Николай Гацунаев - Западня (Сборник)

• Название: Западня (Сборник)
• Автор: Николай Гацунаев
• Издательство: Издательство: Юлдузча
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 1990

Несомненный интерес вызовут у юного читателя фантастические повести «Не оброни яблоко», «Западня» и другие повести, которые вошли в книгу Н. Гацунаева.

---

Ева вытерла слезы: прерывисто вздохнула и поднялась со скамейки.

— Мне надо идти. — Глаза у нее припухли и покраснели. — Прощайте.

Он бережно провел ладонью по ее волосам, и было в этой ласке что-то отеческое. Ева уткнулась лицом ему в грудь, и плечи ее задрожали от беззвучных рыданий.

— Ну что ты… — Он прикоснулся губами к ее лбу. — Не надо плакать.

— Мне страшно.

— Чего ты испугалась?

— Не знаю. — Голос Евы дрожал и прерывался. — Лучше бы вы не приходили.

Она выпрямилась и вытерла слезы, по-мальчишески, кулаками.

— До вас все было просто и ясно. А теперь… Ну как мне теперь быть с Адамом?

«Адам, — повторил он про себя. — При чем здесь Адам?» И вдруг почувствовал, как холодеет в груди. «Паспорт выдан в 1977 году, — прозвучал в сознании ее голос. — А сейчас сентябрь сорок третьего…»

— Так… — Он достал из кармана носовой платок и промокнул им мгновенно повлажневший лоб. Сознание работало лихорадочными толчками. «Сентябрь сорок третьего… Разговор с Адамом, мой отъезд в армию — все это еще только будет… Бог ты мой, да ведь это сегодня, быть может, через несколько минут она кинет в него яблоко… Теперь, после всего, что узнала?»

Он вдруг обнаружил, что размазывает по лицу пот мокрым, хоть выжимай, платком. Скомкал и сунул его в карман.

Ева стояла, глядя на него широко раскрытыми глазами. За ее спиной в саду затрубил пионерский горн, но ни он, ни она его не услышали.

— Ева, — сказал он умоляюще. — Я тут наговорил всякого… Ты не обращай внимания. Ева… Постарайся забыть…

— Забыть? — Она медленно покачала головой. — Но ведь это правда.

— И да, и нет, — он попытался увильнуть от прямого ответа, но Ева была неумолима.

— Так не бывает.

Жаркая волна жалости всколыхнулась в его груди.

— Понимаешь, для меня это правда. А для тебя — вовсе не обязательно.

— Так не бывает, — повторила она. — Правда для всех одна.

«Ты права, — подумал он, едва сдерживаясь, чтобы не закричать. Но не могу же я сказать тебе всю правду. Неужели ты не понимаешь? Я и так сказал столько лишнего! Мое счастье, что ты ни о чем больше не спрашиваешь…»

— Скажите, — она смотрела на него в упор, и расширенные зрачки ее глаз проникали в самую душу. — Я окончу курсы?

Он поколебался, но кивнул.

— И попаду на фронт?

Он кивнул снова.

— И я буду воевать?

— Да! — крикнул он. — И ради бога ни о чем больше не спрашивай!

Непостижимым женским инстинктом она поняла его состояние и опустила глаза.

— Хорошо…

Она помолчала, а когда заговорила вновь, голос у нее был совсем другой, спокойный и немного печальный.

— Я знаю, сейчас вы уйдете и больше никогда не вернетесь.

Горн вовсю гремел над садом, но они его по-прежнему не слышали.

— Можно, я еще раз взгляну на ваш паспорт? — попросила она, делая ударение на слове «ваш».

Он молча достал из кармана бумажник, раскрыл и вытащил из бокового отделения ярко-красную книжицу.

И когда он протягивал ей паспорт, случилось то, чего он больше всего боялся.

Фотография лежала в одном отделении с паспортом. Видимо, он вынул их вместе, и, когда разжал пальцы, фотография скользнула на землю.

Черно-белая любительская фотография с изображением обелиска, даже не самого обелиска, а мемориальной плиты с коротким столбцом выбитых на ней фамилий. И первой в этом столбце значилось Аллабергенова Ева — медсестра.

Он сам сделал зтот снимок год назад недалеко от Варшавы.

Ева долго смотрела на фотографию, потом вложила в паспорт и протянула владельцу.

— Пойдемте, я вас провожу.

Лицо ее было непроницаемо-бесстрастным, голос тоже.

Они шли, мягко ступая по белесой, нагретой солнцем пыльной дороге, и вслед им неслись резкие, отрывистые звуки горна, и он знал, кто это трубит, потому что до самого последнего дня лучшим горнистом детдома был он сам, Мишка Вербьяный.

По необъяснимому совпадению о том же самом подумала и Ева.

— Узнаете? — Она качнула головой в сторону сада. Он молча кивнул. Так же молча они дошли до поворота. Он отыскал глазами знакомую, поросшую бояном тропинку и остановился.

