Роберт Уилсон - Моя жизнь после смерти

• Название: Моя жизнь после смерти
• Автор: Роберт Уилсон
• Издательство: Янус, Экслибрис
• Жанр: Современная проза
• Год: 2002
• ISBN: 5-7101-0071-4

Автор расскажет о своей жизни после смерти, а также о реалистических и сюрреалистических парадоксах широкоугольного объектива.

Автор повествует и о тайном обществе, которое, возможно, создано сверхчеловеческим разумом, о представителях интеллектуальной элиты Европы, регулярно получающих инструкции от якобы внеземной заочной школы UMMO, и о последней сенсации, связанной с печально знаменитыми баварскими иллюминатами. Эта книга полна тайн, она буквально тонет в загадках и неопределённости!

---

"Идентификационность" провоцирует догматизм и усиливает предубеждение до такой степени, что сожжение книг и откровенный фашизм становятся неизбежностью. Вспомните ещё раз, что ни одно из «убийств», недавно совершённых в медицинских центрах планирования семьи. Не стало результатом мнения: "В рамках моей системы ценностей я не вижу разницы между эмбрионом и ребёнком". Убийства стали результатом утверждений: "Эмбрион — это ребёнок", а "Аборт — это убийство". Точно так же успех, который пришёл к Эльмиру. Стал результатом утверждений: "Это — Матисс", а "Это — Модильяни".

И вот так, описав "полный круг", мы снова возвращаемся к квазирелигиозному канону и его критикам, а также снова сталкиваемся с вопросом: "Шекспир — величайший поэт из всех поэтов?". На этот вопрос проф. Блум по-прежнему отвечает громовым «ДА», а проф. Тэйлор и его когорта из мультикультурной феминистической постмодернистской академии кричит категорическое «НЕТ». В я-прим мы даже не можем задать такой вопрос. Однако мы можем спросить: "Какое место, по вашему мнению, занимает Шекспир в литературном мире?".

Лично я бы ответил на этот вопрос так: "В моём нынешнем смешанном состоянии литературного знания и литературного невежества я считаю Шекспира величайшим писателем из всех, которых я когда-либо читал". Я люблю "усиливать" я-прим, чётко заявляя обо ограниченности моего суждения в рамках высказываемого мнения (подобно тому, как учёный рассказывая о полученных измерениях, непременно указывает на измерительный инструмент).

Откровенно говоря, я не настолько хорошо знаю итальянский язык, чтобы компетентно сравнивать Данте с Шекспиром, и не настолько хорошо знаю греческий. Чтобы содержательно говорить о разнице между Джентлом Уиллом и Гомером. Я решительно не владею фарси, арабским. Китайским, бенгали, суданским и пр. Языками, и поэтому имею лишь самое смутное представление о таланте Руми, Ли По, Шики, Самба Ганы и многих других писателях Востока (чьё творчество, тем не менее, совершенно потрясло меня в переводе).

Наверное, проф. Блум решит, что моё сознание отравлено мультикультуралистами, раз я высказываю моё личное мнение как «сугубо» личное мнение. Проф. Тэйлор решит, что моё сознание отравлено традицией, раз я до сих пор считаю Шекспира лучше Алисы Уокер.

Ну что же, по крайней мере, оба согласятся, что моё сознание отравлено, а я считаю большой победой, когда два таких догматичных джентльмена соглашаются хотя бы в чём-нибудь.

Все «идентификационные» высказывания, выражающие суждения, становятся более аккуратным (описывают инструмент. С помощью которого даётся та или иная оценка), когда они перефразируются. И вместо "это является" в высказываниях фигурируют словосочетания "мне кажется". Например: "Мне ближе Бетховен, чем панк-рок"; "Абстрактный экспрессионизм кажется мне полным фуфлом"; "По-моему, после кубизма самым интересным изобретением в живописи был абстрактный экспрессионизм". Во всех этих предложениях высказывается "истина" — в смысле истины с точки зрения опыта или истины с точки зрения восприятия, хотя эти истины высказываются разными людьми.

В более широком смысле, за рамками эстетического и академического антагонизма, я-прим сразу отвечает на многие дзенские коаны вроде "Назови имя того, кто сделал траву зелёной!"

(Если вы не знаете, даю намёк: Моисею открылось это имя из пылающего куста…)

Задумайтесь, к примеру, сколько времени тратят впустую психологи, обсуждая такие вопросы, как: "Пациент поступает так из-за Эдипова комплекса или же он всё ещё следует раннему кондиционированию?" В я-прим этот вопрос формулируется иначе: "Какая модель — Фрейда или Павлова — позволяет понять поведение данного пациента лучше? Или они обе хорошо работают?" Можно по-прежнему вести яростные и продолжительные дебаты, но они останутся сугубо научными, если вообще не соскользнут в пропасть средневековой теологии или демонологии.

