Александр Марков - Локальный конфликт

• Название: Локальный конфликт
• Автор: Александр Марков
• Жанр: Боевая фантастика
• Год: 2003
• ISBN: ISBN: 5-9533-0016-6

Если бы дотошный егерь Топорков не заметил проблеска света далеко в горах, жизнь героев этой книги могла сложиться по-другому. Но завязались тугим узлом судьбы капитана Кондратьева, полевого командира Алазаева, журналиста Плошкина и многих других людей, участвующих в войне, которую стыдливо именуют «локальный конфликт»…

---

Кондратьев сунулся к калитке, чуть не прислонившись к ней ухом, точно хотел подслушать и подсмотреть, что за ней творится. Постоял так миг и несильно толкнул калитку подошвой ботинка и — юркнул в сторону, спрятавшись за забором. Металл этот — не броня, автоматная пуля легко прошьет его. Что прячься за ним, что не прячься — все едино. Но несколько мгновений все же выиграть можно.

Калитка отворилась, не издав ни звука. Ее петли так хорошо были смазаны, что совсем онемели. Поняв, что в прятки играть не с кем, Кондратьев осторожно заглянул во двор, скользнул по нему взглядом и, не найдя ничего подозрительного, просочился внутрь, а следом по одному в ворота, прикрывая друг друга, тихо, как бестелесные тени, проскочили остальные егеря.

Все. Они остались одни в небольшом мирке, отрезанным от всего окружающего высоким забором. Но если подойти к нему, постучаться, то на этот звук могут откликнуться такие же, заключенные в соседнем мирке, десантники. Они смогут переговариваться азбукой Морзе, но лучше все же покричать. Хотелось верить, что мир этот необитаем. Но вдруг сейчас калитка захлопнется на щеколду и отовсюду начнут появляться трясущие оружием туземцы. Они нарочно притаились на время, чтобы завлечь в ловушку белых пришельцев.

Сонное местечко. Только снежок потревожен змейкой следов, оставленных здесь, судя по небольшим размерам, женскими сапожками. Справа — сарай. Но слово это не очень подходило для массивного кирпичного сооружения. Некоторые с удовольствием в нем поселились бы. Рядом еще одна пристройка, совсем маленькая, но кирпичей на нее уже не хватило и ее сделали из досок и без окошек — скорее всего, конура для очень большой собаки. Сейчас она спит, видит во сне, как гложет кости с огромными кусками мяса, а изо рта у нее капает слюна. На деревьях кое-где еще остались горстки снега, но они почти все уже облетели, как листья осенью, упали на землю и начали таять, а может, это почки начинают набухать.

Кондратьев подкрался к крыльцу, постоял, прислушиваясь, но только снег чавкал под ногами его солдат. Остальные звуки были неразличимы. Когда он стал подниматься по ступенькам, те заскрипели, предупреждая хозяев о том, что к ним кто-то идет. После такой наглой провокации, когда нервы у всех натянуты почти до точки разрыва, можно уже забрасывать дом гранатами, а потом, когда дым рассеется, успокоятся осколки, приступить к его осмотру.

«Кремень», — с гордостью думали егеря, мельком поглядывая на Кондратьева. У того и от скрипа ни один мускул на лице не дрогнул. Похоже, он вообще не услышал этот звук, отфильтровав его, как не заслуживающий внимания.

На вид ступеньки были такими новыми и крепкими, что закрадывалась мысль: «А не первая ли это их зимовка?»

Кондратьев дотронулся до бронзовой ручки, надавил на краешек рычага вниз, а когда тот поддался и зубчик, который вгрызался в косяк, отпустил его, убравшись в пасть на выдвижной челюсти, потянул ручку на себя. Дверь стала отворяться. Кондратьев отклонился, отступил на шаг. Из дома в лицо пахнуло теплом. Половичка перед входом нет. Ноги вытирать здесь не принято, а может, сразу же обувь сбрасывают, переобуваясь в чистое. В тапки там какие-нибудь. Поди найди их без хозяев.

В прихожей было темновато. Двигаться приходилось почти на ощупь, а поскольку обе руки держались за автомат, то дорогу осторожно искали носками ботинок, заботясь о том, чтобы не угодить, к примеру, в тазик, ведро или какой-нибудь столь же звонкий музыкальный предмет, так необходимый в хозяйстве. Но все они относились к категории безопасных предметов. Гораздо хуже наступить в мышеловку, которая изготовилась защищать доверенный ей кусочек хлеба, сыра или колбасную кожуру. Вдоль стены валялись какие-то тюки, такие же, что выносили из села утром его жители. Может, эти тюки были слишком тяжелые, но проверять, что в них, пока рано. Некрасиво лазить по чужим вещам.

