ЧЕЛСИ ЯРБРО - «КРОВАВЫЕ ИГРЫ»

• Название: «КРОВАВЫЕ ИГРЫ»
• Автор: ЧЕЛСИ ЯРБРО
• Жанр: Ужасы и Мистика

---

На глаза молодой женщины навернулись слезы, она нетерпеливо смахнула их. Слезы тут не помогут.

Оливия поднялась и привернула лампы, затем, обернувшись простыней, подошла к окну.

Там стихала последняя зимняя буря. Ледяной ветер расчистил небо, и над спящим Римом висела луна, наполняя великий город мягким обманчивым светом, придавая величие даже оставшимся от пожара руинам и набрасывая на воды Тибра серебряный флер.

Рим был огромен. Сколько же в нем людей, спросила она себя и не нашла ответа. Множество, великое множество. И неужели же в этом множестве нет никого, кто мог бы посочувствовать ей? Она отошла от окна, гоня прочь глупые мысли. Муж приказал ей найти себе не утешителя, а любовника, причем… с сомнительными пристрастиями. Кожа ее вдруг покрылась пупырышками – это от холода, сказала она себе. Оливия вернулась в постель, внезапно охваченная приступом слабости. Точно так же ее трясло после выкидыша Юст уже в первые дни супружества стал делать ей странные предложения, однако ее беременность удерживала сластолюбца от конкретных шагов. Оливия не вполне его понимала, а когда поняла, утешилась мыслью, что материнство оградит ее от унижений. После боли и крови надежды рухнули. Греческий врач высказал мнение, что она никогда не сможет иметь детей. Юст страшно расстроился, но теперь ей казалось, что втайне он был доволен.

Она натянула одеяло до подбородка и брезгливо поморщилась. В ноздри ей ударил острый запах пота Арнакса. Раздраженная Оливия выбралась из постели и зашлепала к двери. Ее служанка рабыня Нестулия Должна была спать в коридорной нише, хотя сегодня Юст мог ее и отослать.

Ниша была пуста. Оливия вернулась в комнату, содрав с кровати все простыни и одеяла, она швырнула их в дальний угол спальни и только после этого улеглась, завернувшись в плотное персидское покрывало. Остатки ненавистного запаха вскоре перебил аромат жасмина, идущий от ламп.

Афиша Театра Марцелла.

(817-й год со дня основания Рима).

«Театр Марцелла спешит уведомить римлян о том, что 6 начале марта император Нерон изъявляет желание лично продекламировать эпическую поэму "НИОБА", аккомпанируя себе на греческой лире Шестеро греческих мимов будут сопровождать декламацию танцем.

Примечание:

В прошлом году император дважды одаривал Рим эпическими поэмами, посвятив первое выступление летнему катастрофическому пожару, а второе -падению Трои».

ГЛАВА 4

Теплый ветерок осенял площадку для выездки ароматом цветов. Весна была мягкой и многое обещала новенькой вилле, а заодно ее саду и виноградникам, убегающим вверх по холмам.

Тиштри тренировала большого сирийского мерина. Он шел легким галопом по кругу, а она летала над ним, как птица, гортанно выкрикивая команды и перескакивая с одного бока коня на другой.

Удовлетворившись, армянка перевела красавца на рысь, коленями направляя его к воротам.

Там ожидал ее Сен-Жермен, небрежно облокотившись на верхнюю перекладину невысокой ограды.

– Я вижу, тебе уже лучше?

– Похоже, что так,- с улыбкой ответила Тиштри- Ширдас потерял форму.

– Смотрелся он просто прекрасно,- возразил Сен-Жермен на чистом армянском, чересчур, правда, правильном, по мнению наездницы, росшей в деревне; впрочем, ни эта правильность, ни легкий акцент не мешали им хорошо понимать друг друга.

– Лишь потому, что я понуждала его.- Тиштри ловко спрыгнула с мерина и подступила к хозяину.- Я чувствую себя хорошо. Позволь мне вернуться к моим выступлениям. Скоро начнутся Нероновы игры, там можно взять куш.

– В обмен на немалый риск,- уронил он, откровенно любуясь черноволосой красавицей с резкими, чуть крупноватыми чертами лица.

– Риск есть во всем,- беспечно сказала Тиштри.- Верховая езда – моя жизнь. Я рождена для нее, как и мой отец, и отец моего отца.- Она собралась открыть ворота.- Мне надо почистить Ширдаса.

– Это может сделать любой из рабов,- заметил Сен-Жермен, помогая ей отвести в сторону тяжелую створку ворот.

– Я сама ухаживаю за своими лошадьми,- резко возразила наездница и покосилась на привязанного в отдалении хозяйского скакуна.- А ты гляди за своими, ладно?

Сен-Жермен усмехнулся и пошел через двор.

– Как тебе это чудо? – спросил он, указывая на вороного жеребца, стоящего у коновязи.

