Роберт Пирсиг - Дзен и исскуство ухода за мотоциклом

• Название: Дзен и исскуство ухода за мотоциклом
• Автор: Роберт Пирсиг
• Жанр: Современная проза

Легендарный американский писатель, бывший битник, мыслитель, моралист, затворник, дзен-буддист, Роберт Мэйнард Пирсиг ныне редко появляется на публике и с неохотой дает интервью. Вышедший в 1974 году роман "Дзен и искусство ухода за мотоциклом" сделал своего автора, бывшего составителя научно-технической документации, настоящим духовным лидером целого поколения.

Это автобиография ума и тела, задающихся проклятыми вопросами человеческого существования, пытающихся установить новую систему жизненных ценностей. "Дзен и искусство ухода за мотоциклом" — по-настоящему захватывающий роман, философия которого примиряет технологию и религию, лотос и гаечный ключ.

---

Так и с Джоном. Я мог проповедовать практическую ценность и достоинства ухода за мотоциклом до хрипоты — с него все как с гуся вода. После первой же пары фраз на эту тему его глаза совершенно стекленеют, и он меняет предмет беседы или просто смотрит в сторону. Он не хочет об этом слышать.

Сильвия тут совершенно на его стороне. На самом же деле, она еще выразительней. «Это просто все… другое», — говорит она, если у нее задумчивое настроение. «Как мусор», — отмахивается, если нет. Они не хотят понимать. Хотят не слышать про это. И чем сильнее я пытаюсь понять, что именно заставляет меня наслаждаться механикой, а их — ее ненавидеть, тем более неуловимым оно становится. Конечная причина этой, поначалу небольшой, разницы мнений, оказывается, залегает глубже, намного глубже.

Их неспособность исключается моментально. Они оба более чем достаточно сообразительны. Любой мог бы научиться отлаживать мотоцикл за полтора часа, если бы приложил сюда ум и энергию, а сбереженными деньгами, энергией и отсутствием всяких задержек им за эти усилия отплатилось бы стократно. И они это знают. А может, и нет. Трудно сказать. Я никогда не задаю им таких вопросов. Лучше просто смириться.

Но помню, как-то раз перед баром в Сэвидже, Миннесота, на просто испепеляющей жаре я чуть было не сорвался. Мы просидели там где-то около часа, а когда вышли, машины так раскалились, что на них едва можно было сесть. Я уже завелся и готов ехать, а Джон еще давит на дрочило. Бензином воняет так, будто рядом нефтебаза — я говорю ему об этом, думая, что он и так поймет: перекачал.

— Да, я тоже чувствую, — отвечает он и продолжает качать. Все качает, качает, качает и качает, я уже не знаю, как еще ему сказать. Наконец, сам заводится уже по-настоящему, по лицу катится пот, сил жать на педаль больше нет, поэтому я предлагаю ему вытащить свечи и просушить их, проветрить цилиндры, а мы пока сходим и возьмем еще по пивку.

О, Бог ты мой, нет! Он не хочет влазить во все это.

— Во что — «в это»?

— Ну, доставать инструменты там и все такое… Чего ради ему не заводиться? Совершенно новая машина, а я все делаю по инструкциям. Смотри — подсосо на полную, как говорится.

— Подсос на полную?

— Так в инструкции написано.

— Так то ж когда холодно!

— Но мы же там всего каких-то полчаса просидели, — недоумевает он.

Ну, это меня совсем…

— Сегодня жарко, Джон, — говорю я. — А им надо остывать дольше даже в мороз.

Он чешет голову:

— А почему тогда об этом в инструкции не пишут?

Он закрывает воздухан, и мотоцикл заводится со второго качка.

— Так вот в чем дело, наверное, — радостно говорит он.

На следующий день мы проезжали мимо того же самого места, и история повторилась. Но я был полон решимости не произносить ни слова, и когда моя жена попросила сходить и помочь ему, я покачал головой. Я сказал ей, что пока он действительно глубоко свою нужду не прочувствует, любую помощь он будет просто отвергать. Поэтому мы отошли в сторону, сели в тенечке и стали ждать.

Я заметил, что, давя на дрочило, от был сверхвежлив с Сильвией, что означало крайнюю степень гнева, а она взирала на все это с выражением «О, боги!» на лице. Задай он один-единственный вопрос, я бы подскочил к нему поставить диагноз через секунду же, но он этого не сделал. Прошло, должно быть, минут пятнадцать, прежде чем он завелся.

Потом мы снова пили пиво у озера Миннетонка, и все за столом болтали, а он молчал, и я видел, как внутри он весь скручен в узлы. Хотя столько времени уже прошло. Может, чтобы развязаться, он, наконец, сказал:

— Знаешь… когда он не заводится вот так, это просто… Я на самом деле превращаюсь в такого монстра внутри. У меня просто паранойя начинается из-за этого.

После этих слов он, кажется, расслабился и добавил:

— У них ведь был только этот мотоцикл, понимаешь? Вот эта задрота. И они не знали, что с ним делать: отослать обратно на завод, сдать в металлолом или еще что-нибудь… А в последний момент они увидели, как подошел я. С восемнадцатью сотнями в кармане. И они поняли, что проблем у них больше нет.

Я этак вот нараспев повторил ему свой призыв к собственноручной регулировке мотоцикла, и он очень старался слушать внимательно. Иногда он действительно очень старается. Но потом опять все блокировалось, он отошел к бару взять всем нам выпить, и тема закрылась.

Он не упрям, не ограничен, не ленив, не глуп. Легкого объяснения просто нет. Поэтому все так и повисло в воздухе. Тайна, разгадывать которую прекращаешь, поскольку нет смысла ходить вокруг да около, а потом опять вокруг в поисках ответа, которого все равно нет.

