Андрей Лазарчук - Все, способные держать оружие…

• Название: Все, способные держать оружие…
• Автор: Андрей Лазарчук
• Жанр: Альтернативная история
• ISBN: 5-17-007787-4

Это мир, который мог бы быть, если… если бы во Второй мировой войне победила фашистская Германия. В 1942 году, после очень странной смерти Гитлера, руководство третьего рейха сумело переломить ход войны. Россия оказалась поделенной между победителями — Германией и Японией. За исключением тех ее частей, которые обрели относительную самостоятельность, — Сибирь, Грузия, Польша. Однако полвека спустя, в начале 90-х годов, третий рейх, как и Советский Союз в совсем-совсем другом мире, вступил в ту критическую фазу, когда любые империи рушатся…

---

Налили еще по одной, теперь была моя очередь целоваться с проводником. Это оказалось не так ужасно, как представлялось. Глазки у проводника были уже как у вареного поросенка. Р-147 целовала полицейского взасос, правая рука ее скользнула вниз по мундиру, нашла ширинку — и замерла в восхищении. За окнами прогрохотали фермы моста — мы переезжали Тобол. Гроза осталась позади, из-за туч выскользнуло солнце и заплясало на зеркальном куполе «Евразии»; из светящегося тумана проступил похожий на перевернутую букву «у» силуэт «Самсона» — знаменитого курганского небоскреба. В прошлом году мы работали в нем и вокруг него: «Дети Адольфа» пытались добраться до сейфов «Сибнефти», захватили заложников… В простоте душевной они считали, что снять их со сто четвертого этажа будет трудно. Так… пришел мой черед целоваться с полицейским. Он уже ничего не понимал. Р-147 заставляла проводника слушать, как у нее бьется сердце.

Братские чувства ее просто переполняли. Колеса снова застучали на стрелках, и тут в проводнике шевельнулись профессиональные навыки. Едем, что ли? Ну да, едем… Он подобрался к окну. Поезд задрожал и остановился. Неверными шагами проводник двинулся в коридор, но тут же появился вновь, пятясь, сжимаясь во что-то маленькое и незаметное. Вошли и замерли в глубокой растерянности три полицейских офицера. Наш полицейский встал, оправил мундир, нашел фуражку и с третьей попытки надел ее. Повернулся ко мне, покачал толстым пальцем перед носом, сказал строго: Зепп Клемм не оккупант! Запомни и передай всем — Зепп Клемм не оккупант! На вот — чтобы помнить… Он снял часы и стал надевать их мне на руку. Не оккупант, повторял он, не оккупант, не оккупант…

07.06. Около 03 час Где-то между Екатеринбургом и Казанью

Я так и не уснул. Лежал, ворочался, мучался раскаянием. Зачем устроил жеребятину? Ну, в самом-то деле — зачем? Дурака валял? Воистину дурака…

Пытался расслабить тело и заставить мозги подумать о деле — тоже не получалось.

Тот мизер информации, что у нас был, уже давно усвоен, и нового из этого ничего не выжмешь. Надо просто там, на месте, натянуть хорошую паутину, сесть поудобнее и ждать. И все. Техника заброшена, люди все на месте, времени у нас вагон…

Р-147 как прилегла в Кургане, так и не пошевелилась до сих пор. Я прикрыл ее пледом — она сморщилась обиженно, и все. Интересно, какая у нее в этой игре роль? Если, конечно, в этой игре… и если я не обознался. Я тихонько встал, наклонился над ней. Спит… но как-то странно… не пойму… Я вдруг понял, что она на меня смотрит. Веки не сомкнуты, только опущены… и волосы за ухом как-то не так лежат… Я протянул руку, коснулся волос, и тут они все легко скользнули вверх, обнажая гладкий зеленоватый череп, глаза страшно распахнулись, а вокруг моих ног захлестнулось и обвилось что-то упругое и сильное, отлетел плед, — ко мне тянуло руки чешуйчатое хвостатое существо…

— Проснитесь! Проснитесь! — незнакомый перехваченный голос.

— Что? — Я приподнялся. — А… все в порядке, в порядке… — У меня тоже перехваченный голос. Купе, горит настольная лампа, сердце опять в третьем режиме. Р-147 без косметики, в том же черном свитере и трусиках, и пахнет от нее мылом и зубной пастой, — встала, умылась…

— Вы так кричали, — сказала она жалобно. — Я думала, убили кого-то.

— Пойду умоюсь, — сказал я. Убили… убили… ну, убили. И что теперь? Рожа в зеркале была не моя. Похожая, но не моя. Не родная. Это тоже гнездится где-то: вот однажды посмотрю в зеркало, а там — крокодил, или оскаленный череп, или старик… или женщина. Что не менее ужасно.

Умылся. Вернулся. Посмотрел на трофейные часы. Тут же забыл, что там увидел.

Р-147 лежала с открытыми глазами. Свитер ее очень небрежно и очень заметно валялся на столике. Эти немецкие женщины…

— Вам что-то приснилось? — спросила она.

— Может быть, — сказал я. — Не запоминаю снов.

— Меня долго мучали кошмары, — сказала она. — Пока я не стала лечиться у Бонгарда.

— Извлечением души?

— Не смейтесь, это действительно так! Это не выдумки, я же… — она замолчала и приподнялась на локте. — Хотите попробовать? — страшным шепотом спросила она.

— Нет, — сказал я. — Мне нельзя. У меня искусственное сердце.

— Неважно! Ведь душа…

— Все равно не хочу.

— Вы будете жалеть, страшно жалеть…

— Гашу свет?

Я выключил лампу, разделся и лег. Р-147 выглядела подозрительно бодрой. Слопала какой-нибудь стимулятор? Допустим. Ну и что? Не везу я ни оружия, ни фальшивых паспортов, и даже денег у меня кот наплакал. Залезть же в память раухера невозможно.

Да и залезь туда кто… Архивная крыса Люба, вручая мне тощенькую папочку с материалами по «Пятому марта», сказала: все здесь, Игорек, нет больше ничего, будто и не люди это, а мороки. И Командор бушевал, что идти на акцию с такой информацией — это просто подставлять задницу. Бушевал он, впрочем, наедине со мной, в подвальчике того самого, на углу Авиаторов и Денисюка, хлопнув предварительно для расслабления полбутылки «Кедровой». В кабинете же Тарантула он вел себя лояльно и делово и даже изображал повышенное внимание, когда Тарантул с мужественной сдержанностью и простыми словами заливал нам, насколько от успеха этой акции зависит судьба нашей цивилизации и даже самое существование оной. И здесь в который раз проявилось замечательное свойство мимики Тарантула: какую бы святую истинную правду не говорил он — вплоть до цитирования таблицы умножения, — видно было: врет. Может быть, потому, что когда-то зубы съел именно на дезинформации. Взять, скажем, сибирскую атомную бомбу: сделали ее в металле только в семьдесят втором, но уже с пятьдесят восьмого весь мир был убежден, что она существует. Прошла большая серия дез: будто бы Гринсгаузен передал Сибири документацию по ультрацентрифуге для разделения урановых изотопов (он так и сидел бы до сих пор, если бы не умер от лейкоза), и будто бы где-то в пустыне Намиб наши егеря захватили трейлер с обогащенной урановой рудой (трейлер действительно пропал, правда, без нашей помощи — но очень кстати), и будто бы некие мыслимые люди за немыслимые деньги везде, где только можно, скупали плутоний, и даже загрузили в глубокую шахту и подорвали полторы тысячи тонн аммонита, — и Тарантул потом, очень довольный собой, говорил, что атомная бомба, существующая только в головах противников, сдерживает их не хуже настоящей, а обходится раз в сто дешевле… поэтому, слушая его, я все старался понять, в чем же заключался истинный смысл операции, — но так, конечно, и не понял.

Не понял до сих пор.

— Ах, это невозможно, — сказала Р-147, — я не понимаю — быть таким бесчувственным… я не понимаю.

Она села, замерла на минуту — будто внезапно и глубоко задумалась, — потом быстро шагнула ко мне и забралась под плед. Это невозможно, шептала она, это невозможно, это… Да, подумал я, невозможно… а если невозможно избежать насилия, расслабьтесь и постарайтесь получить удовольствие…

Год 1961. Зден 31.08. 07 час. 20 мин Окрестности станции Шатилова. База ВВС Союза Наций «Саян»

Криволапов поднял руку, и я как был, так и замер. Задние тоже замерли. И тогда стал отчетливо слышен хруст веток — впереди и справа. Держа автомат в левой руке, подпоручик приподнялся по-змеиному и отогнул мокрую и от этого как бы седую еловую лапу. Он смотрел долго, очень долго, потом покачал головой и встал в рост.

— Hi, — сказал он. — How are you, fellows? Ответом был невнятный возглас.

— Егеря мы, егеря, — ткнул он себя в нашивки, исчерпав запас английских слов. — Егеря, understand? Зден, ты же болтаешь по-ихнему, иди сюда… Яковлев, Аздашев — прикрываете.

Я встал. Зрелище открылось безотрадное. Под кривой (здесь все кривые, но эта как-то особенно) елью лежали трое, обмотанные грязными окровавленными бинтами, а четвертый стоял над ними, скрючившись и расставив руки, грязный, тощий, в раздавленных очках…

Первым делом я осмотрел раненых. На скорую руку, понятно. Их истыкало осколочками «погремушки». Досталось в основном ногам. И вот этот тощий, Тимоти, волочил их сюда по одному, прятал, возвращался за следующим… Был еще один раненый, но когда Тимоти его нес — вон там, за той высокой сосной, видишь? — прилетела пуля и добила парня, он умер почти сразу… Так что же случилось у вас там внизу, Тим? Случилось? Случилось…

Случилось же вот что: по бетонке, ведущей от станции Тихая (по Абаканской дороге следующая станция после Шатилово), подъехало несколько грузовиков. Тимоти, дежурный инженер-электрик, из окна своей комнатки, смежной с пультовой, хорошо видел их. Наверное, грузовики кем-то ожидались, потому что охрана быстро проверила документы и открыла ворота — одни и вторые. Через несколько минут началась стрельба — редкая, рваная, растерянная. И сначала непонятно было, в кого стреляет охрана, — видны были только свои, хотя кто-то включил прожектора и территорию базы залил свет. Солдаты падали один за другим, а их врагов не было видно и не было слышно… Начали стрелять зенитки. Потом он их все-таки увидел — врагов. Они были в чем-то сером, бесформенном, и тусклое мерцание на стволах их оружия не сопровождалось никаким звуком. Враги возникали и тут же пропадали, как тени. Как призраки…