Это был великолепный скакун, массивный, мускулистый, с прямой шеей, широкой прямоугольной мордой и умными живыми глазами. Его очень красили роскошная грива, пышный хвост и густая опушка вокруг копыт. Почуяв хозяина, жеребец вскинулся и навострил чуткие уши.

– Нравится? – Сен-Жермен положил руку на гладкий бок скакуна.- Я приказал доставить его из бельгийской Галлии.

– Он просто великолепен. Но… что у него с копытами? Песок арены их не сотрет?

– Они потверже, чем у иберийских лошадок, но, конечно, помягче, чем у ливийских. Я думаю, его можно поставить в один ряд с сицилийскими скакунами, правда те порезвей.- Сен-Жермен отступил в сторону, чтобы армянка могла рассмотреть получше его новое приобретение.- Зато он вынослив и у него ровный нрав.

– Это заметно.- Тиштри опытными руками ощупала спокойно стоящего жеребца- Можешь гордиться. За такого коня я бы много дала. Но у меня, во-первых, нет таких денег, а во-вторых, ты ведь его не продашь.

В устах рабыни эти слова звучали вроде бы странно, но на деле в них не было ничего необычного. У часто выступавших на аренах римских цирков рабов деньги водились, и достаточно крупные. Сама Тиштри, например, владела десятью лошадьми, чего не могли себе позволить очень и очень многие вольные граждане Рима.

– Нет, не продам. Но подарю. Он – твой.- Сен-Жермен отвязал поводья и бросил их ошеломленной армянке.- Теперь твои кобылки смогут дать хороший приплод.

Тиштри изумленно моргала глазами.

– Ты не шутишь? Сен-Жермен улыбнулся.

– Нет, не шучу. Ты оправилась, и мне вдруг захотелось сделать тебе подарок.

Она все еще не могла опомниться.

– Он мой? Это правда? – Наездница обняла жеребца.- Это царский дар, господин.

Сен-Жермен не ответил. Он радовался ее восторгу, но несколько отстраненно. Мысли его были явно заняты чем-то другим.

– Что ж ты стоишь? Проверь ему зубы, копыта.

– Они отличные, я знаю, они просто отличные,- радостно прокричала она.

– Надеюсь,- с нарочитым сомнением в голосе пробормотал Сен-Жермен, хотя он уже осмотрел жеребца и знал, что с ним все в порядке.

Тиштри расхохоталась, она оценила шутку.

– Мне бы хотелось провести его по манежу, мой господин. Мне не терпится посмотреть, на что он способен.

– Он твой. Поступай как знаешь. Манеж сейчас мне не нужен. Я собираюсь прокатиться с возницами. Хочу взглянуть, как ведет себя этот британец – Глинт.

– Глинт не очень-то ловок,- скривилась Тиштри.- Я наблюдала за ним утром. У него странная стойка. В колесницах так не стоят.

– Он еще не привык,- сказал Сен-Жермен.- Ты когда-нибудь видела британские колесницы? Они тяжелые, как телеги.

– Но он все же неплохо управляется с лошадьми,- кивнула армянка.- Для варвара – очень неплохо.

– Для варвара? – переспросил Сен-Жермен, глядя сверху вниз на потную, припорошенную пылью манежа красотку в свободной рубахе и потертых штанах, увешанную медными кольцами и оберегами.

– Британия – край дикарей,- серьезно кивнула она.- Говорят, они разрисовывают себя красками.

– Понятно.- Он вскользь коснулся ее руки.- Нам надо бы поговорить. Тиштри вскинула голову.

– Что такое' Ты мной недоволен? – Неужели этот вороной жеребец – прощальный хозяйский дар. Она призадумалась и осторожно сказала; – Мы долго не виделись, но… я ведь была нездорова.

– Сейчас тебе лучше.- Он взглянул ей в глаза.- Ты хочешь вернуться?

Она пожала плечами.

– Ты мой господин. Рабам хорошо в господской постели.

– Разумно.- Он ожидал услышать нечто подобное, но все же был разочарован.- Ты бы хотела уйти к кому-то другому?

– В свое время,- ответила женщина, поразмыслив.- Мне нравятся твои ласки.

Он улыбнулся.

– Тогда до встречи. Приходи ближе к- вечеру. Аумтехотеп тебя впустит.

Тиштри нахмурилась. Мрачный египтянин казался ей высокомерным, холодным. Она знала, что именно благодаря его заботливому уходу ее силы восстановились так быстро, но ничего поделать с собой не могла,

– Что-то не так? – Сен-Жермен пристально вгляделся в нее.- Говори, не стесняйся.

– Нет, ничего. Я просто вспомнила о своих болячках.- Тиштри прищелкнула пальцами, словно бы отгоняя нечто дурное.- Но все уже позади. Через неделю я о них и думать забуду.

Забудешь, подумал Сен-Жермен, но шрамы останутся. Уродливые, ужасающие – и на всю твою жизнь.

Он, повинуясь порыву, погладил ее по лицу. Она приняла его ласку, но мыслями была с вороным. Сен-Жермен понял это и покачал головой.