Ирина Маленко - Совьетика

• Название: Совьетика
• Автор: Ирина Маленко
• Жанр: Современная проза

«Выходящая на страницах Лефт.ру повесть Ирины Маленко «Совьетика» – замечательный пример того, как может в наше время быть продолжена великая реалистическая традиция русской литературы. Это честная, пронзительная книга. В ней есть всё то, по чему мы так стосковались за долгие годы безраздельного засилья в нашей словесности разнообразной постмодернистской дряни. Безжалостная самокритика, искренние боль и стыд гражданина, у которого при его преступном попустительстве лихие проходимцы отняли Родину, способность сопереживать чужому горю как своему – Интернационализм с большой буквы, органическое продолжение «всемирной отзывчивости» русского человека. Настоящий юмор – временами добрый, чаще саркастический, но никогда не надменно-отчужденный, унижающий человека, сверху-вниз, как водится ныне у дорвавшихся до незаслуженной славы гешефтмахеров от литературы. И главное – призыв к борьбе и надежда! Можно смириться с жестокой и несправедливой действительностью, попытаться приспособиться к «новой реальности», можно уйти от неё в «параллельную жизнь», застыть в позе богомола и ждать своего часа, чтобы пробиться в ряды немногих преуспевших и «взять от жизни всё». А можно отказаться существовать по их мерзким правилам, перестать «петь в окрашенном виде», встать на сторону слабых и угнетенных и вступить в долгую, непримиримую борьбу с главным злом нашей эпохи – с капитализмом и империализмом. И обрести цель в жизни, надежду на лучшее будущее для себя и своих детей. Постмодернизм прощается с нами. Да здравствует социалистический реализм!

---

Здесь процветало к нам именно такое отношение, с которым я попробовала было бороться в рядах ШФ: когда за права мигрантов борются не вместе с ними, а вместо них. Это снисходительное отношение к нам – как к детям, которые еще сами до борьбы не доросли, и поэтому это надо делать вместо них – очень меня обижало. Это ощущалось… Ну, как если бы взрослого человека попытались насильно кормить с ложечки. По своей сути это ведь такой же расизм – сродни «миссионерству среди дикарей», которым надо якобы «помогать, просвещая». Вдвойне такое отношение обидно, когда образовательный и интеллектуальный уровень подобных «миссионеров» ниже среднего в твоей собственной стране. Ну, например, у нас вся страна знает и любит книги уроженца здешних мест – Томаса Майн Рида, а здесь и «Всадника без головы» ни в одной библиотеке днем с огнем не сыщешь, и никто о таком писателе даже не слыхивал… И после этого можно воспринимать всерьез попытки таких людей учить тебя как надо жить?!

Но я надеялась пробить эту глухую стену, украшенную в отдельных местах прилепившимися к ней дядями Томами.

Моя тогдашняя работа наводила на меня депрессию. С одной стороны, я уже поняла, что работа здесь – не для души, что это лишь средство для существования. С другой, все мое существо просто не могло смириться с тем, что так будет всю жизнь. Дело было не только в низкой зарплате: если бы мне даже предложили получать зарплату директора банка, но продолжать заниматься тем, чем я занималась – и дали выбор между этим и работой, которая была бы мне по душе, я бы не колеблясь, выбрала второе. Мне необходимо ощущать, что то, что я делаю, по-настоящему нужно людям, приносит им пользу, пусть хотя бы немного, но улучшает их жизнь. Если работая на «горячей линии» компьютерной фирмы, такое себе еще можно было с натяжкой представить, то на моей новой работе это не удалось бы даже писателю-фантасту со стажем. И чем дольше я как автомат отвечала на совершенно пустые по большей части электронные послания – не забывая, само собой, сделать три пробела перед подписью,- тем больше я чувствовала себя продавцом воздуха.

Мы к тому времени обслуживали американских клиентов, собиравших какие-то баллы за покупки, сделанные ими в интернете, которые потом можно было обратить в ваучеры, которые опять-таки можно бы было использовать на получение скидок при новых покупках. В реальной жизни вокруг меня были женщина из Кении, вышедшая замуж за северного ирландца, который вскоре после этого умер, не имеющая возможности привезти к себе двух своих детей от первого брака, которые остались в Кении – несмотря на то, что она работала днем и ночью. Была семья уйгуров, которые с двумя маленькими детьми ушли на нелегальное положение после отказа им в убежище (если бы они были не казахскими, а китайскими уйгурами, можете быть уверены; они бы его здесь получили!). Были работающие за гроши и не каждый день обедающие горячим украинцы, которых увольняли за любую мелочь – даже, например, если у них повышалось давление. И на таком фоне чем дальше, тем больше меня начинали раздражать истеричные послания заморских клиентов с невидимым топанием ногами «за кадром»: «Я такого-то числа купил на таком-то сайте столько-то и столько-то всего, а мне было начислено только *** баллов. Где мои баллы? Где? Где?! Где?!! Начислите их мне… начислите… начислите!!!!»

Да чтоб ты провалился со своими баллами! Бесятся тут с жиру всякие. Get a life. Wake up and smell the coffee . Написать так в ответ, естественно, было нельзя, хотя порою очень хотелось. Но чем дальше, тем больше грызла меня мысль: а чем я вообще здесь занимаюсь? «Кому все это нужно? Все эти цаки, караки?»

