Александр Авраменко - Мы всякую жалость оставим в бою…

• Название: Мы всякую жалость оставим в бою…
• Автор: Александр Авраменко
• Жанр: Альтернативная история

Я очень не хотел выкладывать эту книгу, поскольку ДАЖЕ Я считаю её откровенно антисемитской и пропагандирующей человеконенавистнические идеи. Ещё раз заявляю, что я — не антисемит, а антисионист. Все главы от лица полковника Соколова принадлежат перу Б. Орлова, так же главы про генерала Де Голля и от лица армянского героя. Всё остальное — моё. Смотрите сами, где больше злобы и ненависти. Будут Боги мне свидетелем, я этого не хотел. Но после появления его версии мне не осталось выхода. Итак, это полный первоначальный, откровенно неудачный вариант.

А. Авраменко

---

На серебряном рубле разыгрываем очередь. Маяковский разбивает. Посмотрим-посмотрим…

— Четвертый, в дальний угол! — есть! Так-так-так…

— Десятку, от борта — в середину! — ну, это просто…

— Единица влево! Пятерка — в ближний, направо! Девятка — от двух бортов в центр!

Ах, черт! Рука непроизвольно дергается, промазал. Ну, ладно, Владим Владимыч, посмотрим, что Вы делать будете…

Он обходит стол, приседает, внимательно изучая положение шаров на сукне. Затем, откашлявшись, говорит:

— Семерка — в центр!

Попал. В лузу ложится еще один шар. Но теперь ему сложно найти нужный удар: больно уж прихотливо разбежалась точеная слоновая кость по столу. Он долго выбирает, наконец делает заказ. Удар! Перекрутил, соратник. Шар, вертясь волчком, уходит от лузы. Так-с, посмотрим…

— Тройка — налево, в угол! Шестерка — в центр!

А вот сейчас нужно постараться. Ну-ка, подкрутим… Есть! И еще один есть. В принципе, моих восемь, так что партия, но я же обещал ему фору…

— Двенадцатый — от борта направо! Партия, Владим Владимыч!

Он смотрит на меня, на стол, а, затем, согнувшись в три погибели, заползает под бильярд. Несколько секунд он возится там, устраиваясь поудобнее, а потом:

Много песен слыхал я в родной стороне.
В них про радость и горе мне пели…
Но одна из тех песен в память врезалась мне…

Его голос напоминает рев обиженного дракона. Ничего-ничего, соратник: будешь знать, как загонять ветеранов Бэйпина под стол!

Засыпая, я словно наяву вижу перед собой сияющие восторженные глаза сестры-хозяйки Маши. Нет, упаси Господь, я не тороплю Любашу с отъездом, но и без нее я здесь не соскучусь…

Оберст-лейтенант Макс Шрамм. Россия

Я получаю отпуск. Меня заранее предупредили, что следующий будет неизвестно когда, но не раньше окончательной победы над врагом. Целый месяц спокойной семейной жизни! Я опять увижу своё семейство! Поэтому очень рад. Курс переучивания я давно сдал, помогла работа в ИВТ, с остальным справиться мой заместитель, оболтус Рудель, хотя у него-то как раз дела и не идут. Он всегда забывает о том, что на высоте свыше шести тысяч метров РУДом двигать категорически запрещено, иначе можно заглушить двигатель. А вот штабник из него терпимый, не скажу, что хороший, но именно терпимый. Прошу особиста проследить, чтобы Руделя не допускали до самостоятельных полётов пока я не вернусь из отпуска и взяв выделенный нам легковой трёхосный «Мерседес» выезжаю в Центр, где находится гражданский аэродром. По дороге любуюсь красивым пейзажем, который немного портит попавшаяся нам рабочая команда из лагеря, занимающаяся приборкой обочин от мусора. За ними лениво наблюдают две фрау из конвойных частей, вольготно расположившихся на небольшой тележке, которую тянут двое унтерменшей. Неожиданно раздаётся громкий хлопок и нашу машину резко ведёт вправо, прямо на них, но водителю удаётся вывернуть руль и мы останавливаемся в клубах пыли. Обеспокоенные неожиданным виражом конвойницы подбегают к нам:

— Что случилось, господин подполковник? Кто-то стрелял?

У меня лезут от удивления глаза на лоб — после работы Ангелов Веры на территории Промзоны даже чихнуть некому, какие тут могут быть партизаны? Вижу спущенное правое переднее колесо и показываю дамам на него.

— Баллон лопнул. Сейчас поменяем и поедем.

Водитель виновато чешет в затылке:

— Герр оберстлейтенант, я это… домкрат не взял…

От души прохожусь на отборном русском языке по всем его предкам с обеих сторон. Фрау уважительно смотрят на меня и невольно подтягиваются, затем одна из них предлагает помощь своих подопечных:

— Господин подполковник, может, наши доходяги помогут?

Киваю головой в знак согласия и через минуту двадцать подконвойных облепляют тяжёлую машину, а один из них, коротко стриженный, резво откручивает гайки балонным ключом, несколько мгновений, новое колесо на месте. Машина опускается на землю, я благодарю любезных женщин и тут стриженый поворачивается ко мне лицом — о! Знакомая рожа! Ну-ка, ну-ка… Подманиваю его пальцем, тот подбегает, вытягивается по стойке «смирно» и бодро рапортует, зажав в руке полосатый шютце:

— Заключённый 26473896 по вашему приказанию прибыл, герр оберстлейтенант.

Я смотрю на дам и показываю взглядом, что нам надо отойти побеседовать с данным существом немного в стороне. Фельдфебель согласно кивает головой…

— Как вас звали прежде, заключённый?

