Николай САМОХИН - Толя, Коля, Оля и Володя здесь были

• Название: Толя, Коля, Оля и Володя здесь были
• Автор: Николай САМОХИН
• Издательство: Западно-Сибирское книжное издательство
• Жанр: Юмористическая проза
• Год: 1975

Юмористическая повесть. Западно-Сибирское книжное издательство, 1975 г.

Художник С.В.Калачев

---

Папа поколебался секунду и оставил Пете все три бутылки спирта: пригодятся, мол, для обмена.

Мы, конечно, опоздали. Плашкоут с пассажирами уже ушел к теплоходу, когда мы примчались на пристань.

Паганель, как самый представительный, отправился на переговоры с диспетчером и скоро вернулся назад изумленный до остолбенения.

Его пришлось даже слегка потрясти, чтобы он заговорил.

— Во-первых, — сказал Паганель, нервно хихикая. — Во-первых, плашкоут еще один рейс делать не будет. Как только он отвалит от борта, судно поднимет якорь и уйдет. Во-вторых, никакой другой посудины нам дать не могут. Так что поздравляю. А в-третьих, знаете, что она мне сказала? Ждите, говорит, следующего теплохода. Вы представляете? Следующего! Как будто речь идет о троллейбусе. Нет, это потрясающе! Великолепное морское спокойствие! — и он опять захихикал.

Дядя Коля сказал, что не видит причин для веселья. Вообще, трудно придумать более дурацкую ситуацию. Теплоход качается в трехстах метрах — ботинок, извините, добросить можно. И еще минимум часа полтора будет качаться. А мы до него, оказывается, не можем добраться. Чушь какая-то собачья!

— Нет-нет, это, должно быть, недоразумение, — не поверил папа. — Сейчас занарядят какой-нибудь катер. Заведомо.

— Держи карман, — фыркнул дядя Коля.

Тут из темноты вынырнул протрезвевший сварщик Петя.

— Хватайте вещички, — мигнул он. — Ребята знакомые на сайру идут — подбросят вас. Еле уломал капитана.

Совращенный Петей капитан все еще переживал свою уступчивость.

— Ну зачем я вас беру?! — рыдающим голосом причитал он. — Мне же на лов надо, паразиту… Ну, куда лезешь — молчи, я тебя спрашиваю?! Стой там, прыгай сюда!..

Сияющий, как новогодняя елка, сейнер медленно отходил от пустого причала. Один Петя стоял там, подняв плечи, и глядел нам вслед печальными добрыми глазами. Он вгорячах не успел одеться и теперь ежился в своем легком пиджаке.

Мы, спохватившись вдруг, стали кричать:

— Петя, милый, до свидания!

— Спасибо за все!

— Старик, мы напишем! Обязательно!

— Да ладно, чего там, — махал рукой Петя. — Счастливо!..

Тайфун «Трикси» здорово раскачал море. Длинные пологие волны медленно поднимали сейнер на высоту пятиэтажного дома, а потом он долго опускался вниз, отчего к сердцу всякий раз подступал противный тошнотворный холодок.

Теплоход был теперь совсем рядом. У борта его скрипел и хлюпал плашкоут, удерживаемый с одной стороны швартовами, а с другой — катером-буксировщиком.

Капитан наш опять запричитал. По каким-то суровым морским законам он не мог подойти к теплоходу — то ли не имел права, то ли боялся разбиться.

— Что делать будем, в семь бабушек?! — спрашивал капитан.

Мы не знали, что делать, и помалкивали. Тогда капитан по радии спросил об этом же диспетчера.

— Пересади их на «жучка», — ответила диспетчер. «Жучок» — маленький катеришко — болтался где-то поблизости.

Обрадованный капитан выскочил на палубу и закричал в рупор:

— Эй, на «жучке»!! Подойди к борту — сними пассажиров!

— Не подойду-у-у! — тоскливо донеслось с невидимого «жучка». — Расшибу-у-у-ся!

— Да кого тебе там расшибать, кого расшибать-то! — сердился капитан. — Подходи, чтоб тебе потонуть!.. Мне на лов надо, я план государственный срываю!

«Жучок» в конце концов подошел, о чем мы догадались по шварканью у борта.

— Ну, прыгайте, что ли! — крикнули с него.

Мы боязливо скучились на палубе, не понимая, куда же прыгать — за бортом был сплошной мрак.

— Прыгай, мешочники толстозадые! — рявкнули сзади, и мы посыпались вниз, в темноту, ударяясь о какие-то железяки и ящики.

— Все здесь, никто не промахнулся? — спросил Паганель и на всякий случай сделал перекличку.

Папа сказал, что еще один такой прыжок он, наверное, не перенесет. Нервы не выдержат. Заведомо. Только он это договорил, как раздалась команда:

— Эй, интеллигенция! Приготовьтесь прыгать — швартоваться не будем!

«Жучок» ткнулся носом в деревянный бок плашкоута, матросы дружно гикнули — и мы, не чуя под собой ног, перемахнули с катера на плашкоут.

— Вот это цирк! — охнул дядя Коля, хватаясь за сердце. — Всё?.. Или еще куда прыгать?

Дядя Коля не зря спрашивал: на плашкоуте страшно что творилось. Его поднимало набегавшей волной, несло куда-то вверх, на самом гребне он чуть задерживался и, грохнувшись затем в борт теплохода, проваливался обратно в пучину.

Все отъезжающие были давно на теплоходе, а все приехавшие — на плашкоуте, трап за ненадобностью подняли и теперь выгружали почту в большой веревочной сетке.

