Эустахий Чекальский - ВОЛШЕБНАЯ СКРИПКА .ПОВЕСТЬ О ГЕНРИКЕ ВЕНЯВСКОМ

• Название: ВОЛШЕБНАЯ СКРИПКА .ПОВЕСТЬ О ГЕНРИКЕ ВЕНЯВСКОМ
• Автор: Эустахий Чекальский
• Издательство: НАРОДНОЕ КООПЕРАТИВНОЕ ИЗДАТЕЛЬСТВО ВАРШАВА
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1963

«Шопен скрипки», «Лист скрипки», «Второй Паганини» — как только не называли молодого Генрика Венявского. Действительно, польский музыкант был одарен изумительным талантом. Его виртуозные возможности, казалось, не имели границ. Вот мнение знаменитого скрипача Иозефа Иоахима: «Венявский всегда был самым страстным и самым смелым виртуозом, какого я когда-либо слышал. Кто не был свидетелем необычайно смелых, акробатических переходов, какие он проделывал на скрипке, когда мы вместе с Эрнстом и Платти выступали со струнным квартетом в лондонском «Обществе Бетховена», тот не может себе представить, на что способна левая рука Венявского».

---

Уф! Наконец, осталось всего лишь два дома. Он останавливается на лестнице. Дышать тяжело и больно. Воздух со свистом вырывается из груди. Он нажал звонок своей квартиры. Открыл обрадованный, улыбающийся Гжесь. Венявский мельком взглянул на вешалку. Слава богу, миссис Смит уже ушла.

— Где ты был? — благодушно спрашивает Иза.

— Помогал чайкам ловить рыбу на Неве.

Иза смеется, спрашивает:

— Как же это ты помогал? Без сетей, удочки, лодки?

— На крыльях, на крыльях, быстрых как стрела.

— Ах ты мой крылатый друг. Но почему ты так раскраснелся?

— Это от поцелуев ветра.

— Ой ли, от ветра ли только? — Иди-ка сюда я проверю кто это тебя целовал.

Генрик вместе со стулом придвигается к жене.

— Это какой-то особенный ветер. От тебя пахнет табаком, капустой, и, кажется, огурцом.

— А запах дегтя не чувствуешь?

— Дегтя? Ты, наверное, ехал на пролетке, смазанной дегтем или смолой?

— Вообрази себе я шел пешком, притом шел быстро. Я боялся опоздать.

— Ты по-прежнему не пунктуален. Иди позавтракай. Я приготовила тебе сюрприз.

— Спасибо за память. Ведь старый муж невнимателен и неловок.

— Не возражаю из вежливости и из уважения к мужу, — шутит Иза. — А что бы ты сказал, если бы подали люблинские лазанки с пармезаном?

— Лазанки? — вот это да! И говорить не о чем. Открываю рот и готов полакомиться блюдом, приготовленным ручками жены.

— Не только моими. Фекла тоже принимала з этом участие.

Но сев за стол, Генрик едва прикоснулся к лазанкам. Иза не знала, что он уже плотно поел в чайной.

— У тебя сегодня нет аппетита, уж не болен ли ты?

— Не говори, а то в самом деле заболею. Действительно у меня немного болит горло и грудь.

— Все же ты должен съесть все лазанки!

— Я думаю, ты их приготовила для целого полка.

— Нет, ты и правда болен. Лазанки ты всегда ешь с удовольствием.

— Ах, если бы ты знала, дорогая женушка, какую я сегодня ел говядину… — думает скрипач, но вслух этого не произносит.

— Придется послать Гжеся за доктором. Пусть проверит, что у тебя, почему ты ничего не ешь, а голова горит как в огне. У тебя, наверное, поднялась температура. Знаешь что? После завтрака ложись в кровать.

— Один или со скрипкой?

— Можешь даже с роялем. Ты простудился. Я тебе приготовлю гретого вина с яйцом и сахаром, или…. люблинской горелки на меду.

— Ты думаешь это поможет?

— Конечно. Твоя мать именно таким напитком вылечила меня от лихорадки.

— У меня ничего не болит. Если придет лекарь, то могу выпить с ним коньяку.

— Я пошлю за доктором, ляг в постель. Где ты был, отчего так пахнешь табаком и дегтем?

— А, и дегтем. Вначале ты о дегте ничего не говорила, — улыбается непокорный супруг.

Однако горло болит. Чтобы развлечься, Генрик взял со стола книгу Крашевского.

И только в кровати Венявский почувствовал неприятный озноб. Теперь уж он сам потребовал, чтобы вызвали врача. По-видимому он простудился выйдя из чайной на мороз. Ведь там он себя чувствовал великолепно.

Иза немедленно послала Гжеся за врачом и подала мужу рюмку коньяку. Озноб немного, уменьшился.

— Что же нового оказала тебе миссис Смит?

— Теперь в Европе война.

— Ну, эта новость всем известна.

— Но потом будет большая европейская война, а после нее революция.

— Так, может быть, выпить еще рюмочку коньяку и чаю с лимоном?

— Ты шутишь, — значит, уж не так болен. Все таки получишь и коньяк, и чай. Я хочу тебя спросить, можно ли тебя оставить без присмотра?

— Конечно нет. Муж как каждый новорожденный должен постоянно находится под надзором. В противном случае, что происходит? Стоило тебе выпустить меня на часок из под своих гостеприимных крылышек, и что получилось? — по-геройски скрывая боль в груди, шутит скрипач.

Врач установил простуду, прописал несколько лекарств. Долго и внимательно слушал сердце.

