Александр Абрамов - «На суше и на море» - 72. Фантастика

• Название: «На суше и на море» - 72. Фантастика
• Автор: Александр Абрамов
• Издательство: Мысль
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 1972

Фантастика из двенадцатого выпуска художественно-географической книги «На суше и на море».

---

Когда пена улеглась и перестала пузыриться, покрыв погребенные в ней останки нерожденных Землею созданий, Прохоров подошел ко мне. Его глаза горели уже не закипающим бешенством, а благостным торжеством победы.

— Ну как? Кажись, справились. Прочешем еще раз островок — и домой.

Мы уничтожили еще десяток синих и желтых «авосек», притаившихся в мелком ельнике, несколько зеленых шаров, дремавших на отмели, и одну огневку, вероятно как-то уцелевшую в хлопьях губительной пены. Маленький коврик был покрыт большим, двухметровым. Переждав немного, он потом выполз на торфяной откос, отделавшись двумя-тремя выщербленными пеной кусками. Но все учитывающий Прохоров вернулся и добил огневку.

Обратный путь прошли молча и почему-то вдвое скорее, может быть потому, что ничто не настораживало, не тревожило, не отвлекало внимания. Сложили огнетушители во дворе у Прохорова и разошлись по домам, будто ничего особенного и не случилось, так, удачная охота, не больше.

Только Прохоров, прощаясь, предупредил:

— Завтра ученые прибудут. Никому далеко не уходить.

Панкин тяжело вздохнул, но ничего не сказал. И только у Прохорова, согреваясь чаем с медовым настоем, проговорил, опустив глаза:

— А меня, наверное, с работы снимут.

— За что?

— За самовольство. Огнетушители дал.

— Ты же не давал. Мы сами взяли.

— А думаешь, вам сойдет? Соображаешь, что потеряла наука? Уничтожить единственный очаг внеземной жизни. Судом, по-моему, пахнет. И не районным.

Я даже растерялся, не зная, что ответить завхозу. Меня опередил Прохоров. Его черные глаза буравили Панкина со знакомым мне бешенством.

— Ты вот что скажи. Эта твоя неземная жизнь людям враждебна? Враждебна? Признаешь? А за сколько дней, по-твоему, она опериться может?

Панкин, как школьник, считая загибал пальцы.

— С падения контейнера, думаю, дней двенадцать прошло.

— А через пяток они уже вылетывают. И нападают. Сколько людей в больнице? И еще хорошо отделались. Скажешь, огневки, мол, жгли, а не «арбузы». А ты ел этот «арбуз»? Может, он сам съел бы тебя, сойдись с ним один на один. Неземная жизнь! Да кто знает, зачем ее к нам забросили. И с какой быстротой она плод дает. И можно ли ее приручить или огородить, как в зоопарке. И твои ученые на это не ответят. Поглядят на твои картинки и будут гадать. Хошь верь, хошь не верь, так все и выйдет.

Никого из нас, понятно, не судили. Панкина с работы не сняли и даже вынесли ему благодарность за находчивость. Как-никак он дал науке ценнейший материал для изучения спор внеземной жизни. Фотоснимки Панкина, размноженные в миллионах экземпляров, появились в печати и на телеэкранах всех континентов, изучались и обсуждались на симпозиумах и конгрессах. И все же мировая наука так и не смогла дать ответа на вопросы, бесхитростно сформулированные Прохоровым.

Пожалуй, единственно бесспорным документом оказалась выпущенная одновременно в СССР и Англии (не без моего участия) красочно иллюстрированная «История хейлшемского и усть-хотимского метеоритов», из которой я и заимствую все здесь рассказанное, опуская многочисленные, порой смелые, но едва ли достаточно обоснованные научно гипотезы.

Об авторах

Абрамов Александр Иванович. Родился в 1900 году в Москве. Окончил Литературный институт имени В. Я. Брюсова, Институт иностранных языков, член Союза писателей СССР. Печататься начал еще в 20-х годах и как журналист, театральный критик, и как автор повестей и рассказов. С конца 50-х годов им опубликованы повести: «Я ищу Китежград», «Прошу встать», «Когда скорый опаздывает». В жанре научной фантастики выступает вместе со своим сыном С. А. Абрамовым.

Абрамов Сергей Александрович. Родился в 1942 году в Москве. Окончил Московский автодорожный институт. С 1961 года выступает в периодической печати с репортажами, очерками, критическими статьями. Вместе с А. И. Абрамовым является автором сборника научно-фантастических рассказов «Тень императора», фантастических романов «Всадники ниоткуда», «Рай без памяти», «Селеста — 7000».

Сейчас авторы работают над новым фантастическим романом. В нашем сборнике выступают второй раз.

