Энн Райс - Мумия, или Рамзес Проклятый

• Название: Мумия, или Рамзес Проклятый
• Автор: Энн Райс
• Жанр: Ужасы и Мистика
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-699-35126-8

Однажды, выпив эликсир бессмертия, он превратился в вечного странника и вот уже на протяжении тысячелетий вынужден скитаться по земле, не в силах обрести покой и утолить неуемный голод желаний. То погружаясь в спасительный сон, то вновь возвращаясь в мир живых, он становится свидетелем драматических событий новых эпох. Но ни одно из них не способно затмить воспоминания о том, что довелось ему пережить прежде. Ибо он – правитель Древнего Египта. И имя ему – Рамзес Проклятый.

---

– Я хочу сказать, – упорствовал Рэндольф, – если Лоуренс захочет, чтобы эта свадьба состоялась…

– И захочет расстаться с крошечной суммой в двадцать тысяч фунтов? – перебил его Эллиот. Вопрос был произнесен мягким и вежливым тоном, но все равно прозвучал грубовато. Однако это не остановило Элиота. – Через неделю Эдит вернется из Франции. Она обязательно заметит, что ожерелья нет. Ты знаешь, она всегда все замечает.

Рэндольф не ответил.

Эллиот негромко засмеялся, но не над Рэндольфом, и даже не над самим собой. И уж конечно, не над Эдит, у которой было не намного больше денег, чем у Эллиота; к тому же львиная их доля вложена в столовое серебро и драгоценности.

Возможно, