Ирина Маленко - Совьетика

• Название: Совьетика
• Автор: Ирина Маленко
• Жанр: Современная проза

«Выходящая на страницах Лефт.ру повесть Ирины Маленко «Совьетика» – замечательный пример того, как может в наше время быть продолжена великая реалистическая традиция русской литературы. Это честная, пронзительная книга. В ней есть всё то, по чему мы так стосковались за долгие годы безраздельного засилья в нашей словесности разнообразной постмодернистской дряни. Безжалостная самокритика, искренние боль и стыд гражданина, у которого при его преступном попустительстве лихие проходимцы отняли Родину, способность сопереживать чужому горю как своему – Интернационализм с большой буквы, органическое продолжение «всемирной отзывчивости» русского человека. Настоящий юмор – временами добрый, чаще саркастический, но никогда не надменно-отчужденный, унижающий человека, сверху-вниз, как водится ныне у дорвавшихся до незаслуженной славы гешефтмахеров от литературы. И главное – призыв к борьбе и надежда! Можно смириться с жестокой и несправедливой действительностью, попытаться приспособиться к «новой реальности», можно уйти от неё в «параллельную жизнь», застыть в позе богомола и ждать своего часа, чтобы пробиться в ряды немногих преуспевших и «взять от жизни всё». А можно отказаться существовать по их мерзким правилам, перестать «петь в окрашенном виде», встать на сторону слабых и угнетенных и вступить в долгую, непримиримую борьбу с главным злом нашей эпохи – с капитализмом и империализмом. И обрести цель в жизни, надежду на лучшее будущее для себя и своих детей. Постмодернизм прощается с нами. Да здравствует социалистический реализм!

---

Отправляясь домой, как я уже говорила, я мечтала, как Сонни узнает, полюбит и оценит то, что было так дорого мне. Как он лучше сможет меня понять после этой поездки. Но Сонни смотрел на все это и, наверно, думал, что я рассказываю ему о прошлом сказки. Потому что очень трудно было представить себе, насколько же все было другим. Все, все, что было мне так дорого, оказалось загажено, разломано или распродано….

Когда мы вернулись домой, я чувствовала себя подавленно. На перекрестке нашей улицы с центральной Сонни неожиданно остановился: услышал английскую речь. Это оказался какой-то американский сектант-проповедник, который приехал обращать в свою веру моих земляков. При нем была с обожанием смотрящая на него переводчица.

– Американец!- шепнул мне Сонни таким тоном, словно перед ним был сам Михаил Архангел. Так их воспитывают у них на острове: голландцев они (справедливо) не любят, а перед американцами на задних лапках стоят!

– Ну и что?- я с негодованием отвернулась. Пока Сонни наслаждался беседой с заморским вешателем на уши лапши, я молчала: сказать ему ничего хорошего я не могла, а сказать плохое не хотела из уважения к Сонни. Но, будучи типичным представителем своей нации, американец не мог потерпеть, что на него не обращают внимания! Тем более после того, как он настолько привык к благоговеющим перед ним переводчицам….

– А Вы чего же молчите? Наверно, Вы очень стеснительная?- обратился он ко мне развязно-покровительственным тоном.

Я почувствовала, как у меня краснеет перед глазами от гнева. Этот говнюк будет еще мне в моем родном городе указывать, должна я молчать или не молчать! «Где дорога на Москву? Я хочу арбуз…. я хочу бритвенные ножики…» – всплыло услужливо в памяти.

– Да нет, -сказала я спокойно, – Чего мне стесняться? Я у себя дома. Я не езжу по другим странам специально чтобы облапошивать людей.

И почувствовала, как теперь уже Сонни наливается гневом. А американец – страхом, смешанным с ненавистью. Им ведь только пальчик покажи – они уже кричат «спасите, террористы!»

– Пойдем домой, Сонни, – сказала я, – А то, мне кажется, мистеру нехорошо стало…

…Через несколько дней мама начала собираться в Москву на соревнования в Крылатском. А еще через неделю Володя Зелинский должен был приехать к нам в город на его Большой приз.

Я была очень предстоящим свиданием смущена. Дело в том, что я еще не сообщала Володе о своем замужестве – вернее, просила маму ему об этом не говорить. Не могла собраться с духом – не знаю, почему. За пару месяцев до свадьбы, когда Сонни уже сделал мне предложение, и я пребывала в смятении духа, я решилась на отчаянный шаг: послала Володе письмо, в котором прямым текстом сказала ему, что он мне нравится (между нами, он был последним идиотом, если к тому времени еще сам этого не понял!) , и что если я ему тоже немного не безразлична (не более того!), пусть он мне пришлет открытку. Не нужно об этом писать, просто обычную открытку- с приветом и «как живешь?»…Я же видела, что мое внимание ему приятно, и что оно помогло ему добиться выдающихся успехов в его спортивной карьере. Разве оно повлияло бы на Володю так, если бы я была неприятна ему? – так говорила я себе.

С замиранием сердца отправила я свое наивное письмо и стала ждать… Но так ничего и не дождалась. Ни строчки, за все эти годы. Что ж, кажется, теперь все было ясно, и замуж я выходила вроде бы со спокойным сердцем. А вот все равно не могла решиться на то, чтобы рассказать ему об этом.