Приближалось Рождество, и электронная почта хлынула на нас такой лавиной, что наши серверы несколько раз отказывали, вызывая вынужденный простой. За то время, пока их приводили в порядок, почта продолжала поступать, и потом нам приходилось разгребать эти электронные авгиевы конюшни сверхурочно – а ну-ка, еще раз, кто это там говорит, что «на Западе в рыночной экономике не бывает штурмовщины»?

В такие дни менеджеры – они же хозяева фирмы- тоже не вылезали из офиса. Правда, только для того, чтобы время от времени нам сообщать:

– Ребята, осталось еще 4387 неотвеченных писем. Чья команда первая справится, получит по пицце на человека. Обязательно надо ответить на все сегодня. Постарайтесь сократить паузы. В туалет без разрешения тим-лидера не выходить. Кто хочет подработать сверхурочно – милости прошу. Выплатим вам эти деньги потом вместе с февральской зарплатой.

Из-под наших пальцев только что дым не шел – с такой скоростью мы стучали по клавишам. А мне приходилось еще одновременно управляться и с другой проблемой, в которую умудрилась вляпаться моя мама. Дело в том, что ей незнакомы были тонкости человеческих отношений цивилизованного мира, и она посмела в мое отсутствие – о ужас!- сделать замечание тому подростку, что расколотил еще летом наше окно мячиком для гольфа, чтобы он не играл в него так близко к домам.

Естественно, в советском обществе, в котором обе мы выросли, замечание, сделанное взрослым человеком обычно на детей воздействовало. И совершенно точно так же в «свободном мире» оно только вызывает прямо противоположную реакцию: взрослые здесь для детей не авторитет, и дети свободны терроризировать всю округу как им вздумается. А если, боже упаси, кто-то попытается их пристыдить или – даже страшно подумать!- шлепнуть, то тут же появится целая армия защитников «прав детей» (которые сами, видимо, живут в виллах с бассейнами, окруженными трехметровыми заборами, вдали от всякой подобной «цивилизации»).

С того злополучного дня ни одного вечера не проходило без того, чтобы дом наш не подвергся атаке камнями. Глубоко оскорбленный тем, что кто-то посмел ему делать замечания, подросток этот (его звали Робби, и он был сыном одинокой матери, причем такой, что с ней было тоже лучше не связываться) подговаривал ребятню поменьше колотить к нам в дверь по ночам с криками, залезать через забор, двигая по двору мусорные баки – короче, заниматься всеми излюбленными невинными шалостями североирландских «детей мирного процесса». Спасибо хоть, что не подожгли.

Делалось это обычно когда я работала в вечернюю смену и ничем на таком расстоянии помочь маме не могла. Мама звонила мне на мобильник в совершенной истерике – в тот самый момент, когда я пыталась ответить на какое-нибудь электронное письмо номер 1852 («Дайте мне два билета по безналичному расчету! Дайте мне! Дайте! Мне подождать? Я подожду…»). Она как будто даже и не понимала, что сама разбудила спящих собак – хотя я предупреждала ее не делать здесь ничего, не спросив предварительно у меня совета.

Жизнь в Северной Ирландии настолько отличается от привычной нам и настолько полна различных незримых нам правил и запретов, что «па вправо, па влево – считается побег, гобой открывает огонь без предупреждения». Что могла сделать, чтобы защитить ее, я, находясь за 30 с лишним миль с мышкой от компьютера в руках в качестве единственного оружия? Понятно что – позвонить своим местным друзьям из Шинн Фейн! Тем самым, с которыми она еще совсем недавно сама просила меня не общаться. И я звонила, и они – честь им и хвала – где бы они ни находились, вскакивали в машину (или посылали кого-то, кто мог это сделать) и ехали к нашему дому: прогонять хулиганье…

Пару раз «нападения» случались когда я была дома. Один раз я даже поймала Робби с поличным – когда он попытался пустой бутылкой расколотить наш фонарь над дверью. Буквально у меня под носом! Обращаться за помощью в североирландскую полицию среди моих здешних друзей вообще-то считалось моветоном (почти как на Ямайке: “Junior, you can’t talk to the police!” ), но тут уж я не выдержала и вызвала полицию. Полицай – здоровенный, под два метра протестант- приехал, записал мои показания, подробно меня допросил (очень интересно, какое отношение имеет к случившемуся где я работаю, и есть ли у меня машина?), пообещал разобраться и исчез. Через неделю он позвонил мне и сообщил, что он «поговорил с мальчиком и верит ему, что он этого не делал». Из чего автоматически напрашивался вывод, что я – лгунья…

Надо ли говорить, что мама мальчика была протестанткой? Здесь вообще все построено на этом – «я его знаю» почти всегда автоматически означает «я ему верю», а «я его не знаю» – соответственно нет…

Через некоторое время я встретила этого полицейского на автостанции, когда ждала последний белфастский автобус: я работала в тот день в ночную смену. Был холодный, мокрый и темный зимний вечер, когда он галантно поздоровался со мной, перекладывая тяжелый автомат с одного плеча на другое. И начал рассказывать мне (хотя я его не спрашивала) о своих суровых буднях, жалуясь на маленькую зарплату- с таким видом, будто это от меня зависело ее повысить. Мне было не очень-то уютно в его компании – особенно если учесть круг моего общения и то, как могло здесь быть воспринято, если бы, не дай бог, меня кто в его компании увидел. И я лихорадочно раздумывала, как бы его отшить.