Николай Гацунаев - Звездный скиталец (С иллюстрациями)

• Название: Звездный скиталец (С иллюстрациями)
• Автор: Николай Гацунаев
• Издательство: Издательство литературы и искусства им. Гафура Гуляма
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 1984

Роман Николая Гацунаева «Звездный скиталец» продолжает традиции мастеров современной научной фантастики, ставя проблему необходимости человеческого деяния, ответственности каждого за судьбы других, за счастье грядущих поколений.

Рецензент-доктор филологических наук, член СП СССР А. 3. Вулис.

---

— «Бошат!» Убирайся! — петардой взрывается короткое апокалиптическое, зловещее для Нураддина слово. Нураддин сначала обалдело таращит глаза, потом становится пунцовым от гнева, но тут на сцене возникает ханский служка, оглашает фирман. Нураддин белеег, как полотно, по знаку Джумы нукеры, всхрапывая от усердия, хватают опального бека под руки и волокут на расправу, награждая пинками и затрещинами. Джума садится в кресло, кладет на колени саблю…

— Д-да… — сквозь зубы процедил Симмонс. — Не хотел бы я сейчас быть на твоем месте, бек Нураддин…

Он затянулся и щелчком послал недокуренную сигарету в сторону фонтана. На душе было тревожно и неуютно.

Симмонс тщетно пытался понять, откуда накатывается это гнетущее беспокойство, стремление любой ценой замести следы, уничтожить все, что связывало его с реальностью XXIII века. Странный инцидент в лавке ювелира? Но именно после него-то они с Эльсинорой и совершили бросок сюда, в этот забытый богом и людьми уголок планеты.

Подозрительный тип, увивавшийся возле Эльсиноры на открытии узкоколейки? Но с того дня прошла целая вечность, а тип больше не давал о себе знать.

Головокружительная метаморфоза Джумы? Но парень заплатил за нее такой страшной ценой, что не приведи господь; и теперь, отбросив манеры цивилизованного человека, с чисто феодальной кровожадностью сводит счеты с обидчиками. При чем тут XXIII столетие?

Не то. Все не то. Но что же тогда? Чем мучительнее искал Симмонс ответ, тем больше запутывался, пока, наконец, вопреки здравому смыслу и человеческой логике, ответ не пришел сам собой, неожиданный в своей ошеломляющей простоте: Эльсинора! Она и только она могла быть связующим звеном между Симмонсом и его подлинной реальностью!

Та-ак… Симмонс машинально закурил. Значит, Эльсинора… Он вдруг поймал себя на мысли о том, что догадка, которая, казалось бы, должна была перевернуть в нем все, — нисколько его не тревожит.

Значит, Эльсинора… Ну что ж, подозрения на этот счет возникали у него и прежде. Но он гнал их прочь. С Эльсинорой многое сложно и необъяснимо. Взять хотя бы ее поведение на вчерашнем балу. И этот трюк с «Аидой» в исполнении Венской оперы… Во всем этом предстоит еще разобраться. Но представить себе Эдьсинору в роли соглядатая? Нет, это решительно невозможно! Но тогда кто же она такая — женщина, которую он любит, на которой женат и которой беспредельно верит и полностью доверяет? Мелькнула и тотчас ушла куда-то мысль о том, насколько условны и эфемерны понятия брак, супружество, семейные узы. Кто же она все-таки? Жена? Друг? Ангел-хранитель на жалованьи у сыскной полиции? Неужели человек способен в равной мере сочетать в себе и то, и другое, и третье?

Симмонс встал и, попыхивая сигаретой, решительно направился в свой кабинет. По пути выудил из бара бутылку «Камю» и лимон. Взял блюдечко, серебряный десертный нож и фужер.

В кабинете он плотно притворил за собой дверь, подвинул к креслу низенький журнальный столик, нарезал лимон кружочками и до краев налил фужер коньяком. Выпрямился с фужером в руке, глубоко вздохнул, залпом осушил фужер, выдохнул и, опустившись в кресло, взял ломтик лимона.

Несколько минут он сидел, откинувшись на спинку кресла и закрыв глаза, ожидая, когда наступит пронзительная острота и чеканная ясность мысли, которые приходят к человеку только во сне или в состоянии сильного опьянения.

— Жизнь и смерть, — пробормотал он, не открывая глаз. В кабинет вошла Эльсинора. Он почувствовал это, но никак не отреагировал. — Любовь и ненависть. Огонь и вода… Начало и конец…

— Ты сошел с ума? — поинтересовалась она.

— Не мешай. Кажется, я только теперь начинаю понимать, что к чему.

— Серьезно? И причем тут эти пары антонимов?

— На них зиждется мир.

— На антонимах?

— На контрастах.

— Ты пьян. — Она потянула носом. — И уронил на ковер сигарету. Чувствуешь, пахнет паленым?

— Мало ли что горит в этом мире.

— Что, например? — Она подобрала сигарету, положила в пепельницу.

— Многое, — уклонился он от ответа.

— Приступ мировой скорби? — насмешливо спросила она. — А я-то не пойму, чего это вдруг: коньяк — фужерами.