Заметили, что во всех романтических фильмах и книгах герои или героиня всегда одиноки и свободны? Даже Шерлок Холмс. Чтобы не испортить рассказ. Так и мне – хотелось продлить ту красивую сказку в моем воображении, хоть ненадолго… Но затянулась она на целых 5 лет. Конечно, надо было сделать это раньше…

Все это время я следила при помощи маминых писем за Володиными успехами. Я знала, что он стал последним чемпионом СССР. Что благодаря маминому директору Владиславу Андреевичу старый трек ожил, а с Володей завод недавно подписал контракт, став его спонсором. Познакомила Владислава Андреевича с Володей моя мама.

Володя подписал этот контракт в основном из-за своих родителей: они были вынуждены уехать из дудаевской Чечни, где назревала война. Продав квартиру в самом центре Грозного, где они прожили всю жизнь, оставив навсегда могилу дедушки, уже немолодые Володины родители вместе с бабушкой, Алешей и с присоединившейся к ним Володиной сестрой (из Свердловска, где она работала) приехали в наш город, о котором Володя им столько хорошего рассказывал. Ему давно нравилось у нас.

Купить квартиру у нас им было не по карману, хотя папа Володи быстро нашел работу: он был квалифицированным сварщиком (а его сестра смогла устроиться вагоновожатой в трампарк, хотя по специальности она была дипломированным инженером. Ей дали комнату в общежитии.) И вот тут-то и пришел на помощь им их старший сын: подписав с ним спонсорский контракт, завод предоставил его семье 3-комнатную квартиру в заводском доме на центральной улице…И выплачивал хорошую зарплату.

Мама очень привязалась к нему и к Алеше за эти годы, а они – к ней. А еще мама была слегка влюблена в нового Володиного тренера, который тоже когда-то был известным гонщиком. Его прежний тренер- одессит к тому времени уже эмигрировал в Америку, к своим сестрам.

Практически все лето ребята проводили у нее, а она сидела на нашем треке на всех их тренировках после работы, не говоря уже о соревнованиях, и ездила на все более-менее значительные гонки в Крылатское в Москву…

За это время мама успела узнать Володю поближе и уже не говорила мне теперь «Посмотри, какой мальчик, а?» Но это мне казалось естественным – ведь я же теперь была замужем.

Мама рассказывала не только о Володином огромном трудолюбии на тренировках, но и о том, как он, будучи у нее в гостях, целый вечер действовал ей на нервы, переключая весь вечер телевизор с одного канала на другой, без остановки. О том, каким материалистом он стал – в буржуазном, не в философском смысле слова. О том, как мечтал купить себе иномарку (еще одно новое для меня слово!) И о том, как он подружился с каким-то массажистом, который водил его в баню «с девочками»… Последнее я пропустила мимо ушей. Володя оставался в моем представлении рыцарем в седле…

Итак, мама уехала в Крылатское, я наказала ей рассказать Володе все как есть, хотя и с тяжелым сердцем. Но в конце концов, разве не он не ответил на мое письмо когда еще не поздно было что-то изменить?…

В тот день мы с Сонни рано легли спать, потому что оба устали. Я заснула как убитая. Мама должна была вернуться часов в 11, но у меня просто не было сил ее дожидаться.

…Когда я проснулась, мама уже стояла в дверях, в коридоре горел свет, а у нее была рассечена бровь, и на пол ручьем текла кровь…

– Не зажигай свет, – сказала она, – Посмотри в окно: куда он пойдет?

Я, ничего спросонья не соображая, механически встала и босиком подошла к окну, не спрашивая даже, кто он.

За окном никого не было.

– Кто он ? Да что случилось? – я все еще пыталась проснуться.

– А ты не слышала, как я кричала?

– Нет… мы так устали за день…

Сонни и Лиза мирно сопели во сне.

Оказалось, мама так заговорилась с Володей и его тренером, что осталась в Москве до последней электрички. От вокзала до нашего дома было минут 20 ходьбы, не больше. И мама пошла пешком, как мы все всегда обычно ходили. За ней с самого вокзала увязался какой-то тип, но она не придала этому большого значения: решила, что ему просто по пути. Они даже разговорились. Он вел себя совершенно обыденно и спокойно – пока они не дошли до нашего подьезда….

Мама сказала мне шепотом, что он ей там предложил.

– А я ему и говорю: пусть тебе Ельцин с Горбачевым пососут! И как начала орать.. Он звезданул меня лбом с размаху, как уголовник, и убежал. Вот, видишь, бровь разбил…

Такого на моей памяти за все мои почти 23 года в СССР не случалось не только ни с кем из моих родных, но и ни с кем из моих многочисленных знакомых. Никогда!

Значит, «эротика – это искусство», господин Горбачев? «Часть мировой культуры», к которой нам необходимо приобщиться? Чтоб ваших внучек к такому искусствому в какой-нибудь подворотне приобщили!

Мама не хотела идти в милицию:

– Какой от них толк? Ты что, не знаешь, какие они у нас теперь? Скажут, а зачем по улице вечером шла? А что, у нас улицы по ночам уже зарезервированы для бандиов? Хозяева мы в своем городе или нет? Расскажу Сашку, пусть он с ним разберется… Я видела, в какую сторону он пошел. Этот тип сказал, что недалеко здесь живет.

– А к врачу? Твою бровь зашивать надо, нельзя так оставлять, засорится, заражение будет…

– Ничего, я ее перекисью водорода…

И так к врачу и не пошла. К утру глаз ее опух и закрылся. А еще через два дня из брови начал выделяться желтый гной.

– Надави мне, пожалуйста, на бровь, выдави его,- просила мама, морщась от боли. – Сама не могу, слишком больно.