— Бойся! — яростно орал на оглушенных пассажиров краснолицый матрос с вытаращенными глазами, сам хватал сразу по два чемодана и отшвыривал их, готовя место для почты. Он один что-то понимал в этой неразберихе, знал, куда бежать и за что держаться.

— Что раскрылатились, как бабы?! — подскочил он к нам. — Давай на корму! Живо!

Ругаясь чудовищными словами, матрос погнал нас короткими перебежками в конец плашкоута, туда, где борт теплохода был заметно ниже.

— Потрясающе! — успел шепнуть Паганель. — Он же пьяный в дребезину.

— Плевать, — ответил дядя Коля. — Трезвый бы здесь не выдержал — свихнулся.

— Кто старшой? — спросил матрос на корме. Мы подтолкнули вперед Паганеля.

— Лезь! — приказал матрос.

— Куда? Куда лезть? — блуждая глазами, спросил Паганель. Борода его тряслась.

— Зашибу! — пригрозил матрос. — На борт лезь, салага! Договаривайся с капитаном!..

— Тогда отойдите все, — сказал Паганель. Плашкоут несло вверх. Паганель выждал момент, когда он на секунду застыл на гребне, подпрыгнул и, жалобно вякнув, упал животом на перила. Взметнулись и пропали его длинные ноги. Следом, едва не догнав их, гамкнули, сомкнувшись, борта.

— Один — ноль! — сказал матрос.

Паганель вернулся очень быстро. Потом уже мы узнали, что ни с каким капитаном он договариваться не стал, а просто обежал рысью вокруг теплохода.

— Давай! — крикнул Паганель. — Все в порядке! Настала очередь дяди Коли.

Бледный дядя Коля осенил себя трубкой, неуклюже, как-то боком кинулся вверх и повис на борту, уцепившись руками.

Паганель и еще какой-то подоспевший человек схватили его за шиворот — тяжело перевалили через борт.

Меня подавали наверх матрос и один его добровольный помощник из пассажиров. Обезумевшего от волнения папу нельзя было подпускать близко.

Первый раз они промахнулись: дядя Коля и Паганель не успели подхватить меня, только всплеснули руками.

Плашкоут пошел вниз. В ширящейся между ним и теплоходом щели бурлила черная вода.

Я зажмурила глаза.

— Держите ее, держите! — стонал где-то за спиной папа. Матрос и пассажир, подчиняясь этому крику, железными руками сдавили мои ребра.

Зато уже во второй раз они не сплоховали. А перепуганные дядя Коля с Паганелем так рванули меня за руки, что я перелетела через перила, даже не коснувшись их ногами.

Теперь внизу оставался один папа. Было заметно, что дядя Коля и Паганель очень боятся за него. Они быстро переглянулись, и дядя Коля прикусил нижнюю губу, а Паганель сделал округлое движение руками возле живота: дескать, с его-то комплекцией, уй-юй-юй!

Но папа взлетел на теплоход словно кот, которого шуганули собаки. Мы даже ничего не успели понять. Что-то темное и большое метнулось над бортом и с криком: «Ловите меня!» — глухо ударилось о палубу.

— Что же вы меня не ловили? — обиделся папа, трогая стремительно набухавшую шишку на лбу.

— Да, — растерянно сказал Паганель. — Что же мы тебя не ловили, а?..

Дядя Коля вдруг дернул меня за рукав и, загребая ногами, пошел куда-то по палубе. Его, как на перекате, сбивало в сторону.

Когда я догнала дядю Колю, он уже стоял, вцепившись в перила, и прерывисто втягивал воздух открытым ртом.

— Ничего, ничего, — сказал он. — Уже ничего, старуха… ты молчи… Хорошо, что это здесь, а не там… Хорошо, что все мы здесь… Ты постой маленько рядом, будто мы беседуем.

Плашкоут отошел от освещенного теплохода и сразу пропал в темноте. Только огонек на мачте катера-буксировщика долго еще нырял среди волн, словно кто-то, прощаясь, все махал и махал нам фонариком…

ПОСЛЕСЛОВИЕ АВТОРА

После того, как повесть была опубликована в журнале, в кругах, близких к научным, распространился слух, что написал ее Паганель, использовав двойное прикрытие. Слух совершенно нелепый, обидный, к тому же у нашего милого доктора своих неприятностей предостаточно — так что мой долг отвести от пего еще и эти подозрения.

Начну последовательно — с признания, что повесть, конечно же, писала не Оля. Наверное, эту часть недоразумения следовало развеять раньше, в самом начале. Тем более, что существует старый, многократно проверенный способ. Обычно автор, сочинив что-нибудь, недостойное пера взрослого человека, придумывает некоего соседа по лестничной площадке, пионера Вовку Помидоркина или Петьку Картошкина (фамилии, как правило, выбираются садово-огородные) и сваливает все на него. Дескать, в одно прекрасное утро заявился к нему этот Вовка-Петька с двумя общими тетрадями под мышкой и попросил: «Дядя Жора, исправьте, пожалуйста, орфографические ошибки в моем сочинении на тему «Как я провел лето». Далее автор сообщает, что сочинение его неожиданно заинтересовало, и он, исправив ошибки, заменив некоторые имена и переделав классного руководителя в домоуправа, решил, с позволения Вовки-Петьки, опубликовать это любопытное произведение. И если, мол, читателю некоторые места покажутся наивными или беспомощными, то пусть читатель учтет, что Вовка-Петька литературного института имени Горького не кончал, и вообще у него нынче переэкзаменовка по русскому языку.