— Капитан Януш Пшимановски, с вашего позволения, герр оберстлейтенант.

— Бывший капитан.

— Как угодно господину подполковнику.

— Откуда я вас знаю, капитан? Подождите, не отвечайте… Вы были в составе международной комиссии по выводу германских и русских частей из Испании в 1937-м году, так?

— Так точно, герр подполковник!

— Давно в лагере?

— Со второго дня войны, герр подполковник!

Прикидываю про себя и чуть не свищу от удивления. Да, лихо…

— Про указ насчёт добровольцев слышали?

— Так точно, герр оберстлейтенант!

— И что думаете?

— Так, не взяли меня, герр оберстлейтенант. Не внушил доверия…

Внимательно смотрю на него и вспоминаю, как он был напуган при нашем марше прощания. Усмехаюсь про себя и поворачиваюсь к машине — там все заинтересованно наблюдают за нами. Бросаю через плечо:

— Следуйте за мной.

Мы подходим к дамам и я пишу несколько строк в своём именном блокноте, затем протягиваю листок фельдфебелю. Та читает, и у неё вытягивается лицо, пытается что-то сказать, но я сажусь в машину и вместо благодарности говорю:

— Когда я вернусь, то проконтролирую своё распоряжение. Мы уезжаем…

…Взлетают носки сапог к небу в «гусином» шаге, плотно смыкаются плечи, слитный рёв десятов лужёных глоток перекрывает всё вокруг: «Ein, zwei, drei, Heil! Ein, zwei, drei, Heil!!!» В ужасе польский офицер начинает колотить рукояткой пистолета по наглухо задраенному люку «Р-35», бесполезно — трусливые лягушатники наверняка обмочились от страха. Город затихает в панике, и над его улицами слышен только грохот каблуков и счёт: «…Ein, zwei, drei, Heil…» Эта картина стоит у меня перед глазами, и лицо того самого польского офицера, нынешнего заключённого 26473896, бывшего капитана Януша Пшимановского. Что же, пусть послужит в «добровольческих» частях… Ему понравится в болотах Меконга…

* * *

Выхожу на бетонные плиты Киевского аэропорта. Он значительно расстроился со времени моего прошлого визита. Получаю багаж, и носильщик помогает мне погрузить его в прокатный автомобиль, с тоской вспоминается мой красавец АНГ, дожидающийся меня в имении. Включаю передачу и трогаюсь, в мечтах я уже дома…

Я захожу в неплотно прикрытую дверь нашей гостиной и слышу милый голос — моя маленькая жена играет с дочерью. Она ласково что-то ей говорит, я не могу разобрать слова. Просто стою за занавеской и любуюсь на обоих моих самых дорогих в мире существ, нет ничего приятнее, как смотреть на любимую женщину и своего ребёнка. Наконец я отодвигаю занавеску и вхожу. Первой меня замечает Катрин — она внимательно смотрит на меня и вдруг её личико озараяется улыбкой — она меня приветствует и что-то гулькает на своём детском языке. Я млею от восторга… Ну не могла малышка никак меня запомнить, ей же всего неделя отроду была, когда её на крестинах держал! Значит, просто почувствовала, что не чужой я ей, а папа… Следом, заметив необычное поведение дочери поднимется Светлана, она поворачивается ко мне, замирает на месте… Затем вскрикивает и бросается ко мне. Мы застываем в объятиях…

Вечером мы идём в баню. Вместе с супругой. И естественно, занимаемся там не столько помывкой, как тем, что делают любящие друг друга мужчина и женщина. Когда им никто не мешает… Потом сидим оба довольные и распаренные, закутанные в белоснежные простыни в прохладном предбаннике за богато накрытым столом и я слушаю о том, что было в усадьбе за время моего отсутствия. Разговор плавно смещается в другую сторону, когда мы переходим к дегустации домашних наливок, оказывается, моей Светлане звонила Люба, жена Всеволода Львовича. Они с мужем едут отдыхать на Кавказ, в Пятигорск. Сева умудрился вляпаться в очередной раз и получил пулю в руку, вызвавшую осложнения. Правда, ничего особо страшного нет, но ему назначено санаторное лечение. Прикидываю, что к чему и решаю, что мы тоже можем позволить себе съездить и посмотреть на горы. Тем более, что это очень знаменитые места не только как курорт, но и так называемые лермонтовские. По имени знаменитого русского поэта, погибшего там. Сказано — сделано. Утром мы грузимся в самолёт, который довезёт нас до Минеральных Вод всем семейством, включая няньку для Катрины и горничную для Светланы. Хорошо хоть мне не нужно тащить с собой денщика…

Две недели райской жизни. Все дни я провожу с семьёй. Мы гуляем по историческим местам, катаемся на коляске вдоль Провала, Катюшке там особенно нравится. Красота… Вечером ходим в ресторан. Ночью, она у нас занята до предела, моя супруга требует от меня всего того, что остальные жёны получают от мужей всё время, ну а поскольку я человек военный, мне приходится отрабатывать своё отсутствие. Не удивлюсь, если меня в следующем году обрадуют наследником… Вскоре Люба улетает назад в Москву и Сева заводит курортный роман. Вообще на него женщины слетаются, словно сибирские комары на германскую кровь. Он и меня пытается подбить на чёрное дело измены, но вряд ли. Во-первых, я слишком люблю свою красавицу жену. Во-вторых, я не люблю пить, а трезвым строго соблюдаю супружескую верность. В-третьих — да мало ли почему? Ну, не считаю я возможным изменять. Когда холостой — да, а женат — простите, не приемлю. Хотя и Сева никогда от семьи не уйдёт. Так, небольшое приключение себе может позволить, а чтоб совсем — тоже нет.