Ханс-Йоахим Шульце - Документы жизни и деятельности И. С. Баха

• Название: Документы жизни и деятельности И. С. Баха
• Автор: Ханс-Йоахим Шульце
• Издательство: "Музыка"
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1980

Перевод изданного в Лейпциге краткого извлечения из трехтомного академического издания всех имеющих отношение к И.С.Баху рукописных и печатных текстов 1685–1800 годов.

«Эта своеобразная антология документальных текстов, относящихся преимущественно к XVIII столетию, составлена музыковедом, которому принадлежит одна из ведущих ролей в деле подготовки академического издания документов, связанных с жизнью и творчеством И. С. Баха. В композиции и рубрикации настоящего сборника проявился творческий подход Х.-И. Шульце к популяризации первоисточников. Составителю удалось — средствами отбора и расположения материала — нарисовать яркую, рельефную, многоплановую картину. Мозаичность сочетается здесь с композиционной целостностью, компактность — с широтой тематики.»

---

Нам говорят, дескать, господин придворный композитор сочиняет без надлежащей осмотрительности. Он, мол, пишет только для больших виртуозов и не думает о том, что в музыкальном ансамбле никогда не бывает сплошь одних лишь виртуозов. Должен возразить, что сие последнее утверждение никак не согласуется с положением дел в хороших [придворных] капеллах, да и кое в каких так называемых «бандах» [городских] музыкантов. Однако поскольку господин придворный композитор действительно не настолько удачлив, чтобы иметь возможность всегда отдавать свои сочинения в руки одних лишь виртуозов, постольку он по меньшей мере старается либо приучать тех, кто пока еще не виртуоз, к относительно трудным сочинениям и, таким образом, [постепенно] делать из них виртуозов, либо же — когда сие не представляется возможным — как раз проявлять необходимую осмотрительность, действуя при написании своих вещей сообразно тому, на что способны те, кому предстоит их исполнять <…> (с. 193)

Мой оппонент — заодно с небезызвестными музыкальными борзописцами — пытается полностью изгнать «манеры» из средних голосов, допуская некоторое количество оных в главных голосах; вот только он не хочет, чтобы все эти мелкие форшлаги, акценты, рулады и как там они еще называются были выписаны [нотами], будь то в главном либо в побочных голосах. Одним словом, он отвергает [подобные] злоупотребления. Но их не одобряет и господин придворный композитор, так что моему оппоненту никогда не удастся доказать, что тут он [(И. С. Бах)] не знает меры. Если же создается впечатление, что он по этой части допускает несколько больше, чем это обычно принято, то я в своих «Замечаниях» уже привел причины, каковые дают ему на то право и с каковыми мой оппонент согласился, ибо не проронил по сему поводу ни слова. […]

[И. А. Бирнбаум, «В защиту моих непредвзятых замечаний». — Лейпциг, 1739 г.]

300 (II/446)[406]

Такого же рода и упрек[, высказываемый] на 45-й странице: дескать, не так давно при испытании на должность органиста в Лейпциге я даже не сумел подыскать спутник к предложенному мне вождю фуги, не говоря уже о том, чтобы подобающим образом исполнить всю фугу. <…> Но к чему мне пространно опровергать такое обвинение? Господин Бах в Лейпциге сам может показать Бирнбауму обратное, если пожелает — и сумеет — рассудить, опираясь на то, что ему ведомо, и по совести. Сей знаменитый человек был на том испытании[407] одним из судей. Но не надо меня путать с другим героем, не пожелавшим играть [на] предложенную ему г-ном капельмейстером Бахом тему и — вместо того — избравшим ту, какую ему самому было угодно; когда же ему была задана еще одна тема, он и вовсе скрылся из виду.

[И. А. Шайбе (в журнале «Критический музыкант»). — Гамбург, 30.VI. 1739 г.]

Шрётер — Бидерман: злополучная рецензия

301 (II/592)

Когда г-н магистр Бидерман издал свою «Записку о музыкальной жизни», покойный капельмейстер Бах — (с. 194) некоторое время спустя — переслал из Лейпцига один ее экземпляр господину органисту Шрётеру в Нордхаузен и попросил оного ее отрецензировать и опровергнуть, ибо, по его мнению, поблизости не находилось никого, кто был бы к сему [делу] более приспособлен.

Г-н Шрётер незамедлительно изъявил к тому готовность, составил рецензию и переправил оную г-ну Баху в Лейпциг, оставив на его усмотрение [вопрос о том], где ее поместить — в ученых ли газетах или же в каком-нибудь ином еженедельнике. Г-н Бах вслед за тем, 10 дек. 1749 года, написал мне следующее:

«Шрётеровская рецензия написана хорошо и, на мой вкус, вскорости должна появиться в печати. — „Митридат“ господина Маттезона произвел, как мне о том достоверно сообщено письменно, много шуму. Если, как я предполагаю, последуют еще какие-нибудь опровержения, то не сомневаюсь, что поганые уши автора [(Бидермана)] прочистятся и сделаются более пригодными для слушания хорошей музыки».