— Люси, — он продолжал сидеть, касаясь затылком епинкн кресла. — Ты можешь быть со мной до конца откровенной?

— Попытаюсь, — усмехнулась она. — Спрашивай.

— Ты меня любишь?

— Неплохое начало! Ты в этом сомневаешься?

— Иногда.

— И сейчас как раз такое «иногда»?

Он кивнул.

— Я не могу понять, кто ты?

— Это тебе очень нужно?

— Да, — сказал он. — Очень.

— Ну что ж. — Она вздохнула и опустилась в кресло по другую сторону столика. — Выпить, что ли, для храбрости?

Он потянулся было к бутылке, но она улыбнулась и покачала головой.

— Не надо. Я пошутила. Итак, кто я такая? Девка, которую ты подцепил на улице…

— Люси! — протестующе вскинулся Симмонс.

— Помолчи. Говорить теперь буду я. Ты ведь сам хотел откровенного разговора? Ну так слушай. Итак, девка с улицы, законная супруга, добровольная спутница твоих сомнительных одиссей. Верно?

— Допустим.

— Предлагая мне отправиться с тобой, ты не задавал никаких вопросов. Кто я такая — тебя не интересовало. Тебе нужна была живая душа рядом.

— У меня просто не было времени, — возразил Симмонс.

— Нет, — она покачала головой. — Дело не в этом. Ты отчаянно трусил, Эрнст. Нуждался в поддержке. В человеке, который бы понимал тебя. Был твоим единомышленником. В друге, у которого можно поплакаться на плече. Не так?

— Так, — кивнул он. — Все так.

Она удивленно посмотрела ему в глаза и опять покачала головой.

— Я думала, ты ударишься в амбицию.

— Зачем? Ты понимаешь меня лучше, чем я сам.

— Возможно. Со стороны виднее. Скажи, Эрнст, я оправдала эти твои надежды?

— Еще как! — Он был искренен.

— Скажи, Эрнст, — продолжала она. — Я когда-нибудь без особой на то нужды вмешивалась в твои дела? Пыталась изменить что-то? Сделать по-своему?

— Пожалуй, нет.

— «Пожалуй…» — Она невесело усмехнулась. — Я, наверное, должна была вмешаться в то, что ты делаешь.

— Вот как? — удивился он. — Зачем?

— Ты пытался изменять реальности.

— Я и не скрывал этого.

— Да, не скрывал. Но я должна была отговорить тебя.

— Должна?

— Не придирайся к словам. Твоя затея была по меньшей мере бесполезной. Для тебя во всяком случае. Куда проще было сделать другое.

— Что? — спросил он.

— Изменить свою родословную. Тебе не приходило в голову отыскать своих предков, ну, скажем, поколения за два, и сделать так, чтобы твой дед женился не на твоей будущей бабушке, а на ком-то другом? А мать вышла замуж не за Симмонса, а за какого-нибудь Мэдильяни или Джонсона? Словом, сделать себе другую биографию.

— Чепуха!

— Почему!

«Потому что в этой другой биографии я бы не встретил тебя», — мысленно произнес он и сам поразился тому, как тоскливо защемило в груди,

— Так почему же?

— Потому что от брака с Модильяни родился бы Модильяни, а не Симмонс, — ответил он, встал и прошелся по комнате. Она следила за ним взглядом, продолжая сидеть.

— Не смотри на меня так! — не выдержал он. — Чего ты от меня хочешь?

— Пытаюсь понять, нужна я тебе или нет. А если нужна, то зачем ты меня мучаешь?

— Прости. — Он проглотил подступивший к горлу колючий комок и кашлянул. — Я понимаю, это не утешение, но еще больше я мучаю себя самого.

— Думаешь, это может продолжаться бесконечно?

Он молча развел руками.

— Что надо для того, чтобы это кончилось?

— Я не знаю. Наверное, полная откровенность.

— Ты уверен, что я от тебя что-то скрываю?

— Да.

— Ну что ж. В конце концов, это твое право.

— При чем тут право? — вяло удивился он.

— Не могу же я заставить тебя думать иначе!

— Можешь. — Его голос упал до умоляющего шепота. — Сделай это, Люси. Хотя бы ради меня сделай.

— Ты сходишь с ума, Эрнст. — Она поднялась с кресла, подошла к нему, положила руки на плечи. — Нельзя так жить, Эрнст.

— Нельзя, — согласился он и медленно, словно непомерную тяжесть, снял ее руки со своих плеч.

Обида… Возмущение… Гнев… Ярость… Постепенно сходящее на нет раздражение… Симмонс как бы смотрел на себя со стороны, равнодушно фиксируя смену выражений на собственной физиономии и не испытывая при этом никаких эмоций. Потом состояние странной раздвоенности прошло, он опять почувствовал себя одиноко и неуютно и потянулся за бутылкой.

— Налей и мне, пожалуйста, — попросила она. Чтото в ее голосе заставило его насторожиться. Он поднял глаза и замер, пораженный: Эльсинора смеялась.

— Я, кажется, действительно схожу с ума, — пробормотал он и провел ладонью по лицу. — Мерещится черт знает что.