Юрий Моисеев ТИТАНИЯ! ТИТАНИЯ!

Научно-фантастический рассказ

Вселенная не только более необычайна, чем мы представляем, она более необычайна, нежели мы можем себе представить.

Дж. Холдейн

1

— О-ox! — протяжный стон длился, казалось, бесконечно, наконец резко оборвался на высокой ноте и замер в дальнем конце зала.

— Выше болевой порог, Иван! — стремительно повернулся к дежурному испытатель, сидевший у главного пульта.

— Есть, Майкл! — хмуро ответил дежурный, пробежав гибкими пальцами по клавиатуре дублирующего пульта, укрощая вздыбившуюся изумрудную кривую на экране, пока она не пошла медленной ровной волной.

— Теперь следующая серия. — Испытатель проглядывал стопку перфокарт и, морщась, отогнал ладонью дымок сигареты. — Параметры те же, напряжение повышай постепенно. Пошли!

Иван повел тумблер настройки, пристально глядя на экран и проверяя на слух щелчки делений. В тишине зала из динамика раздались звуки, напоминавшие учащенное дыхание. Рубиновый огонек пульсометра замигал в ускоренном ритме. Скачками, увеличивая амплитуду, понеслась синусоида. Вдруг тумблер сразу прошел несколько делений. И долгий вздох динамика кончился вскриком. Иван резко снял напряжение.

— А, черт побери! — яростно дернулся испытатель. После тягостной паузы он устало махнул рукой. — Ладно, на сегодня хватит. Мы явно работаем на Финнегана.

На крайних панелях машины погасли красные огни, словно сомкнулись немигающие зрачки хищной птицы, налитые кровью. Растаяла непроницаемая дымка сплошной стеклянной стены, и прозрачный вечер заглянул в зал, как бы недоумевая: неужели никому не нужны синева высокого неба, захватывающая дух, и ясность великих вод, и пьянящий воздух, и цезарский багрянец заката?

Они постояли у окна, отдыхая. Иван поглядел на расстроенное лицо испытателя, на его вздрагивающие руки и наконец осторожно сказал:

— Майкл, ты слишком остро воспринимаешь. Этак тебя надолго не хватит. Ты сам выбрал экстремальный режим, и досадовать не на кого. Мы обычно предпочитаем постепенно подходить к предельным условиям.

— Все это хорошо, но, скажи на милость, зачем потребовалось конструировать электронно-вычислительную машину, которая реагирует криком боли на отступление от намеченных параметров? Если бы не ее уникальная память, я в жизни бы не связался с нею.

— Историю машины ты знаешь не хуже меня, — спокойно возразил дежурный, вешая в шкаф халат и натягивая пиджак на широкие плечи. — Конструктор хотел, чтобы испытатели ни на секунду не забывали: они вторгаются в самые сокровенные глубины материи, чтобы не забывали о том, что за участие в экспериментах человека множество животных нашей планеты заплатили своей жизнью. Человек не имеет права рассматривать животное только как источник мяса, шкур, костей и информации. — Бледное лицо Ивана порозовело и в голосе послышались металлические ноты.

— Не означает ли это, — холодно взглянул на него Майкл, — что испытателям внушается некий комплекс вины?

— Вряд ли это входило в намерения конструктора.

Спустившись в холл, Майкл направился к выходу, но Иван жестом остановил его и подвел к витрине, где лежало несколько книг в темно-багровых переплетах, а поодаль — фолиант в обложке радостного пурпура.

— Вот наши книги жизни и смерти. Это, — легко коснулся Иван книг в переплетах цвета запекшейся крови, — книга смерти. Здесь животные и птицы планеты — жертвы человеческой цивилизации. А в этой книге жизни, — лицо его словно засветилось, когда он открыл первую страницу пурпурного фолианта, — названы животные, возвращенные к жизни. Конечно, — уточнил он, — не только нашим Генетическим Центром, но и остальными Центрами на материках. Эти новые страницы истории человечества, точнее, человечности — самое драгоценное наше завоевание.

— Может быть, ты знаешь, Иван, — задумчиво сказал Майкл, рассматривая витрину, — в древнем зоопарке Нью-Йорка за клетками со львами и тиграми был павильон, в котором содержалось «самое опасное животное на Земле», как гласила надпись. Когда посетитель опасливо заглядывал за бронированную решетку, то обнаруживал себя: задняя стенка клетки была зеркальной. И все-таки все было бы блестяще, — продолжал Майкл, — если бы не ваш излишне сентиментальный «Феникс», которого вы практически обожествляете. Не удивлюсь, если окажется, что вы ежедневно совершаете перед ним намаз и только после этого приступаете к работе.