Некоторое время спустя г-н капельмейстер Бах переслал (мне] несколько печатных экземпляров означенной рецензии, но — в таком виде, что оная стала нисколько не похожа на оригинал господина Шрётера, копию коего прилагаю: многое было либо добавлено, либо изменено. Господин Шрётер, увидевши сию ужасающую мешанину, что, конечно же, его задело, в письме от 2 апреля 1750 года попросил меня сообщить господину Баху, «что насильственное изменение его рецензии очень его задело» и — далее — что его «утешение [лишь] в том, что ни один читатель, знакомый с [его] образом мыслей и манерой письма, не сочтет его составителем подобной мешанины, не говоря уже о неудачном заголовке — „Христианский отзыв о…“ и т. д. Ибо хотя [его] беглый очерк не содержит в себе ничего нехристианского, тем не менее такой эпитет в данном случае никоим образом не уместен».

Все это я слово в слово изложил письменно г-ну капельмейстеру, на что получил от него следующий ответ от 26 мая 1750 года:

«Г-ну Шрётеру прошу передать мои поклоны — впредь до тех пор, пока не буду в состоянии сам [ему] написать, поскольку хочу снять с себя вину за изменение его рецензии, ибо я вовсе в том не виноват, а таковую [вину] (с. 195) следует возлагать исключительно на того, кто занимался напечатанием».

На то последовал ответ г-на Шрётера от 5 июня 1750 года:

«Г-н капельмейстер Бах остается виновным, как бы он — будь то ныне или в будущем — ни извивался. Он может, однако, по-умному положить конец этому делу, если он

1) публично признает, что „христианские соображения“ исходят от него — NB. mut[atis] mut[andis];[408]

2) изобличит господина ректора Бидермана в том, что главное намерение оного — в его сочинении — никоим образом не было направлено на [то, чтобы воздать] хвалу музыке и к ней причастным[,] и что подбавленные им два с половиной цветистых выражения, восхваляющие музыку, представляют собой лишь рваное покрывало, через каковое, однако, ясно различима злонамеренность его по отношению к невинной музыке;

3) и надо заставить неизвестного автора „соображений“, именуемых искренними, назвать себя. Поистине, такое деяние капельмейстера даст [ему — ] г-ну Баху [-] особую честь, нашему господину Маттезону — нежданное и вполне заслуженное удовлетворение, а благородной музыке — дальнейшее процветание. Сие благонамеренное предложение просит — с покорнейшими поклонами — препроводить в Лейпциг

К. Г. Шрётер».

Сообразно долгу своему [я] не мог не сообщить таковое [пожелание] господину капельмейстеру Баху. Поскольку же вскоре последовала его смерть, не имел чести получить от оного ответ.

[Г. Ф. Айникке (из составленных Я. Маттезоном «Семи бесед мудрости с музыкой»). — Франкенхауэен, 8.I. 1751 г.]

Финацци — Марпург: «столь трудная гармония»

302 (II/604)

На то, чтоб восхвалять господина Баха, Вы <(Ф. В. Марпург)> имеете основания, и я был бы глупцом, если бы возымел намерение оспорить достоинства этого великого человека; вот только нужно признать, что удовольствию музыка его не служит, и (с. 196) любитель, в музыке не разбирающийся, никогда не обретет вкус к столь трудной гармонии.

[Ф. Финацци (в журнале «Вольные суждения и вести…»). — Гамбург, 12.V. 1750 г.]

303 (II/620)

[…] Корреспондент [мой] в довершение всего теперь намерен еще и подпортить славу знаменитого и ныне покойного г-на Баха. Он делает вид, что как бы из милости оставляет его среди великих, — да и то не всерьез. Он не признаёт за его музыкой способность доставлять удовольствие слушателям, каковые якобы не в состоянии обрести «вкус к столь трудной гармонии». Однако: допустим, гармонии этого великого человека столь трудны, что не всегда оказывают желаемое воздействие, — тем не менее знатокам музыки они доставляют истинное наслаждение. Не всем ученым дано понять Невтона;[409] но те, кто настолько преуспел в глубокомысленных науках, что в состоянии понять его, как раз находят особое удовольствие и истинную [для себя] пользу в чтении его работ. Короче: Бах был подлинным украшением немцев, и память о нем, делающая произведения его бессмертными, принесет — среди знатоков музыки — нашему отечеству прочную славу; и пусть итальянский кастрат говорит по сему поводу что угодно.

[И. Ф. Агрикола, «Послание господам авторам вольных суждений…». — Берлин, 28.VIII. 1750 г.]

304 (III/642)

Возражения, с коими выступает нойштадтский господин против покойного господина Баха, меня ничуть не шокируют: такие вещи находятся за пределами [разумения] итальянцев. Было бы постыдно пускаться по сему поводу в спор.

Из-под пера его — простейший оборот

Ценней, чем все, на что способен их народ.

Не так легко пробудить [способность получать] удовольствие в ушах, зачерствевших от предрассудков. А когда к сему присовокупляется еще и воинствующее невежество — налицо уже обе причины, полностью исключающие таковое [пробуждение]. Но как в Греции был только один Гомер и как в Риме был только один Вергилий — так и в Германии, видимо, был и остается только один Бах, с коим во всей Европе никто не (с. 197) сравнился в прежние времена — будь то в искусстве композиции или в игре на органе и клавесине — и коего никто не превзойдет в грядущем мире. Столь прославленная гармония и искусность падре Мартини, одухотворенность и изобретательность Марчелло, напевность и [чистота] вкус[а] Джеминьяни и хватка Алессандро [Скарлатти] — все это, вместе взятое, далеко еще не составляет [того, что заключено в искусстве] Баха.