Майкл Грубер - Тропик ночи

• Название: Тропик ночи
• Автор: Майкл Грубер
• Издательство: Эксмо, Домино
• Жанр: Ужасы и Мистика
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-699-33687-6

На самом деле Джейн Доу антрополог и эксперт по шаманизму. Но сейчас она никто, просто тень. Разыграв собственное самоубийство, она живет под вымышленным именем в Майами вместе с больной маленькой девочкой, которую подобрала на улице.

В Майами происходит серия ритуальных убийств, из-за которых город находится на грани паники. Расследованием занимается детектив Джимми Паз, которому удается разыскать свидетелей, находившихся на месте преступления. Но они все как один ничего не могут вспомнить. Паз приходит к малоутешительному выводу — на них просто наложили заклятие.

К собственному сожалению, он оказывается прав, ведь события в современном цивилизованном городе все больше напоминают адский коктейль из смеси заклинаний африканских колдунов и магии вуду.

---

Миссис Бэсси зашивала мне рану на голове. Как я потом узнала, в молодости она была медсестрой. Как хорошо, моя девочка, что вы от него избавились, повторяла она, накладывая швы. Да, но я хотела, чтобы он вернулся. Не это чудовище, нет, я хотела, чтобы вернулся мой муж.

Я проснулась поздно, когда кончилось действие снотворного, оделась и спустилась в библиотеку. Все были очень любезны и добры со мной. Дэйв Берн спросил, не хочу ли я отправиться в Эзале-Эко, район Лагоса, где очень сильны традиции геледе и где у него сложились приязненные отношения с Акинкуото, бабаласе, то есть жрецом и постановщиком танцев.

На двенадцать дней я удалилась в подлинную Африку; я не вела тогда записи в дневнике, я вообще ничего не записывала на бумаге, только ходила повсюду с портативной видеокамерой, фиксирующей не только изображение, но и звуки. И говорила с каждым, кто хотел говорить со мной.

Встреча с Олаивой, хранительницей священной гробницы. Она услышала обо мне и велела Акинкуото привести меня к ней.

Она восседала на подушках в сумеречном помещении с низким потолком. Первое, что бросилось мне в глаза, — это ее одежда: большое покрывало, широкими складками ниспадавшее с ее головы, и белое длинное и широкое одеяние, один конец которого был перекинут через плечо на манер римской тоги. Подойдя ближе, я вгляделась в ее лицо. Определить его эпитетом «аристократическое» значило ничего не сказать о нем и о потоках целенаправленной и мощной духовной энергии, которыми оно буквально фонтанировало. Взглянув на такое лицо, испытываешь стеснение в груди, словно от сильного удара. Мне вспомнилась Пуниекка, шаманка ченка, я ощутила страх и невольно поклонилась, как делаешь это в церкви, проходя мимо алтаря. Акинкуото, представляя меня, говорил несколько напряженно, а ведь он был с ней в более коротких отношениях, чем кто-либо из мужчин общины. Он обращался с ней так, словно перед ним была машина, груженная нитроглицерином, но Олаива на него не смотрела — она смотрела на меня. Мы обратились к ней с положенными ритуальными приветствиями, очень длинными, как всегда у йоруба. В процессе обмена любезностями Олаива спросила меня о моих детях, я ответила, что Бог не благословил меня ими, и она нахмурилась. Потом она взмахом руки предложила Акинкуото удалиться, и он удалился с поспешностью, обычно ему не свойственной.

Некоторое время мы просидели молча; портативная видеокамера так и лежала невключенной у меня в руке, словно некий церемониальный предмет вроде метелочки из конского волоса с серебряной рукояткой в руке у Олаивы.

Она первая нарушила долгое молчание, спросив меня, зачем я приехала в их страну. Я начала с обычных антропологических объяснений насчет того, что мы хотим получше узнать жизнь ее народа, что мы слышали о ее мудрости и так далее, но Олаива жестом прекратила мои излияния. Нет, ее интересует истинная причина, сказала она. И добавила, что обычно не принимает белых женщин, они ее беспокоят. Вы не такая, как они. Аше могло бы проникнуть в вас в большом количестве, но вы его не пускаете. Ориша готовы одарить вас, но вы им отказываете. Почему?

Я ответила, что не знаю. Вы знаете, возразила она. В вас сидит алуджонну, злой дух. И это вам известно. Я согласилась, что это так. Олаива пожала плечами. Сейчас нам подадут пальмовое вино и колу, сказала она, дважды хлопнула в ладоши и окликнула кого-то через плечо. Быстро вошли две молодые женщины в белом и поставили перед нами низенький столик, на котором были орехи кола и две чаши с вином. Мы ели и пили. Потом она сказала: ваш муж бьет вас. Я ответила, что это не так, и дотронулась до повязки на голове. Это всего лишь несчастный случай. Да, он бьет вас, сказала она. Почему? Вы не удовлетворяете его в постели? Или ужин не готов, когда он его требует? Или он бьет вас потому, что вы не родили ему сыновей? Про себя я подумала, что все верно, но вслух произнесла другое. У нас разные обычаи. Она посмотрела на меня так, что я вдруг призналась: боюсь, в него тоже вселился злой дух. Не знаю, почему я это сделала, но Олаива ответила: разумеется, потому что вы оба не очистили себя перед вступлением в брак. Вам следовало очиститься вместе, иначе когда-нибудь либо он убьет вас, либо вы убьете его. Но вы сильнее. Я увидела, как она протянула руку и достала из кувшина пестрый камешек. С минуту смотрела на него, потом спрятала где-то в складках своего одеяния. Все это было интересно, сказала она, я запомню. Я ощутила легкую дрожь. Я слышала раньше о запоминающих камнях, но никогда их не видела. В традиционных сообществах ими пользуются как записными книжками или магнитофонной записью. Олаива сможет воспроизвести наш разговор в памяти с той же точностью, с какой он был бы записан на моей портативной видеокамере, если бы я ее включила.

