Николай Аввакумов - Первые залпы войны

• Название: Первые залпы войны
• Автор: Николай Аввакумов
• Жанр: Биографии и Мемуары

Бесхитростные воспоминания участника первых боев с фашистами составили основу этой книги. Отступление, паника и сумятица первых дней войны, окружения, чередующиеся с краткими прорывами, чувства молодого солдата — все это пропущено через сердце автора и потому найдет путь к сердцу читателя. В книге много мелких на первый взгляд деталей, описаний, которые и помогают представить современному человеку страшные картины 41-го года.

Об авторе: Николай Васильевич Аввакумов родился в 1921 году. Его детские годы прошли в деревне Мало-Белоносово, Покровского района, Свердловской области. Одногодки Николая Васильевича больше всего пострадали от войны. Ведь они приняли первые удары гитлеровских войск и действовали в самый трудный ее период, сдерживая натиск врага. И те из них, кто остался в живых, завершили войну победой. В их числе был Николай Васильевич. Он с боями прошел от Каунаса до села Белый Бор, находящегося недалеко от Великих Лук. Тяжелое ранение вывело Аввакумова из строя. Вернувшись в Свердловск инвалидом III группы, Николай Васильевич поступает на один из заводов. В 1946 году с отличием заканчивает Уральский политехнический техникум, затем работает на различных предприятиях города и стройках. В 1963 году новое несчастье — Николай Васильевич получил тяжелую травму. Ранение на фронте и эта травма делают свое дело: отнялись руки и ноги… Но он не сдался, усиленно занимаясь гимнастикой и тренировками. Упорство и сильный характер были вознаграждены: он научился на пишущей машинке выстукивать слова. Подняв письма, которые писал с фронта, дневниковые записи, Николай Васильевич решил описать то, свидетелем и участником чего был в Великой Отечественной войне, что пережил и испытал сам. В результате родились воспоминания — «Первые залпы войны». Все мы знаем, как в начальный период войны скупо награждали орденами и медалями. Но даже за те месяцы первых сражений, в которых участвовал Аввакумов, он награжден орденами Красной Звезды, Отечественной войны I степени и медалями.

---

— Это не рана, а царапина. Не от пули же она, не от осколков, доказывал Валуев.

Игнатьев приказал дозаправить горючим танки и автомашины. Пустые бочки выкинули из кузова. Командир разведки отдал пакет с донесением шоферу и приказал той же дорогой возвращаться в полк. С этой же машиной отправили двух автоматчиков и тяжело раненного бойца.

На краю поляны, подле трех больших сосен, бойцы заканчивали рыть могилу. Сюда на самодельных носилках принесли убитых. Носилки поставили рядом. Около одних на корточках плакал боец. Он сгонял пилоткой мух, которые назойливо осаждали лицо убитого.

— По земляку парень убивается. Из одной деревни, вместе взятые, услышал я сзади голос Гривадзе.

К убитым подошел невысокий коренастый боец, закрыл полуоткрытые глаза погибших и положил на них медные монеты. Игнатьев построил разведку. Команды он подавал вполголоса. Он кивнул головой бойцам, что принесли убитых. Вынул пистолет. Это же сделали другие командиры. Мертвых опустили в могилу, накрыли шинелями. Бойцы поодиночке прошли цепочкой мимо могилы, бросая в нее по горсти земли.

Игнатьев рукавом вытер слезы. Я, стараясь не показать своей слабости, через силу удерживался от слез.

— Простите нас, товарищи, если мы сделали что-то не так, не совсем по обычаю. Нас этому не учили. Спасибо вам за то, что вы храбро дрались за свою землю.

Пусть она будем вам пухом. Мы за вас отомстим врагу, — сказал Игнатьев.

Он еще что-то хотел добавить, но не мог, горе душило его, и он захлебывался. Командиры сделали три выстрела из пистолетов. Танкисты вырубили зубилом из железной пластины звезду, прикрепили ее к колышку, а Игнатьев химическим карандашом написал на затесанном месте фамилии и имена погибших, годы их рождения и дату гибели.