Меня осенило: может, это я — такой странный? Но мысль отпала сама собой: большинство мототуристов знают, как регулировать свои машины. Владельцы автомобилей обычно не трогают двигатель, но в каждом городе абсолютно любых размеров есть гараж с дорогими подъемными устройствами, специальными инструментами и диагностическим оборудованием, которых не может себе позволить средний автомобилевладелец. А двигатель автомашины гораздо сложнее и недоступнее двигателя мотоцикла, поэтому смысла здесь больше. Для мотоцикла же Джона — БМВ Р60, - спорить готов, — механика отсюда до Солт-Лейк-Сити не найдется. Если его контакты или свечи полетят, ему хана. Я знаю, что у него не найдется с собой набора запасных контактов. Ему не ведомо, что такое контакты. Если мотоцикл подведет его на западе Южной Дакоты или в Монтане, прямо не знаю, что он будет делать. Там его можно только индейцам продать. Чем он занимается сейчас, я знаю: старательно избегает вообще об этом думать. БМВ известен тем, что в дороге не создает хозяину никаких механических проблем, и именно на это Джон рассчитывает.

Сначала я думал, что таково их особое отношение к мотоциклам, но позже обнаружил, что оно простирается и на другие вещи… Сидя как-то утром у них на кухне и ожидая, пока они соберутся ехать, я заметил, что кухонный кран течет, и вспомнил, что из него капало и в прошлый раз — фактически, он капал, сколько я могу себе припомнить. Я что-то сказал им по этому поводу, а Джон ответил, что пытался промыть его новым чистящим средством, но ничего не вышло. Вот и все, что он сказал. Подразумевалось, что вопрос исчерпан. Если пытаешься починить кран, и починка не удается, значит просто суждено жить с капающим краном.

Тут я вынужден был задать себе вопрос: а не действует ли им на нервы это кап-кап-кап — неделю за неделей, год за годом? Но никакого раздражения, никакой озабоченности этим с их стороны я не заметил, поэтому заключил, что их просто не беспокоят вещи вроде капающих кранов. Есть такие люди.

Почему именно я изменил это заключение, не помню… но как-то интуитивно я понял; возможно, по легкой перемене в настроении Сильвии как раз в тот момент, когда кран капал особенно громко, а она что-то говорила. У нее очень тихий голос. И вот однажды, когда она пыталась перекричать падавшие капли, а дети вбежали и перебили ее, она вышла из себя. Ее злость на детей не была бы, наверное, такой сильной, если бы кран не капал. Ее взорвало капанье вкупе с детским шумом. Но что меня особенно поразило — она не возлагала вины на кран, она намеренно не возлагала вины на кран. Нет, она не игнорировала кран вовсе! Она подавляла ярость на него, а этот распроклятый капавший кран почти что убивал ее! Но она почему-то не могла признать, что этот кран важен.

Зачем подавлять ярость на капающий кран? — удивлялся я.

Потом же это наложилось на уход за мотоциклом, и у меня над головой вспыхнула одна из таких маленьких электролампочек; я подумал: А-а-а-а-а!

Дело не в уходе за мотоциклом, не в кране. Они не приемлют технику вообще. Потом же все это начало совпадать, и я уже понимал, в чем дело. Раздражение Сильвии, когда один приятель сказал, что считает компьютерное программирование «творчеством». На всех рисунках, картинах и фотографиях у них нет ни единого технического предмета. Конечно, к чему ей злиться на этот кран, подумал я. Всегда подавляешь единичные вспышки ярости на то, что ненавидишь глубоко и постоянно. Конечно, Джон устраняется всякий раз, когда речь заходит о ремонте мотоцикла, даже если очевидно, что он от этого страдает. Это техника. Конечно же, естественно, очевидно. Так просто, когда это видишь. Сбежать от техники в деревню, на свежий воздух, на солнышко — вот первейшая причина того, что они взобрались на мотоцикл. И когда я заставляю их о ней вспомнить как раз в тот момент и в том месте, когда и где они считают, что наконец от нее избавились, оба мгновенно замораживаются напрочь. Вот почему разговор прерывается и останавливается, когда возникает эта тема.

И другое сюда подходит. Они лишь изредка — да и то самым возможным минимумом вымученных слов — говорят об «этом» или про «все это», как, например, во фразе: «От этого просто никуда не деться». И если я спрашиваю: «От чего — этого?» — ответ может быть «От всего этого вместе», или «От всего организованного», или даже «От системы». Сильвия однажды сказала, как бы обороняясь: «Ну, ты-то знаешь, как справиться с этим», — что заставило меня в тот момент так возгордиться, что я просто не решился спросить, что «это» означает, а посему оставался несколько озадачен. Я сначала думал, дело в чем-то более таинственном, нежели просто в технике. Но теперь вижу, что это в основном (если не полностью) и было просто техникой. Однако, даже так говорить не совсем правильно. «Это» является чем-то вроде силы, осуществляющей развитие техники, чем-то неопределенным, но нечеловеческим; механическим, безжизненным, слепым чудовищем, силой смерти. Чем-то ужасным, от чего они бегут, но никогда не смогут избежать. Я слишком утрирую, пожалуй, но это существует — только менее определенно и не так сильно выраженно. Где-то есть люди, понимающие это и этим управляющие, но то — технари, они изъясняются на нечеловеческом языке, когда объясняют то, чем именно занимаются. Все это все — части и взаимоотношения вещей неслыханных, они никогда не наполнятся смыслом, сколько бы про них не слушал. Их вещи, их чудовище продолжает пожирать землю, загрязнять воздух и озера, и этому никак нельзя отомстить, этого никак нельзя избежать.