Мы помолчали, а потом я сумела перевести разговор в чисто антропологическое русло. Олаива научила меня нескольким гимнам, а под конец сказала, что хоть я и опасна, однако нрав у меня от природы хороший. Отец мой порой намекал на это, но ни разу не высказался напрямую. Я покинула Олаиву с отуманенной головой, а когда вышла, обнаружила, что наступила ночь.

Три дня спустя у геледе был одун — праздник, во время которого я впервые увидела их танцы. Собственно говоря, это не танцы в прямом смысле слова, а некое первобытное синкретическое искусство, совмещающее оперу, балет, цирк, краткий обзор новостей и курс психотерапии. Танцы продолжались три дня. Я все записала на пленку. Глупец, если бы ты был здесь! Какое великолепие!

Утром третьего дня приехал Берн вместе с Тунджи и рассказал мне, что У. арестован за перевозку наркотиков и находится в Лагосе в тюрьме. Я пошла туда, где восседала на своем почетном возвышении Олаива, и попрощалась с ней, преклонив колени. Он сказала, чтобы я не уезжала, но я уехала. И всю дорогу думала о нем. Сегодня утром в отель ворвались полицейские и устроили обыск. Они сообщили, что ищут наркотики, что У. арестован как крупный американский наркодилер. Быть может, У. сам сказал им, что он такая важная птица. С него станется.

Едва вернувшись в Лагос, я добралась до спутниковой связи и повернула красную рукоятку. Сегодня утром потный, нервический парень из нефтяной компании в сопровождении двух великанов-нигерийцев, вооруженных автоматами, явился в отель с алюминиевым чемоданчиком, содержащим пятьдесят тысяч долларов.

Бросаю свою писанину и отправляюсь к полковнику Мусе.

Глава двадцать первая

Барлоу выложил все, что у них было. Паз подумал, что он молодчина, этот любитель побеседовать со Всевышним на короткую ногу: его не сбило с толку гоготанье целой стаи гусей высокого полета, то бишь высшего полицейского начальства. Комната была битком набита; во главе стола сидел Невил Д. Хортон в окружении своих помощников и мальчиков на побегушках, далее устроились капитан Мендес и прочие капитаны и лейтенанты из тех, кто был в курсе дела.

Барлоу изложил оба дела, подчеркивая их сходство: точное повторение разрезов на всех четырех трупах — матерей и нерожденных младенцев, тип и количество наркотических веществ, обнаруженных при вскрытии тел, тот факт, что преступник проник в оба дома свободно, без взлома, и преступления совершались в полной тишине, жертвы не были связаны и не оказывали сопротивления тому, кто резал их, как мясник режет мясо.

Речь Барлоу делилась на несколько периодов: он делал драматические паузы в нужных местах, задавал сам себе вопросы и тут же отвечал на них («Обнаружены ли нами и другие сходные черты? Да, обнаружены!»). Он говорил свободно, без запинки. Это было похоже на проповедь, только без завершающей морали. Паз был рад, что Барлоу опустил сведения о Тэнзи Фрэнклин: они были сомнительны и никуда не вели. Не пытался Барлоу скрыть и неприятную правду: у следователей нет в руках ни одной нити, нет подозреваемых, нет явных улик, разве что безумная природа самих преступлений, а из вещественных доказательств только скорлупа тропического ореха, используемого при колдовстве, туманное описание человека, которого видели в парке разговаривающим с Диндрой Уоллес, след велосипедной шины и крошечный осколок какого-то предмета, на поверку оказавшегося обсидианом. Дойдя до этого пункта, Барлоу кивнул в сторону Паза.

— Мой напарник, присутствующий здесь детектив Паз, обнаружил кое-что, касающееся фрагмента, обнаруженного на месте убийства в доме Варгаса. Джимми?

Паз встал и вышел вперед. Они договорились с Клетисом, что Джимми, стоя возле напарника, станет отвечать на возможные вопросы по поводу того, что Барлоу в своем сообщении назвал чудовищным преступлением. Паз откашлялся и заговорил, как ему самому показалось, слишком громким голосом.

— Да, я показывал осколок геологу из университета. Он сказал, что это вулканическое стекло, называемое обсидианом. Он исследовал осколок под микроскопом и пришел к заключению, что на нем есть следы выкрашивания оттого, что им сильно надавливали. Мы думаем, что это осколок каменного ножа.