Эустахий Чекальский - ВОЛШЕБНАЯ СКРИПКА .ПОВЕСТЬ О ГЕНРИКЕ ВЕНЯВСКОМ

• Название: ВОЛШЕБНАЯ СКРИПКА .ПОВЕСТЬ О ГЕНРИКЕ ВЕНЯВСКОМ
• Автор: Эустахий Чекальский
• Издательство: НАРОДНОЕ КООПЕРАТИВНОЕ ИЗДАТЕЛЬСТВО ВАРШАВА
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1963

«Шопен скрипки», «Лист скрипки», «Второй Паганини» — как только не называли молодого Генрика Венявского. Действительно, польский музыкант был одарен изумительным талантом. Его виртуозные возможности, казалось, не имели границ. Вот мнение знаменитого скрипача Иозефа Иоахима: «Венявский всегда был самым страстным и самым смелым виртуозом, какого я когда-либо слышал. Кто не был свидетелем необычайно смелых, акробатических переходов, какие он проделывал на скрипке, когда мы вместе с Эрнстом и Платти выступали со струнным квартетом в лондонском «Обществе Бетховена», тот не может себе представить, на что способна левая рука Венявского».

---

— Ты не хочешь меня понять.

— Поцелуй — это больше, чем понимание. Ты же знаешь, что у меня четверо детей?

— В Европе, далеко, в России?

— Ты хочешь иметь детей?

— Внебрачных? Меня бы прокляла семья!

— Меня тоже, — засмеялся скрипач. — Наша дружба — это больше, чем ребенок. А впрочем, ведь мы музыканты. Разве ты знаешь, где будешь петь следующий раз Аиду или Джильду? Разве ты знаешь, сколько мне еще осталось жить?

— Почему сколько? Ты полон сил.

— У меня больное и слабое сердце.

— Ты скрипач. Было бы хуже, если бы у меня было больное сердце и одышка.

— Не беспокойся, — пошутил Генрик, — я в твоем возрасте тоже был здоров как рыба. Возможно, у тебя еще будет больное сердце…

— Тьфу, тьфу! — воскликнула испуганная итальянка и начала суеверно креститься. — Нельзя так шутить. Скрипач потешался над ее суеверием.

— Ну, хорошо, — спустя некоторое время соглашалась Паола, упорно возвращаясь к своей мечте, — мы никуда не поедем. Останемся в Штатах, — ведь здесь можно столько заработать, — здесь людям лучше всего.

— Ах, если бы ты знала, как работают мои земляки в чикагских бойнях, нью-йоркских доках, в угольных шахтах, на медных рудниках, то конечно говорила бы иначе. Да и твои земляки тоже так работают. Поляки и итальянцы своим потом добывают золото биржевикам и мошенникам всего мира, которых пожалуй, больше всего собралось в Штатах!

— Однако нигде в другой стране артисты так много не получают!

— То, что мне хорошо, совсем не значит, что и другим тоже хорошо. Я хожу в польские трактиры, чтобы не забыть кто я и откуда.

— Рико, ты чудак.

— Что ты называешь чудачеством! Утром репетиции, упражнения, вечером концерты, а по субботам и воскресеньям по два концерта в один вечер. Нормальные нервы не могут выдержать такое напряжения. Пробуждается смертельная ненависть к судьбе. Нет, отсюда надо бежать.

— В Европе то же самое, только за четверть цены.

— Что?… А знаешь, ты права! Оставим это. Однако послушай, я совсем забыл. Может быть хочешь пойти на польский бал?

— Польский бал? Что это такое?

— Сам не знаю, увидим.

ПОЛЬСКИЙ БАЛ

По польским обычаям, владельцы ресторанов для привлечения гостей устраивали балы. Это так выспренно называлось. Иногда отмечали праздник урожая, Ивана Купалы, иногда — просто собирались, чтобы потанцевать. Играл оркестр, можно было выпить, поговорить. Тяжело работающие эмигранты любили позабавиться. Встречали друзей, родственников, беседовали о делах на родине и здесь.

На широкой улице города Чикаго, выходящей прямо в поле, на углу, стоит оштукатуренный, двухэтажный дом. На первом этаже помещается ресторан, на втором — живет хозяин и сдает комнаты для холостяков. Сзади дома сад с хозяйственными постройками, на цепи пес Бурек. На голове у хозяина шапка белых, словно солома волос, брюхо прикрыто зеленым передником, на ногах мягкие туфли. Из-под передника выглядывает цветная рубака, закатанные рукава приоткрывают руки покрытые рыжими волосами. Гости входя приветствуют хозяина по польски — похвалой господу Иисусу, на что получают ответ: «На веки веков…» и оценивающий взгляд хозяина. Стойка совсем такая, как в Чеховце или Веняве. На металлическом подносе стоит полукварта и батарея разных напитков, не исключая родной сивухи. На стене за стойкой над полками — икона Ченстоховской божьей матери с лампадкой. На табличке надпись: «В кредит не отпускаем». Но у хозяина в ящике спрятана бухгалтерская книга и он не всегда строго придерживается этого правила. Салатницы, блюда с селедкой, заливным, ливерной колбасой, стоят ровно, словно войска на параде. Бочка пива с медным насосом, подносы с пивными кружками только и ждут жаждущих гостей.