— Такой рослый мужчина, а сердце никудышное. Вы должны быть очень осторожны. Вам необходимо находиться под постоянным медицинским наблюдением.

— А наблюдения жены мало?

— Я не шучу, профессор, — говорит врач; это солидный человек, с длинными волосами и внушительным брюшком.

— Я думаю, доктор, сердце слабое от коньяку, который я пил час тому назад.

— Коньяк вам пить нельзя, — твердо сказал врач.

— А может и жену целовать нельзя?

— Нельзя! Вот именно, нельзя! Никакого волнения!

— Скажите доктор, ведь вся моя жизнь проходит среди треволнений. Скрипач-виртуоз не может не волноваться.

— Значит вам нельзя больше играть, нельзя давать концерты, пока не укрепится сердце. Прошу не употреблять алкоголя, даже вина.

— Я не люблю воды и не пью ее.

— Вы еще сравнительно молоды, а сердце у вас сильно изношено.

— Высплюсь и все как рукой снимет… — скрипач не верит своей болезни.

Гжесь побежал в аптеку за лекарствами. Пациент уснул. Спал он неспокойно, сильно потел. Его мучили кошмары. Ему снилось, что он встретился с братом Юльяном, Кицей. Сначала они ссорились, потом начали играть, вышли пройтись по Парижу, хотя Генрик знал, что Киця никогда в Париже не был. Наконец, он увидел Кицю в арестантском халате… Что случилось с Юльяном? Давно он не писал ему и матери. Надо сейчас написать… Он проснулся, сел в кровати, заметил на ночном столике бутылки с лекарствами, коробки с порошками. Иза требовала, чтобы муж точно выполнял предписания врача и употреблял (все эти микстуры, порошки и пластыри в определенном порядке.

— Ах, оставь, пожалуйста. Пусть эти лекарства стоят на столике и лечат меня без того, чтобы я принимал их… Я не люблю лекарств…

— Странно. Ведь твой отец врач.

— Именно поэтому. Лекарства — это обман, и в настоящий момент они мне не нужны. Я выспался и полежу пока пройдет боль в горле.

— Придет доктор. Ведь нельзя же, чтобы бутылки стояли без употребления.

— Я их спрячу в ящик.

— Доктор обидится и больше не придет.

— Я только об этом и мечтаю, чтобы мне больше врач никогда не понадобился.

— Он должен проверить состояние твоего сердца.

— У меня болит грудь. А в теплой постели боль пройдет уже завтра.

— Ты меня огорчаешь. Ты должен лечиться. У тебя есть обязательства.

— Что-ж, я нарушу свои обязательства. Болезнь ведь, не от меня зависит. Пусть беспокоится импрессарио и дирижер оперы. Я до сих пор никогда их не беспокоил. Играл, несмотря на болезнь.

— Может быть съешь что-нибудь?

— Дай пожалуйста, а что — мне все равно. У меня даже появился аппетит. Ты только не беспокойся. Гжесь принесет из кухни, а я оближу тарелку, вот увидишь… — говорил больной, пытаясь приподняться с постели.

— Тебе подадут в постель. Не вставай.

— Чепуха, озноб уже прошел. Проходит и боль горла, и ломота в костях.

— Я попрошу приехать Бородина, — пусть убедит тебя, что так лечиться нельзя.

— Можешь ему сообщить, мы немножко помузицируем. И удовольствие, и развлечение, пока нельзя выходить из дому.

Будучи профессором Петербургской консерватории, Венявский должен был ходить на лекции, хотя болезнь и освобождала его от работы. Однако он не любил излишней заботливости, проявляемой по отношению к больному.

Иза год от году делалась все более бережливой и хозяйственной женщиной, но и брюзгой. Генрик не мог удержать заботливый поток жениного красноречия. Он объяснял это ее любовью и преданностью.

— Лучше все-таки поехать в консерваторию и хоть на несколько часов окунуться в ее деловую атмосферу. Наверное ассистент Леопольд Ауер разрывается на работе на части. Впрочем, может быть и нет, но есть предлог, чтобы выехать из дому, — с облегчением подумал Генрик.

Солисту его императорского величества во время болезни приносили цветы. Оставляли визитные карточки. У Изы появилась новая забота. Правда, цветы поступали из цветочного магазина и на букетах не было карточек, к ним не прилагались письма. Иза ужасно интересовалась, кто это посылает цветы ее мужу. Она даже вышла в переднюю, чтобы спросить. К сожалению, ответа не получила. Может быть потому, что плохо говорила по-русски, а Гжесь не очень подходил к роли переводчика. Фекла решила дело коротко.

— Рассыльный, сударыня, дурак, и ничего не знает. Его прислали из магазина Забойкина. Вот и принес. По всей вероятности в магазине знают, кто заказывал эти цветы.

— Нет, узнавать не надо, — сказала Иза. Но это наверное от какой то поклонницы. Вот бесстыдница…

Скрипач выздоровел без лекарств, без процедур. Просто организм сам преодолел и боли в груди и опухоль в горле. В ящике ночного столика немыми свидетелями пережитого волнения остались лекарства, порошки и бутылочки.

VI ЕГО ТАЙНА

Боккерини, Керубини, Тартини, Паганини, Виотти, ну хорошо, даже Бах, Глюк, Гайдн, Моцарт и вдобавок Бетховен, совершенно не отвечают моим исполнительским возможностям и не соответствуют желаниям. Ах, если бы в скрипичной литературе появилось что либо новое, трудное! Слушатели петербургских и парижских концертов еще не насытились старыми программами. И все же следует подумать об их обновлении. Мистер Гентцер и Володя Гусев думали иначе.