Ирина Маленко - Совьетика

• Название: Совьетика
• Автор: Ирина Маленко
• Жанр: Современная проза

«Выходящая на страницах Лефт.ру повесть Ирины Маленко «Совьетика» – замечательный пример того, как может в наше время быть продолжена великая реалистическая традиция русской литературы. Это честная, пронзительная книга. В ней есть всё то, по чему мы так стосковались за долгие годы безраздельного засилья в нашей словесности разнообразной постмодернистской дряни. Безжалостная самокритика, искренние боль и стыд гражданина, у которого при его преступном попустительстве лихие проходимцы отняли Родину, способность сопереживать чужому горю как своему – Интернационализм с большой буквы, органическое продолжение «всемирной отзывчивости» русского человека. Настоящий юмор – временами добрый, чаще саркастический, но никогда не надменно-отчужденный, унижающий человека, сверху-вниз, как водится ныне у дорвавшихся до незаслуженной славы гешефтмахеров от литературы. И главное – призыв к борьбе и надежда! Можно смириться с жестокой и несправедливой действительностью, попытаться приспособиться к «новой реальности», можно уйти от неё в «параллельную жизнь», застыть в позе богомола и ждать своего часа, чтобы пробиться в ряды немногих преуспевших и «взять от жизни всё». А можно отказаться существовать по их мерзким правилам, перестать «петь в окрашенном виде», встать на сторону слабых и угнетенных и вступить в долгую, непримиримую борьбу с главным злом нашей эпохи – с капитализмом и империализмом. И обрести цель в жизни, надежду на лучшее будущее для себя и своих детей. Постмодернизм прощается с нами. Да здравствует социалистический реализм!

---

…Интересно, изменилось ли бы что-нибудь в истории нашей страны, если бы мы тогда не стали покупать у них всю эту в общем-то совсем не нужную для жизни ерунду – и не создали бы им таким образом «стартового капитала»?…

Торговля вообще была в СССР занятием почти презираемым. Для людей, которые больше ни на что не способны и которых мы лишь терпели как необходимое зло, со всеми их выкрутасами, вроде хамства, обвешивания и обсчитывания. Даже какого-нибудь завбазой считали важной персоной только все те же мещане, которых мы брезгливо называли «вещичниками», да профессиональные парторги и комсорги вроде Лидиного Власа, для которых партия была всего лишь только кормушкой. В продавщицы шли, как правило, неисправимые троечницы. У меня была только одна неплохо учившаяся одноклассница, которая пошла работать в ту сферу – и она почти сразу стала чуть ли не директором рынка.

Все понимали посредническую, вспомогательную функцию торговли по сравнению с ролью производителя – и советское государство совершенно справедливо просто никогда бы не позволило торгашам, как мы их называли, делать такие накрутки на цены, которыми они нас грабят сегодня. Именно поэтому они и решили его уничтожить.

Союз торгашей с партийными функционерами, которым не терпелось прибрать к своим рукам то, что им не принадлежало, и погубил нашу страну. Все мы видели, что этот союз складывается, и что это ни к чему хорошему в перспективе не приведет. Я иногда задавала себе вопрос, а что будет, когда количественные изменения в нашем обществе начнут перерастать в качественные. Но никто и представить себе не мог, что все это произойдет настолько в историческом масштабе быстро. Буквально на наших глазах – и без малейшей серьезной попытки кого-нибудь этому противостоять….

И поэтому мне вовсе не хотелось видеть корейский базар. Я боялась, что он напомнит мне все это. Для меня базар был и остается необходимым злом, которое надо держать под контролем. И с которым надо ухо держать востро.

Чжон Ок попросила нас там не фотографировать. Это было единственное место в Корее, где она нас об этом попросила. К слову говоря, когда я увидела-таки этот базар, я не сразу поняла, почему.

Пхеньянский рынок был полон товарами – и покупающими их людьми, и выглядел намного чище и опрятнее большинства базаров российских. Корейским предприятиям разрешается продавать там продукцию, произведенную сверх плана. Но много и китайских товаров, примерно того же ассортимента, что в России. Открывается этот рынок, кстати, ближе к вечеру – чтобы не отрывать людей от работы. И, по-моему, совершенно правильно! Это у нас людей уже стало не от чего отрывать…..

Потом уже я поняла, что попросили нас не фотографировать не потому, как выглядел базар, а потому, что буржуазные писаки приделают к этим форографиям, если они попадут им в руки, свои собственные, антикорейские комментарии, как они обычно это делают. Если они даже к фотографиям работающих в поле целые сказки сочиняют, то можно представить себе, каким кладом для их сочинительства окажутся фотографии места, связанного с товарно-денежными отношениями!

Я ходила по забитым товарами и покупателями рядам и мысленно считала овец. Не для того, чтобы заснуть, а для того, чтобы эту пытку выдержать и не сказать никому ничего резкого. Включая маму. Но она не обращала на мои душевные страдания внимания и купила себе что она там собиралась.

Зато вечер выдался на славу. Мы вдоволь настучались деревянным молотом по рисовому тесту, наелись маминых пирогов и Ри Ранового синсолло, вдоволь напелись и даже натанцевались. Танцевали, собственно говоря, не мы, а только Хян Чжин и Ген Ок. Они привели маму в совершенный восторг:

– Какие куколки!

На этот раз нам удалось-таки их уговорить, и все трое они заночевали у нас.

