Владимир Бээкман - «На суше и на море» - 84. Фантастика

• Название: «На суше и на море» - 84. Фантастика
• Автор: Владимир Бээкман
• Издательство: Мысль
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 1984

Фантастика из двадцать четвертого выпуска научно-художественного географического сборника «На суше и на море».

---

Пасифая улыбнулась, на миг успокоенная, но вскоре снова подняла голову в тревоге:

— Но почему ты так молчалив? Ты скрываешь что-то? Я делаю все, что ты попросишь: заставляю Миноса доставать для тебя нужный камень и металл, нанимать лучших ремесленников, покупать самых сильных рабов-камнерезов, освобождаю пленников и даже преступников, как этого клеветника — аэда! А ты скрываешь от меня свои мысли и дела! Ну, хочешь, стану твоей женой, если умрет Минос? Он так болен!

— Нет! — вырвалось у Дедала.

— Что-о?

— Я сказал — нет, я не хочу, чтобы умирал Минос — это мудрый правитель. А я — я всегда буду с тобой по первому зову.

— Поняла тебя, Дедал! — Глаза Пасифаи сузились, превратившись в темные сверкающие щелочки. Треугольный подбородок задрожал. — Ты не любишь меня!

— С чего ты взяла? — принялся успокаивать он, отвлекая ее поцелуями, и преуспел в этом.

Но перед уходом он обернулся, и его обжег ненавидящий взгляд.

Дедал медленно ступал по дорожке сада, встревоженный разговором с Пасифаей, когда увидел прогуливающегося Миноса.

Правитель еще издалека улыбался.

— Догадывается или знает о нас с Пасифаей? — кольнула тревога. — Скорее всего догадывается, но не хочет терять хорошего мастера. Наложниц у него предостаточно, а Пасифая к ним не ревнует.

Дедал почтительно поклонился, Минос милостиво кивнул в ответ, растянув в улыбке толстые губы.

— Выискиваю недоделки, — объяснил свое появление в саду в столь ранний час Дедал и, не решившись взглянуть в глаза, уставился на красный, в белых точках угрей нос Миноса.

— Похвально, Мастер. Я вот тоже осматриваю сад, но пока доволен — все превосходно, а статуи твои великолепны!

Правитель поднял голову, разглядывая ближайшую Дедалову работу. Древнее божество луны и воды у гипербореев-данепрян и амазонок, а теперь у критян — великая Дана, с руками, обвитыми змеями, стояла, задумавшись. У нее были вытянутые к вискам большие глаза и горькая усмешка в углах пухлого рта.

— Пришлись ли по вкусу мои дары? — осведомился Минос.

— Благодарю за них. Но лучшим даром была бы для меня поездка на материк. Ненадолго.

— Куда? В Афины ведь тебе нельзя! — притворился непонимающим Минос.

— Нет, не в Афины. В Малую Азию, в Трою, на Делос. Там много данепрянцев, они прекрасно строят из дерева, я хотел бы посмотреть.

— Никто и нигде не может строить лучше Дедала, — отмахнулся Минос. — Я никуда не отпущу тебя.

Это было сказано твердо.

…Дедал застал дома обычную картину. Икар, узнав от Тима, что отца нет, затеял состязание по стрельбе из лука. Пятеро сверстников, выстроившись в ряд, метали стрелы в ствол молоденького кипариса, а гурьба девчонок, рассевшись по скамьям вдоль частокола, рукоплескала каждому меткому выстрелу. «Ну конечно, Икар без публики не может».

— Сын, попрощайся с друзьями. У меня к тебе дело, — сурово проговорил Дедал.

Икар снял бронзовый сверкающий шлем с перьями, вытер пот с лица.

— Но, отец…

— Жду тебя в мастерской, — поднял руку отец в знак того, что не собирается обсуждать свои решения.

Вскоре в мастерскую вошел понурый Икар и замер на пороге, подперев косяк плечом. Светлые длинные — до пояса — волосы, разделенные по критской моде на пряди, оплетенные тонкой тесьмой, закрывали полкорпуса — так худ и мал был Икар.

— Подойди сюда, сын. Видишь крылья? Они помогут нам вырваться на свободу.

— Это крылья? На них можно летать? Ой как интересно! — вскричал Икар. — Если бы полететь над Кноссом, чтобы все видели!

— Нас никто не должен видеть, — оборвал Дедал. — Мы скрытно пойдем в горы и опробуем крылья. Потом оставим их там до полета. Если об этом хоть одна душа узнает, нам несдобровать. Слышишь? Хоть единая душа! Запомни!

— Запомню, — повторил испуганный Икар. — Но разве нам здесь плохо, отец?

Жалость пронзила сердце Дедала. Он привлек сына и, поглаживая по плечам, растроганно сказал:

— Ты вырос в неволе, Икар. Ты плохо помнишь родину и совсем не знаешь, что такое свобода. Но ты узнаешь и тогда поймешь, какое это счастье — быть свободным! А сейчас просто слушайся меня, ладно?

Кто-то поскребся в дверь. Дедал, оставив Икара, рванулся к ней, беспокойно оглянувшись на крылья.