В физике можно вспомнить потраченные впустую время и энергию, когда блистательные теоретики дискутировали вопрос: "Чем является электрон: волной или частицей?" В я-прим этот вопрос формулировался бы так: "Волновая модель рассказывает нам об электроне больше, столько же или меньше, чем корпускулярная модель?" Когда начинаешь мыслить в таком направлении, вовсе не требует гениальности Бора, чтобы найти ответ на этот вопрос, который в наше время звучит так: "Как правильно, столько же, иногда, в конкретных случаях, больше или меньше". Поскольку Бор находился под влиянием прагматизма Джеймса и экзистенциализма Кьеркьегора, а оба эти философа, безусловно, повлияли на создание я-прим, когда Бор понял, что физика может практически моделировать электрон как волну и как частицу в зависимости от обстоятельств, он проникся духом, если не буквой, я-прим…

В экономике фраза "марксистская модель прибавочной стоимости кажется мне лучше модели монетаризма" констатирует некий факт (о состоянии нервной системы автора фразы, если я должен разъяснять очевидные вещи). Фраза "теория Маркса истинна, а теория монетаризма ложна" констатирует мнение, которое подаётся в виде факта. Первая фраза (с "мне кажется) стимулирует интеллигентное обсуждение; последняя фраза фактически провоцирует социальный конфликт.

Сенсация! Неожиданное известие из Вены… Немедленная реакция ПК в Америке!

17 декабря 1994 года — в двести двадцать четвёртую годовщину со дня рождения Бетховена, — агентство "Ассошиэйтед Пресс" сообщило, что клок волос, вырванный из головы Бетховена его сводной сестрой Джоанной ван Бетховен и ныне хранимый в семье Гуттенбреннеров, вскоре разрешит расовые сомнения по поводу происхождения композитора. Фрагмент волос, переданный учёным, подвергнется ДНК-экспертизе, которая позволит определить, действителльно ли в жилах Бетховена текла «негритянская», или «африканская» кровь, как многие подозревают.

Это научное исследование, возможно, даже убережёт Людвига от той пропасти, на отправку в которую его обрекли Политически Корректные. Если появится свидетельство частично африканского происхождения Бетховена, то вечно спорный Бетховен навсегда перестанет соответствовать негативному стереотипу УБЕСов (Умерших Белых Европейских Самцов) и станет вписываться в стереотип УАЕСов (Умерших Афро-Европейских Самцов), или даже УЧЕСов (Умерших Чернокожих Европейских Самцов). Есть вероятность, что тогда нам разрешат вновь наслаждаться его музыкой.

"Если Бетховен даже отчасти чёрный", я снова смогу слушать его Девятую симфонию, — сказала проф. Мэри Ла Пута с музыкального факультета университета Беркли, — я по-настоящему соскучилась по его музыке, которую не слышала с тех пор, как три года назад она была забракована".

Другие эксперты выражают сомнения. "Если «чёрные» гены не обнаружатся, — сказала проф. Лекарш из университета в Санта-Крусе, — то Бетховен — конченый человек. Его акции будут продолжать падать, и ему не поможет даже фильм Гари Олдмана".

В антропологии дебаты по поводу того, состоит ли человечество из трёх рас или из пяти, в начале нашего столетия «убили» массу времени и энергии специалистов, а евгенисты до сих пор продолжают попусту тратить время на решение вопроса о превосходстве одной расы над всеми остальными. В я-прим можно лишь спросить: "Какие эвристические преимущества можно найти в однорасовой модели Бакминстера Фуллера? Какого рода доказательства указывают на статистическое превосходство одной расы над другими и в каких областях? Есть ли у нас уже какие-нибудь тесты, которые подходят к этим вопросам без разного рода культурных предубеждений?"

Задумайтесь, сколько потрачено времени, энергии, эмоций, адреналина и сколько разразилось скандалов в повседневной жизни из-за утверждений вроде: "Это была самая большая глупость, которую я видел". "Ты — лжец!". "Чёрт побери, Том Микс был намного лучше, чем Джин Отри! "Ты и всё твоё проклятое семейство — идиоты!" Задумайтесь, сколько страданий и сколько счетов от психотерапевтов принесли внутренние утверждения (мысли), высказанные в такой форме: "Я действительно безнадёжна", "Я — дурак, и это ясно каждому", "Я снова в депрессии. И вряд ли на этот раз мне удастся из неё выйти", "Да знает ли она, кто я такой, чёрт побери; да понимает ли она, что я — тряпка?"

Я всегда и везде отстаиваю необходимость введения слова «некневсе», которое означает некоторые, но не все, потому что "всеобщность" создаёт столько же проблем, сколько "идентификационность". На уровне человеческих отношений групповые предубеждения постоянно укрепляются привычным использованием слова «все» наряду со словом «являются». Вспомним гитлеровское высказывание: "Все евреи — ростовщики". Или знаменитую фразу Браунмиллер: "Все мужчины — насильники".