Прощание с товарищами на всех произвело тяжелое впечатление. Каждый думал, наверное, одно: кому следующему уготовит война такую кончину, сколько еще будет разбросано по стране таких скромных могилок, а сколько их затеряется навсегда? Ведь война только начинается. Нет, наверное, нет ничего страшнее неизвестности, неведения того, что с тобой будет сегодня, завтра.

Через полчаса после прощания с погибшими Игнатьев дал команду: «По машинам!» Наша колонна двинулась выполнять вторую часть своей задачи. Дорога, на которой нам предстояло установить продвижение сил противника, была изрыта гусеницами танков. На взрыхленном песке четко вырисовывались следы колес автомашин. В том месте, где мы выехали, была тишина. Видимо, немецкие части прошли по дороге давненько, и поэтому не было слышно ни шума моторов, ни голосов.

Наши командиры решили и здесь сделать засаду. На этот раз мы расположились по одну сторону дороги, там, где проселок перпендикулярно пересекает ее. Решили отрубить хвост вражеской колонны, уничтожить-его в коротком бою и прорваться к своим. Для этого метрах в трехстах западнее оставили двух бойцов. Они замаскировались и должны были наблюдать за ходом колонны. Когда хвост ее сравняется с ними, они дадут знать зеленой ракетой, а сами побегут к месту сбора.

Там, где предполагалось дать противнику бой из засады, с противоположной стороны к шоссе вплотную подходил лес, а с нашей стороны простиралась ровная поляна метрах в пятидесяти от дороги до леса. Поляна тянулась метров на сто вдоль шоссе. Мы подготовились к бою и ждали.

Прошло три часа, а на дороге ни души. Тишина стояла такая, будто все кругом вымерло. Солнце уже садилось, и вдруг мы услышали приближающийся шум техники. Пропустили боевое охранение. Проехали танки, мотопехота, несколько машин, везущих пушки, минометные подразделения. Уже стало надоедать смотреть на эту вражескую мощь. Но вот начали появляться штабные машины, летучки, полевые кухни. Мы поняли, что где-то рядом конец колонны. Со стороны нашего поста в небо взвилась ракета. В это время из леса выскочили наши танки. Один из пулемета, другой из орудия стали громить противника. Стрелковые отделения открыли огонь. Мне он показался таким густым, что из-под него едва ли кому удастся уйти живым. Немцы не оказывали сопротивления, а укрывались в лесу, изредка огрызаясь автоматными очередями. Это длилось минут пять. После этого сначала на лес, где укрывались немцы, затем на дорогу, а потом и на нас обрушились мины. Нам была дана команда сосредоточиваться на пункте сбора. Минуя бросками полосу огня, мы добежали к месту, где нас ждали автомашины с работающими моторами. Если, когда мы ехали туда в кузове, было тесновато, то сейчас в машинах было довольно просторно. Подождав три минуты, наша колонна двинулась назад. Через пять километров мы остановились, чтобы дождаться танков. Они появились только через двадцать минут. Танкисты привезли троих раненых. Среди них и лейтенант Егоров. Он тяжело стонал. Санинструктор разорвал гимнастерку, и мы увидели на груди широкую кровоточащую рану. Как рассказали танкисты, Егорова они подобрали при отходе. Он помогал идти раненому бойцу. Но рядом разорвалась мина. Бойца, которого поддерживал Егоров, сразу сразило насмерть, а лейтенанта ранило. По описаниям танкистов, сраженным бойцом был Гривадзе.

К утру разведка была уже в полку. Егорова довезли мертвым. Он скончался в тяжелых муках на руках у санинструктора.