— Кто?

— Господин, плохие вести!

— Тим? Входи.

— Господин, — на побледневшем лице Тима проступили желтые веснушки. — Прибежала Тая, что в прислугах у Миноса. Она слышала, как госпожа Пасифая просила басилея заточить тебя в подземелья лабиринта. Она боится, что ты задумал побег. Правитель сказал: «Хорошо, завтра».

Дедал увидел, как крупными каплями пота сразу покрылось лицо Икара, и еле успел подхватить падающее легкое тело.

— Воды! Дай скорее воды, — крикнул он Тиму.

— Полежи здесь, — сказал он сыну, когда тот очнулся. — А ты, Тим, запрягай мула.

— Но Тая хочет проститься с тобой. Она плачет.

— Нет времени, Тим, да и лишнее это, — качнул головой Дедал.

Через час из усадьбы выехала непомерной ширины тележка, которую лениво тащил коротышка мул. Упрямца подгоняли трое рабов в серых грубых хитонах. Стража, охранявшая дорогу из Кносса в покоренный Фест, а оттуда в гавань Комо, поленилась даже спуститься с вышки, и так ясно, что рабы Мастера едут в горы за глиной или камнем.

Поднявшись высоко в горы, один из рабов скинул грубый хитон и остался в широкой набедренной повязке, на которой висели топор и сосуд.

— Осторожней снимай рогожи, Тим, не повреди крыльев, — сказал Дедал. — Когда тебя спросят, ты ничего не видел, ничего не знаешь. И спасибо тебе за все!

— Слушаю, Мастер, — всхлипнул Тим. — Но… эти крылья! Выдержат ли они?

— Иди, Тим, иди. И не беспокойся, — подтолкнул его легонько к повозке Дедал. — По дороге наложи побольше хворосту на тележку.

Икар все время молчал, он даже забыл попрощаться с Тимом, а когда тот подошел к нему, ткнулся, всхлипнув, носом в плечо: Тим заменял ему в детстве няньку.

Они дождались, когда стих стук колес, и Дедал показал Икару, как надо привязывать ремни, как удобнее устраиваться в кожаном седле под треугольными крыльями и как, дергая за трос, управлять аппаратом за спиной, чтобы лететь на одной высоте.

— А если переменится ветер? — со страхом спросил Икар.

— Не переменится, — успокоил отец. — Я изучал эти ветры все годы, что жил здесь. Они дуют весной только на северо-восток, потому так быстро мореходы достигают Малой Азии под парусами. Но прошу тебя, не выходи из воздушного потока, ни за что не поднимайся выше: крылья не будут держать вне струи. Лети только следом за мной. Ты все понял?

— Все. Я буду лететь за тобой, — повторил сын. Он очень повзрослел за один день. Складка пролегла на переносице, и что-то дедаловское, напряженно ищущее появилось во взоре.

— Ну, сынок, не бойся, — весело сказал отец, подбодряя Икара.

Осторожно волоча крылья — два удлиненных треугольника, на которых была туго натянута материя с наклеенными пестрыми перьями, они прошли к обрыву над морем. Ветер здесь был так силен, что спаянные прочным клеем крылья громко затрещали.

Хрустел песок под ногами, тревожно вскричала какая-то птица, а рокот моря перебивала тихая песня ручейка.

«Заряна! — мелькнула радостная мысль. — Скоро, теперь уже скоро я увижу тебя!»

Сосуды были полны, и Дедал не позволил Икару напиться из ручья:

— Ты можешь сломать крылья.

— Позволь, отец, я обмакну лицо. Мне жарко! — взмолился юноша.

— Ты можешь сломать крылья! Над морем нам станет прохладно.

Странные аппараты за спинами зажужжали, крылья распластались в воздухе и потянули людей за собой. Дедал шагнул со скалы в ревущую пропасть, и крылья, красиво паря, понесли его вперед.

— Оте-ец! Как красиво! Мы летим прямо к солнцу! — воскликнул Икар и тоже ринулся в пропасть.

Аэд стоял в тронном зале дворца, украдкой разглядывая дело рук Дедала — розовые стены, расписанные фантастическими зверями и растениями, черные мраморные колонны, белые пифосы с маслом — светильники, погруженные наполовину в серый пол. Изображения двуострых секир на стенах. На розовом троне — Минос, на приступочке — Пасифая.

— Так ты сочинишь хулу на Дедала? — решив, что аэд не расслышал вопроса, переспросила царица.

— Я уже сказал, — простонал певец. — Я только что сочинил гимн. Его разнесут мореходы во все концы. Как я могу теперь сочинять хулу? Может быть, кто-нибудь другой? — Он умоляюще взглянул в глаза Пасифае и тут же осекся.

— Нет, — жестко усмехнулась Пасифая. — Ведь это именно ты у нас большой мастер сочинять хулу!

Аэд упрямо опустил голову.

— Ты не понимаешь самого главного, юнец, — тебя не просят! Тебе приказывают! Если завтра на празднике Дионисия ты не будешь хулить Дедала, окажешься снова в темнице, и тогда уже навсегда.