Андрей Сердюк - Золотая Пуля, или Последнее Путешествие Пелевина

• Название: Золотая Пуля, или Последнее Путешествие Пелевина
• Автор: Андрей Сердюк
• Жанр: Фэнтези

Повесть, которую найдёшь ты, мой читатель, под этой невзрачной обложкой — быть может сбивчивый и не совсем умелый, зато на удивление правдивый рассказ о том, что произошло на самом деле, хотя, в действительности, возможно, и не случилось, в те самые-самые, ныне легендарные, времена, когда Последняя Битва За Сознание Масс была уже так близка и неотвратима, что грядущий её пепел холодил своим чёрным шелестом всякое умное сердце, а угасающие надежды людей, считающих себя вменяемыми, были связаны с семёркой отважных бойцов под водительством героя, имя которому Пелевин.

Всем тем, кто, как и я, так ничего и не понял, посвящается.

Все совпадения имён вымышленных героев с именами реальными персонажей до такой степени преднамеренны, что не могут ни быть случайными.

Автор не считает себя обязанным нести ответственность за выбор читателя, поскольку такой выбор реален лишь до момента его осуществления.

Использование при наборе текста всех известных букв русского алфавита произведено концептуально.

---

Сорокин, мощно толкнув колёса кресла, обогнул угол стола и, умело маневрируя, покатил через кабинет, дальше — через гостиную, в коридор и оттуда — на кухню. Заинтригованный Виктор еле за ним поспевал.

По прибытии на конечную Сорокин изобразил барабанный бой, и с трудом дотянувшись, торжественно, как дрессировщик пасть циркового льва, открыл дверку морозильной камеры. И сообщил обалдевшему Пелевину с какой-то совсем уже абсурдной гордостью:

— Вот они, обе тут. Смотри! Видишь, — не потерял.

Ну, конечно же, Виктор посмотрел. К таким делам взгляд, как гвоздь к магниту. Посмотрел. И тут же побледнел. Ага, — взбледнул. Ещё бы! — из холодильника, как из ячейки морга, торчали, посиневшими пятками вперёд, две отрезанные человечьи ноги. Не совсем свежего вида. Только бирки с номером на большом пальце правой и не хватало, пожалуй, для полной схожести с моргом.

Виктор протолкнул застрявший в горле чертополох и выдавил из себя только одно-единственное слово:

— Зачем?

— Ну, как зачем, — пожал плечами Сорокин, и с деловитой хозяйственностью заметил: — Ну, мало ли. Пригодятся… Ноябрьские скоро, потом Новый год, — можно же холодец… Все дела…

Виктора перекорёжило. Сорокин заметил это и, будучи сам по жизни невероятно доверчивым человеком, обрадовался, — наконец-то удалось ему хоть кого-то хоть однажды разыграть. И он засмеялся жизнерадостно, хлопая ладонями по ляжкам. А когда отсмеялся, открыл свои истинные планы, которые, впрочем, оказались не менее одиозными:

— Шучу я! Шучу, а ты, наивный, и поверил… Купился! Не буду я их есть. Что я больной что ли? Зачем есть-то, когда ими можно с умом распорядиться… Я, вообще-то… Только, Витюша, пока никому. Ладно? Между нами. Собираюсь я их, Витёк, в ближайшее время на аукцион выставить. Честно-честно. Без гона. Представляешь себе такой невъебенный лот, — ноги Великого Писателя Земли Русской Владимира Сорокина. Нет, представляешь? Пятьдесят тысяч — раз! Пятьдесят тысяч — два-а-а! Пять-де-сят-ты… Пятьдесят пять тысяч!!! Нет, ты представляешь?! Это же мировая сенсация! Это фурор! Может быть, конечно, деньги я за них и небольшие выручу, но тиражи-то как попрут после такого паблисити. Чуешь? Я вот только пока не решил, — на Сотбис отправлять или на Кристи…

— А ты одну ногу на Кристи, другую — на Сотбис, — немного придя в себя, посоветовал Виктор. — Больший охват аудитории выйдет… Одна нога здесь, другая там.

— Точно! Я как-то сам не допёр. Точно-точно, — одна нога здесь, другая там… Одна… А-а-а-ай-яяяй! Ну ты и шутник! Одна нога здесь, другая там! — Сорокин, переварив шутку, засмеялся, а отсмеявшись, погрозил пальчиком и покачал козлиной своей бородкой, типа осуждающе. — Всё же Немслепоглухер прав был, когда писал, что у тебя все шутки какие-то детские, — какие-то уж больно кавээновские.

— Какие есть, — развёл руками Виктор.

— Слушай, а за какой такой фигнёй ты, если не секрет, на этот раз отправляешься? — полюбопытствовал Сорокин, захлопнув холодильник, и тем самым, как бы закрыв предыдущую тему.

— Ну, Володь, какие могут быть от тебя секреты. Жан говорит, что за Золотой Пулей.

— Для Чёрной Жабы?

— А для кого же ещё.

— Именины сердца! А что это такое будет — Золотая Пуля?

Виктор, если бы даже и знал ответ на этот вопрос, не успел бы ответить, — в прихожей случился невероятный тарарам.

— Лапы не забудь ему протереть! — зычно, будто посреди леса стоял, и каким-то не совсем своим — нарочито грозным — голосом сразу скомандовал Сорокин, а затем ещё и под нос себе ворчливо проронил: — Опять, небось, грязи с улицы понаприпёрли…

— Кто там? — спросил Виктор. — Семья?

— Нет, — замотал седой гривой Сорокин, — Ирка с девоньками у друзей… В Испании. Отправил от греха. Сам понимаешь, — такие времена… А это, — он махнул в сторону прихожей, — это родственники подкузьмили. Прислали троюродную племянницу. Типа за мной приглядывать… А-а-а! Седьмая вода на киселе. Троюродному забору двоюродная плетень… Не знаю, честно говоря, как теперь от неё избавиться.