Ри Ран остался на кухне и долго не спал. Когда я проснулась посреди ночи и зашла туда , чтобы выпить водички, он все еще сидел там, склонившись над книгой. На носу у него были тонкие очки, делавшие его умное одухотоворенное лицо еще более привлекательным. Книга, наверно, была очень интересная: его тонкие брови то поднимались, то хмурились, а периодически на губах его появлялась улыбка. Он был невыразимо хорош . Я даже зажмурилась: неужели мне действительно выпадет такое счастье – провести вместе с этим человеком остаток моей жизни?

– Что это ты читаешь с таким интересом? – поинтересовалась я.

– Роман. Называется «Всегда облачное небо». Захватывающая вещь. Знаю, что утром надо вставать, а не могу оторваться. Жалко, что у меня он есть только на корейском. Но ничего… Вот подожди, Женя, выучишь корейский и тогда… Сама увидишь, насколько лучше ты станешь нас понимать. Просто удивишься.

– Этого-то я и хочу – научиться лучше понимать вас.

Я немного помялась, не зная, как начать разговор. И, конечно, начала его с того, что сморозила глупость.

– Ты еще не передумал, Ри Ран? Я имею в виду, насчет нас с тобой…

– С какой это стати я буду передумывать? – удивился он. И снял очки.

– Ну, например, с такой, что из меня домашняя хозяйка совершенно катастрофическая…

– Женя, ты разве никогда не слышала о таком предприятии… сейчас вспомню, как это по-русски называется, – Ри Ран на секунду задумался – Вспомнил! Фабрика-кухня!

– Слышала, конечно. Не только слышала – помню. Бабушка там творожники покупала, которые потом только чуть надо было разогреть. И печенку жареную. И пончики. И всякие там полуфабикаты – например, готовое тесто для пирогов.

– Вот именно. А ведь твоя бабушка, наверно, была хорошая хозяйка, а? И у нас тоже есть фабрики-кухни. Они, конечно, не заменяют хозяйку дома совсем, но это существенное подспорье. А вообще домашние дела можно делать по графику. У нас с дочками так и заведено. Так что не думай, пожалуйста, что мы все дружно сядем тебе на шею.

– Ну спасибо!

На любой мой вопрос, на любые мои сомнения у него, казалось, всегда был готов ответ. Ну, Ри Ран…

– Как ты себе это вообще представляешь – нашу жизнь? – спросила я, – Наше будущее.

– Хорошо себе представляю, – отозвался он, – Работать будем оба, заниматься любимым делом. Детей растить в революционном духе. Настоящими людьми. Помогать будем друг другу, друг с другом советоваться. Помогать тем, кто в этом нуждается. У нас будет много хороших друзей. В выходные будем ходить на реку кататься на лодке, зимой – на коньках. В музеи ходить будем, в кино, в оперу. Ездить по стране – когда выдастся возможность. Делиться друг с другом наболевшим. Будем друг другу соратниками. И будем очень счастливы. Может быть даже и еще дети будут у нас, кто знает.

Он еще раз посмотрел на меня и опять взял мою руку в обе свои.

– Знаю, Женя, что ты тоскуешь по СССР. Если бы мог, звезду достал бы для тебя с неба. И хотя я Советский Союз вернуть не могу, хочу, чтобы ты знала: твоя боль – это и моя забота, а твое удовольствие -это и мое счастье. И мы будем вместе закладывать фундамент в здание новых советских союзов – пусть даже они будут называться по-другому. Обещаю тебе. Э, да у тебя глаза совсем закрываются!….Ты очень устала, моя искорка. А я тебе подаю плохой пример своим ночным чтением. Давай-ка спать. Спокойной ночи, моя ласточка…

И он чуть прикоснулся к моему лбу губами и исчез за дверью. А я осталась стоять там в смущении.

Его слова звучали как сказка… нет, сказка – это не то, сказка- это что-то такое, что не может стать былью, а это было в миллион раз лучше! О таком я не могла мечтать даже в мечтательные свои подростковые годы. Вот только… правда ли он меня любит, или же это только соратничество?

Я привыкла к африканцам и к их темпам развития личных отношений, скажем так. Да что африканцы…Возьмите любого среднестатистического мужчину, которому женщина только что ответила согласием на его предложение вступит в брак. Как бы он себя с ней после этого повел? Вот то-то и оно…

А Ри Ран не делал никаких попыток к сближению.

*****

…Осень тем временем постепенно вступала в свои права. Днем еще по-прежнему было жарко и душно, но уже сушились на крышах сельских домов собранные с полей красный перец и кукуруза. А с их стен свисали огромные тыквы-горлянки, так напоминавшие мне о корейских сказках Гарина-Михайловского.

– Можно нам будет на прощание еще раз съездить в Кэсон? Хочу запомнить, какие они, корейские дома…- спросила я Ри Рана с замиранием сердца, когда до моего отъезда оставалось совсем уже немного времени.

– Думаю, без проблем, – заверил меня Ри Ран.

Света в Кэсоне в тот вечер опять не было. В кои-то веки я почти этому обрадовалась.

Весь день мы бродили по женьшеневым плантациям. К вечеру ноги у меня гудели. Я сидела на полу на циновке в своей комнате, когда после долгого экскурсионного дня Ри Ран позвал меня из нашего внутреннего дворика – на ужин.

– Женя, ужинать пора. Женьшень в меду на ужин будет.

– Что-то не хочется, – отозвалась я, не открывая двери, – Не обижайся, но я сегодня не голодная.