— Дальше я пойду один.

Горн умолк, и стало слышно, как сварливо перекликаются такаллики на озере. Он взглянул на нее сбоку и вдруг почувствовал непреодолимое желание взять в ладони ее смуглое, бесконечно знакомое и родное лицо, и сам удивился тому, как он успел изучить и запомнить его за то короткое время, что они были вместе.

— Ева, — он старался говорить как можно спокойнее, — теперь, когда ты все знаешь… Ну, в общем, ты должна уйти с курсов.

Она медленно покачала головой.

— Я знала, что вы это скажете. Нет, курсы я не брошу.

— Из-за Адама?

— Н-не знаю. Наверное, нет.

«Из-за меня?» — вопрос рвался с языка, но он отогнал его прочь.

— Прощай, Ева.

— Прощайте.

Он сошел с дороги и, сделав несколько шагов но тропинке, оглянулся. Она стояла на том же месте, глядя ему вслед, одинокая и печальная под огромным осенним небом.

И он вернулся. Взял ее за руки и, наклонившись к самому лицу, попросил:

— Кинь в меня яблоком, Ева. Через год. Когда я приду прощаться. Ладно?

Она улыбнулась и еле заметно кивнула.

Таксист оторопел: он мог поклясться, что еще несколько секунд назад на обочине никого не было. Пассажир возник словно из воздуха.

— Надо же, — пробормотал шофер. — Смотрел и не видел.

Он высунулся из кабины и замахал рукой.

— Эге-эй! Сюда идите! — Спохватился, включил мотор и, поравнявшись с пассажиром, распахнул дверцу. — Садитесь, поехали. Я вас уже минут пятнадцать разыскиваю. И в сад сбегал, и по кладбищу на всякий случай прошелся. Куда, думаю, человек мог подеваться? Полчаса не прошло, как расстались. Шляпу-то вы в машине забыли, вот я и… Вам что, плохо? Лица на вас нет.

Пассажир достал из кармана скомканный мокрый платок, провел по лицу.

— Ничего, уже прошло. Поехали.

— В город? — для порядка поинтересовался шофер.

— В аэропорт.

— Вот тебе и раз! — Шофер даже присвистнул. — Вы же в город собирались.

— Передумал.

— Бывает. — Шофер глянул в зеркальце заднего обзора, пропустил КРАЗ с прицепом и лихо развернул машину.

— Да вы не расстраивайтесь. С кем не бывает. Я вот на той неделе…

— Помолчи немного, — попросил пассажир.

— Ясно. — Шофер сочувственно покосился на попутчика.

Тот полулежал, откинувшись на спинку сиденья и закрыв глаза. «Припекло, видать, мужика», — подумал таксист. Хотел было предложить валидол, но раздумал: пассажир попался со странностями, обидится чего доброго.

А Михаил Иванович Вербьяный мучительно пытался вспомнить, кого напоминает ему лицо девушки с библейским именем Ева, с которой он расстался тридцать лет назад и которую только что поцеловал на прощание, а когда вспомнил, сердце у него заколотилось так, что валидол пришелся бы как нельзя более кстати: Ева Аллабергенова была, как родная сестра, похожа на его жену, Евдокию Богданову.

ЗАПАДНЯ

Мы ходим в театры, влюбляемся, спорим, на город ночами глядим из окна…

А где-то вдали задыхается море,

Аральское море уходит от нас.

— Командир. Остров по курсу.

— Ну и что?

— Вчера его не было.

— А позавчера?

— Я серьезно, командир. И на карте нет.

— Нет, так будет. По курсу идем?

— По курсу. Не нравится он мне.

— Курс?

— Остров.

— А тебе кокосовые пальмы подавай, обезьян, попугаев. Дикарей с тамтамами.

— При чем тут дикари? Мне сам остров не нравится. Вчера дна не было видно, а сегодня — на тебе островок.

— Мелеет море.

— Так-то оно так… Смотрите, смотрите

Вертолет тряхнуло. Островок — одинокое желтое пятнышко на ультрамариновом фоне моря — стремительно разрастался, на глазах меняя очертания.

— Дракон! — ахнул штурман. Вертолет снова тряхнуло, и он начал терять высоту. Дракон далеко внизу запрокинул голову, оскалился. Из пасти полыхнуло оранжевым пламенем. Вертолет накренился и носом вперед ринулся вниз, словно намереваясь протаранить сказочное чудовище. Дракон тянулся навстречу, мелко подрагивая перепончатыми недоразвитыми крылышками, изрыгая языки пламени и трубно ревя…

Наваждение кончилось так же внезапно, как началось. Вертолет выровнялся и летел теперь низко над морем, едва не касаясь воды.

— Что это было? — спросил командир, когда удалось набрать высоту и лечь на прежний курс. — Что это могло быть?

— Шут его знает! — штурман передернул плечами и вытер пот носовым платком. — До сих пор мурашки по коже!

Командир провел по лицу тыльной стороной кисти. Покачал головой.