Сорокин сморщился так, словно зуб у него заныл. Или даже два. Виктор, увидев эту отчаянную гримасу, сочувственно поинтересовался:

— Что, сильно девчонка мешает?

— Ещё как! Хрен сосредоточишься, — с утра до ночи песни свои орёт дурным голосом. Мне тишина для работы нужна, а тут… Ещё и этот её конь. Конечно, мешает.

— Кто мешает? — с вопросом на пороге кухни нарисовалась светловолосая девочка-подросток, — впрочем, можно сказать, что уже вполне взрослая девушка. Просто русые волосы, как известно, они всех молодят. Даже совсем молодых.

Так что, да, — девушка.

И, надо заметить, современная девушка: узкая маска чёрных защитных очков; кофточка, не прикрывающая пирсинга в пупке; короткая, очень короткая кожаная юбка; тяжёлые боты на рифлёном ходу; неформально длинный белый плащ, который вовсю контрастировал с её плотным уличным загаром.

На лицо девушка была, пожалуй, даже мила, а фигурой стройна необычайна. Единственное, что её портило, так это некоторая подростковая резкость в движениях. Но это, как известно, проходит. Во всяком случае, Тургенев, знаток всех этих дел, писал, что проходит.

— Мешалка мешает, — тем временем буркнул Сорокин девушке в ответ.

— А-а-а, — протянула она, — а я думала…

— А ты, поменьше думай, — раздражённо, и как показалось Виктору, излишне грубо, посоветовал Сорокин племяннице.

В этот момент между её ногой и косяком двери на кухню ртутью протиснулся молодой доберман. Первым делом псина рванулась, пробуксовывая лапами по кафельному полу, к своей миске. И стала жадно лакать воду. Напившись, радостно подскочила к Сорокину, но получила тычок в нос. Тогда, нет, так нет, — развернулся и метнулся к Пелевину. И виляя бывшим хвостом, подставила свой породистый череп под его правую руку, — чеши здесь, добрый незнакомец! Виктор почесал.

— Дюк, отстань от человека! — рявкнул Сорокин.

— Да ладно, — был не против приласкать животину Виктор. Он любил собак. Он не любил помидоры.

— Дядь Володь, а пожрать что-нибудь есть? — спросила девчонка и, не дождавшись ответа, направилась к холодильнику.

Виктора при виде того, как она его открывает, передёрнуло.

— Подожди ты, — попытался остановить её Сорокин, — Видишь, гость у нас. Познакомься. Это Виктор Пелевин. Виктор Олегович. Знаменитый писатель.

— Знаю, в школе когда-то проходили, факультативно, — не оборачиваясь, пробурчала девчонка, открыла холодильник и вытащила из его чрева полпалки сервелата.

Пёс тут же отвалил от Виктора и пошёл вприсядку у ног хозяйки.

— А это вот чудо, Витя, зовут Йоо, — представил Сорокин племянницу.

— Очень приятно, — кивнул воспитанный Виктор.

Самой Йоо было по барабану приятно там Виктору или нет, — она уже делила найденную пайку с не менее голодным, чем она сама, псом.

— Никакой культуры, — посетовал Сорокин.

— Кто бы говорил, — огрызнулась Йоо.

— Интересное у тебя имя, — сказал Виктор, ещё не определившись, как на неё реагировать.

— Имя, как имя, — пробурчала Йоо.

— Это её отец-сумасброд так обозвал, — пояснил Сорокин.

— А кто у нас папа? — чисто из вежливости поинтересовался Виктор.

— Папа у нас по нефти, — доложил Сорокин. — Чапа Уркин. «Йошкар-Ола-ойл», — слышал?

— Ну, что-то такое вроде, — неуверенно протянул Виктор.

— Вот всё из-за нефти-то и случилось… Когда все эти заморочки с «Юкосом» начались, когда Ходорковского прессовать начали, тогда Чапа ей имя новое и организовал, — Сорокин кивнул в сторону племянницы, яростно разрывающей колбасу крепкими молодыми зубами, — Раньше её, вообще-то, Наташкой звали.

— А причём здесь «Юкос»? — искренне не понял Виктор.

— Как это причём! Как это… Когда «Юкос» равноудаляли, всем же страшно было, особливо тем, кто в аналогичном секторе, — у кого, так сказать, руки по локоть в нефти. Вот ейный папаша тогда с перепуга и учудил… такой вот… упреждающий ход…

— Конём?

— Ага, — кобылой степной… Если уж сам Ходорковский попросил Высокий Суд Да Дело считать его Ходхоббитским, то что уж об остальных говорить. А Чапа… Он же хитрый азият — Чапа-то наш. Чтобы подобных наездов избежать, стал срочно позиционировать свой бизнес как самый что ни на есть прозрачный. Как честный-пречестный… Для начала пропиарился, конечно, всячески. Далее по известной программе. Все задницы государственные обцеловал, обозначив лояльность. Погонам: кого можно — припугнул, кому должно — откатил, с кем возможно — перетёр. Потом о своих социальных начинаниях объявил. Громко-громко так. С экрана, в прайм-тайм, — как положено. Ну там, — даёшь Фонд содействия фонду поддержки фонда помощи детям-сиротам! Сам понимаешь… Ну а для закрепления в общественном сознании своей пушистости, Чапа одного музыкального продюсера напряг. К Наташке, к будущей нашей Йоо, его приставил. Разю Громова. Не слыхал? Да что ты! Парень — просто волшебник. «Честная Йоо», — помнишь такой хит?