У боковых стен стоят небольшие столики, покрытые клеенкой. На правой стороне — большая комната с роялем и портретами Косцюшко и Пулаского на стене. Обыкновенно все места — не только под стеной, но и посредине, — заняты. Следующая комната занята разными польскими организациями. Около десятка объявлений разных обществ сообщают когда и где должны состояться собрания. На афишах выделяются фамилии председателей, вицепредседателей и секретарей. Между афишами репродукция «Битвы под Грюнвальдом» или «Под Рацлавицами», испачканная мухами.

Возможно, что сегодня на бал собралась такая масса народа потому, что хозяин предупредил о прибытии на бал земляка Венявского. Кроме того, уже на свою ответственность, добавил, что придет и Паола Лукка. Итальянцы из ревности грозят ножами, но тоже платят. В залах толкотня. В случае надобности здесь можно поместить двести, триста человек.

Хозяин не ошибся. Земляк — скрипач приехал вместе с итальянской черноволосой и пышногрудой певицей.

— Ессо madonna! — аплодировали итальянцы. Оркестр уже начал огненную мазурку. Виртуоз зажмурил глаза. Это же ни дать ни взять, его земляки из Поневоды. Скрипка, контрабас, кларнет и барабан. В зале танцуют вовсю. Трещат полы, дребезжат стекла окон, подскакивает стойка и столики в угловой комнате. Хозяин уже на пороге встретил знаменитого земляка и пригласил:

— Может быть подать холодного пивка? У меня хранится на льду.

Подал стулья, пригласил занять места у столика накрытого скатертью.

— Очень рад вашему прибытию. Чем хата богата…

Однако, едва почетные гости уселись за стол, оркестр перестал играть. Танцующие пары остановились. Музыканты грянули оберек. Это было приветствие. Подошел какой-то председатель в черном сюртуке и произнес приличествующую случаю речь. Земляки кричали браво так горячо, что с потолка посыпалась штукатурка. Венявский поднял кружку пива, вежливо ответил на долгую речь председателя.

— Я пью за ваше здоровье, дорогие земляки. Да здравствует свободная, независимая родина! Да здравствует польский народ!

Хозяин с женой, дочерью и двумя служанками еле успевали подавать гостям пиво, водку, закуски. Однако, едва Венявский уселся за рояль и объявил, что примадонна Паола Лукка споет что-нибудь гостям, угловая комната опустела.

— Итальянцам или полякам, — зашумели обиженные итальянцы.

— Per tutti, — ответил Венявский ударив по клавишам инструмента. Уже и на улице собралась толпа людей. Пришли даже негры, хотя кто-то их отгонял.

У трактира собрались чуть ли не все польские жители этого района города. Через открытые окна далеко слышался голос певицы.

Паола Лукка пела арию Аиды, которую здесь еще никто не слышал. Скрипач аккомпанировал. Ария удалась на славу. Итальянцы от восторга долго не могли успокоиться. Они готовы были подхватить певицу на руки и качать. Паола запела неаполитанскую песенку «Вернись в Сорренто».

Итальянцы прямо сошли с ума. Подняли такой невозможный крик и шум, что появилась даже полиция. Полицейские думали, что возник пожар.

— Бис! Бис! — кричали слушатели в восторге.

— Evviva Italia!

Разгоряченные слушатели толпились у рояля, чтобы быть поближе к певице.

Когда шум и гам несколько утихли, Венявский объявил, что теперь он сыграет сам. Певица должна немного отдохнуть. Позвал контрабасиста и барабанщика.

— Поможете?

— А я не выдержу. Сейчас сыграю, ведь я же из Люблина, — сообщил скрипач.

— Не может быть, что ж ты не говоришь сразу! Венявский схватил скрипку и начал свою мазурку.

Коллега «из Люблина» остановился, пораженный. Контрабасист и барабанщик кое-как поддерживали такт. Кларнетист от удивления широко открыл рот.

— Эй, Вицек, закрой рот, а то ворона влетит! — закричал кто-то из зала.

Виртуозные трели, головокружительные глиссандо создавали впечатление игры какого-нибудь Кубы, Стаха или Гжеся из под Фирлея. У крестьян перехватило дыхание.

— Ого — это по нашему!

— Никто так не сыграет, если не бывал у нас в Люблинском!

Венявский внезапно прервал игру, и прежде чем вспыхнули аплодисменты, крикнул:

— Друзья, пусть тепер оркестр сыграет нам куявяк, так и я потанцую. Может найдется девушка, что согласится попрыгать с дядей, вроде меня.

На приглашение не отозвалась ни одна девушка, они мяли в руках платочки, поправляли косы, но подойти к скрипачу стеснялись. Пришлось самому пригласить пару. Скрипач склонился перед рослой Магдой, не знал, что это уже мать троих детей.

Танцевалось легко. Венявский забыл о своем слабом сердце. Показывая фигуры, командовал словно настоящий заправила в корчме под Казимежем.

— Ребята — колечко, девчата — корзинку, — командовал Венявский.

— Отбиваю, отбиваю — по нашему!

— Крути девушку, крути!

Когда он на минуту присел, чтобы отдохнуть, почувствовал в сердце пронзительную боль. Схватился рукой за грудь. Его бросило в пот. Усилием воли Венявский преодолел слабость. Оркестр начал польку. Этот танец танцевали и итальянцы. Паола подскакивала в объятиях какого то страстного брюнета.