Решил немножко посидеть в кресле, а уж потом обсуждать с Сергеевым и Орловским наши печальные перспективы. Через несколько минут постучался Фрозе. Сразу понял, в каком я настроении.

- Не расстраивайтесь, товарищ командир, на войне, знаете, ведь и убить могут!.. - Это была его обычная шутка, и почему-то все ее любили. - А у нас новость,-продолжал Сергей Константинович. - Лаушкин нашелся!

- Живой? - недоверчиво спросил я.

- Совершенно живой!

- Где же он был? Давайте его сюда!

- Товарищ командир, он уже спит. Может быть, завтра?...

С машинистом-турбинистом Василием Лаушкиным приключилось то, что и в богатой разными необычными случаями морской жизни можно считать из ряда вон выходящим.

Когда у борта разорвалась бомба, Лаушкин находился в пятом кубрике. Все, кто там был, кроме него, оказались либо убитыми, либо ранеными. Лаушкина же, совершенно невредимого, каким-то образом выбросило через огромную пробоину за борт. Причем, не попал он и под гребные винты, что в данной ситуации было проще простого.

Краснофлотца, вынырнувшего за кормой, с корабля не заметили - было не до того. Лаушкин держался на воде часа три. Он разделся до трусов, но оставил при себе сумку от противогаза, в которую переложил из кармана робы комсомольский билет. Краснофлотец потихоньку плыл в сторону порта, пока его не подобрал сторожевой катер. Узнав, что Лаушкин с "Ташкента", моряки катера наперебой предлагали ему кто брюки, кто тельняшку, кто обувь...

Фрозе рассказал, с каким восторгом встретила Лаушкина команда. Все знали, что о нем уже и по начальству доложено как о пропавшем без вести. И, провожая в последний путь двух своих товарищей, моряки мысленно прощались и с третьим.

- Ну, теперь тебе, Вася, уж не утонуть до самой смерти! - радовались друзья "воскрешению" удачливого турбиниста.

Да, возвращение Лаушкина - большая радость. Сразу как-то и усталость забылась. Потянуло заняться делом, отложив неприятные переживания до другого раза.

Пошли с помощником по кораблю. Везде тихо - команда отдыхает. Спят и размещенные по всем кубрикам обитатели затопленного пятого, специалисты электромеханической боевой части. Но аварийная партия Колягина бодрствует, никому не передоверяя присмотр за подпорами, расставленными и в четвертом кубрике, и в румпельном отделении, и у дизеля. В корме возникла особая вахта, не регламентированная пока никакими расписаниями, но едва ли не самая ответственная на корабле. И нести ее теперь надо до тех пор, пока "Ташкент" не станет на кильблоки дока.

Не до сна, конечно, и старшему инженер-механику. Его застаю за письменным столом в каюте. Рядом, на диванчике - комиссар. Сурин без кителя, в одной майке, но снять тяжелую кобуру с наганом, видно, забыл, сидит при оружии. На столе развернуты "Таблицы непотопляемости".

- Можем идти своим ходом, можем! - решительно говорит Павел Петрович, вставая мне навстречу. - Но предельный ход двенадцать узлов. Больше нельзя: корма лежит на гребных валах. А на ремонт - не меньше месяца. Даже при самых благоприятных условиях...

Не успел я досказать комиссару и механику о том, что нас собираются ставить на ремонт в Одессе, как с вахтенного поста у трапа донеслись четыре коротких звонка - условный сигнал о прибытии большого начальства. Кто бы это мог быть в такой час? Недоумевая, спешу к трапу.

На борт уверенно поднимается высокая фигура в темном кожаном реглане. Присмотревшись, узнаю вице-адмирала Гордея Ивановича Левченко, заместителя наркома. Я слышал, что он прибыл в Одессу с какими-то поручениями от высшего командования, но увидеть его на корабле не ожидал.

- Показывайте, командир, где пробоина, - сказал адмирал, и я повел его прямо от трапа к местам повреждений.

Гордей Иванович с полчаса ходит по кормовым помещениям, выясняет у меня и у подоспевшего Сурина разные подробности. На "Ташкенте" он впервые, но ориентируется легко. Может быть, потому, что долго служил на эсминцах. Закончив осмотр, спрашивает:

- Что предполагаете делать, командир?

Я доложил свои соображения насчет дока в Севастополе, а также решение командира базы.

- Уверены, что доведете корабль до Севастополя? Отвечайте и вы, командир, и вы, инженер-механик!

Мы оба подтвердили: уверены, что доведем; Чувствуя, какой оборот принимает дело, Сурин, еще минуту назад непроницаемо мрачный, до того повеселел, что, к моему удивлению, даже пошутил:

- В крайнем случае, товарищ адмирал, вся бэче-пять вставит весла в иллюминаторы, а ход будет!

- Значит, решено, - заключает Левченко. - В охранении, очевидно, пойдут "Смышленый" и два катера-охотника.

- А решение командира базы? - напоминаю я.

- Это предоставьте мне. Ваша забота - до рассвета выйти из Одессы.

Уже прощаясь, Гордей Иванович спросил:

- Так с какой высоты вас бомбили?

- Не меньше четырех тысяч метров. Может быть, больше.

- По самолетам стреляли?

- Да.

- И что дало?

- Ничего...

У трапа Левченко остановился, вслушиваясь в тишину ночного порта.

- А здорово вы ту батарею накрыли! - вспомнил он вдруг про вчерашнее. Для базы это много значит.

Война проверяет, война учит

Утро 31 августа встречаем в море. "Смышленый" идет головным, за ним "Ташкент". Катера-охотники справа и слева от лидера: охраняют и обеспечивают...

Из Одессы вышли в полной темноте. Тем не менее над кораблями вскоре услышали фашистский самолет, видимо, разведчик. Следовало ждать бомбардировщиков.