Выгрузившись из машин, мы хотели было расходиться по своим подразделениям, но лейтенант Игнатьев потребовал до особого распоряжения оставаться на месте. Сам он пошел в штаб. После доклада о результатах разведки Игнатьев построил тех, кто вернулся. Нас стало вдвое меньше, чем было, когда только собирались на задание. Игнатьев передал нам от командования полка благодарность за выполнение поставленной задачи. Он сказал, что все мы остаемся в специальном разведподразделении, которое вскоре будет пополнено. Затем мы распрощались с лейтенантом Егоровым и еще одним бойцом, который тоже скончался в дороге, отдав им последние почести. Я несколько раз пытался вырваться в расположение школы, чтобы встретиться со своими товарищами, но обстоятельства складывались так, что все было некогда, а где-то в полдень меня свалил сон, и я вместе с другими разведчиками замертво заснул в кузове машины. Старшине Садыкову стоило большого труда растолкать нас.

— Вставайте, вставайте, надо готовиться в дорогу, — каждого в отдельности тряс он.

Командир разведки, построив нас, еще раз поблагодарил за службу и представил нам старшего лейтенанта Семенкина, который, как сказал Игнатьев, отныне будет командовать разведкой полка вместо него. Лейтенант сообщил, что ему приказано принять роту в первом батальоне. Вместо Егорова командиром взвода назначили младшего лейтенанта Сажина. Он был небольшого роста, рыжий, с лицом, густо усеянным веснушками. Вид его вызвал недоумение у бойцов: как это понять, что командовать разведвзводом поручено ему, такому внешне невзрачному командиру? Это понял Семенкин, которому Сажин был по плечо, и, обратившись к бойцам, сказал:

— Младший лейтенант Сажин участвовал в боях на Халхин-Голе, опытный разведчик, не раз с бойцами пробирался в тыл к японцам, за храбрость и боевые дела награжден орденом Красного Знамени.

Такое пояснение было необходимо. Первоначальное скептическое отношение бойцов к командиру сразу же изменилось. Они с любопытством и уважением стали приглядываться к Сажину.

Бой за станцией

Во второй половине дня 24 июня наш полк покинул оборону и отдельными колоннами направился в северо-восточном направлении. Батальоны шли медленно и осторожно. Причиной этому была не жара, а опасность попасть под обработку штурмовиков и бомбардировщиков противника. Силу их удара полк испытал еще утром, до нашего возвращения из разведки. Шли мы по балкам, оврагам и густым зарослям кустарников, по перелескам, обходя открытые равнины и поля с дозревающими хлебами. Прошло лишь два дня войны, а отступление почти без боев, казалось, тянулось вечность. Но мы не теряли надежду на крутой поворот в войне, не верили, что нас можно победить.

— Упустили наши генералы выгодный момент. Надо было ударить по немцам сразу, тогда, когда они сунулись к нам. На марше их крошить надо было. А сейчас они на хвост нам наступили. Когда еще оторвемся и развернемся для удара? — рассуждал сержант Юсупов, с которым я шел рядом.

— То, что мы дадим жару фашистам, сомнения быть не может. Но когда? — ответил я ему.

Дальше мы шли молча, погруженные в невеселые думы. Вывела нас из этого состояния команда «Ложись!». Ее заглушил свист летящего снаряда. Взвод бросился в разные стороны в тот момент, когда снаряд разорвался впереди колонны. Второй снаряд сделал перелет, а третий разорвался в середине колонны. Снаряды посыпались как горох, поднимая столбы пыли, дыма и огня. Затем огонь был перенесен на лесок, в который уже вошла часть головной колонны.

Когда огненный вал переместился за балку, на дорогу вышел обоз пароконных повозок. И тотчас же огонь противника был перенесен на обоз. Ошалевшие лошади шарахались в стороны, рвали постромки. Даже рослый березняк не мог остановить их. Кое-кому, галопом удалось выскочить из этого ада. Около меня резко остановилась повозка. Раненая лошадь, подгоняемая ошалелым ездовым, сумела пробежать метров двести и рухнула на землю. Ездовой с пышными усами спрыгнул с повозки, подскочил к животному. На глазах у лошади были слезы. Она словно просила помощи у ездового. Он растерялся и тоже плакал, глядя на верного друга.