Приходилось поглядывать себе под ноги, а то за что-нибудь зацепишься, равновесие потеряешь, грохнешься прямо на пол, при этом руки выставить вперед, чтобы смягчить удар, конечно, не успеешь, ведь они держатся за автомат и не отпустят его. Он обязательно упрется при падении в грудь и в ребра и, чего доброго, что-нибудь там сломает, да и коленкам достанется — в лучшем случае на синяки хватит, а в худшем… Возле одного из тюков сопровождавшая их поисковая собака остановилась, лизнула его, повернула морду к егерям и заскулила. Ее глаза светились в полумгле, точно на мордочку ей дважды капнули фосфорной краской. Когда она обследовала дом, уши ее трепетали, как трава, с которой играет ветер.

Кондратьев почувствовал тяжелый душный запах немытого человеческого тела. Но это не трупный запах. Если, зайдя в вагон метро, ощущаешь такой же «аромат», то начинаешь искать глазами, где же примостился бомж, чтобы не сесть рядом или неподалеку. Лучше отойти в противоположный конец вагона. Пусть там тесно, но зато воздух чище. Обычно бомж занимает угловое место и спит, прислонившись к стенке. Если в вагоне так много людей, что тебя припечатывает почти к бомжу, то, найдя источник этого тяжелого запаха, отворачиваешься в сторону, стараешься делать вдохи как можно реже, а потом, когда вагон останавливается на следующей станции, выскальзываешь на свободу.

Чем ближе Кондратьев подходил к тюку, который лизнула собака, тем отчетливее становился запах. Обыкновенный тюк. Ничем глаза его не выделили бы среди остальных. Но сознание уже стало дорисовывать детали. О Господи, так это человек. Он сидел на полу в очень неудобной позе. Если не менять положения, то кровь в теле быстро останавливается, тело немеет, и тогда даже попытки разогнуть ноги или руки будут сопровождаться резкими болями, от которых останавливается сердце. Согнутая колесом, спина упиралась в стену, голова уткнулась в колени. Лица не видно. Видна только копна всклокоченных, давным-давно немытых и нечесаных волос, так что и не скажешь теперь, какого они на самом деле цвета, светлые или темные. Рук тоже не видно — они откинуты назад.

Камуфляжная форма поистрепалась, но по ней, даже без споротых нашивок, все же можно было определить, к какому подразделению принадлежал этот человек. Новоосколовский ОМОН, три месяца назад попавший в засаду на Старой дороге. Тринадцать убитых, восемнадцать раненых, пятеро пропавших без вести. Теперь эти цифры можно чуть подправить. Сделав глубокий вздох и задержав дыхание, Кондратьев присел на корточки. Ботинок у омоновца вовсе не было. Голые грязные ступни побелели от холода. И только сейчас Кондратьев увидел, что ноги омоновца густо спеленуты куском колючей проволоки. Руки, скорее всего, тоже. Колючки въелись в кожу, и казалось, что это мутировавший вид водоросли, который может жить на суше, опоясал его, присосался и, как пиявка, пьет кровь. Она срослась с кожей. Кровь на ранах запеклась, но любое движение тревожило эти бурые, похожие на кору старого дерева, наросты, вот они и не заживали.

Кондратьев приподнял голову омоновца. Лицо у него было измученным, уставшим, глаза впали, скулы обтянула кожа. Он спал. Дыхание выбивалось с хрипом. «Судя по обвисшей форме, он весил когда-то килограммов на десять побольше, чем сейчас», — подумал Кондратьев, вставая с корточек, посмотрел на егерей.

— Топорков, Кудимов — осторожно, очень осторожно, вытащите его наружу и дождитесь санитаров, — он говорил тихо, боясь разбудить омоновца. Проволоку не снимайте. Все равно у вас это не получится. Только раны потревожите. В госпитале это сделают получше.

Грязь в раны уже наверное занесли. Хорошо еще, что они не воспалились.

Егеря закинули автоматы на спины, оттащили бывшего пленника от стены, чтобы сподручнее было брать. Топорков обхватил его подмышки, Кудимов — ноги и, немного согнувшись под тяжестью тела, поволокли омоновца короткими шажками. Их лица сияли, точно они нашли клад, но находка их была гораздо ценнее.

Санитаров видно не было. Только грузовик «мусорщиков» маячил на окраине села, готовясь принимать груз. Егеря поплелись в лагерь. Ноша их почему-то сделалась легче, хотя по всему должно быть наоборот. Главное, чтобы их не посчитали за дезертиров, которые ищут любой предлог, чтобы не участвовать в зачистке села.

Где же обитатели дома? Кондратьев стал испытывать острое желание задать им несколько вопросов, чтобы удовлетворить свое, ставшее за последние минуты очень большим, любопытство. Если они не внемлют словам, то можно прибегнуть и к другим методам убеждения. Но Кондратьев боялся, что поговорить с хозяевами не дадут. Этим приятным занятием станет заниматься кто-то другой.

Ох, думал Кондратьев, ему будет трудно сдержать своих людей, попадись им сейчас кто-нибудь из боевиков. Не совладают они со своими чувствами. Пристрелят. Потом придется отмазываться, говорить, что найденные боевики оказывали сопротивление и могли сбежать. «Но как же это — ведь они должны спать», — скажут Кондратьеву. «Должны», — подтвердят химики. Последнюю точку поставят медэксперты.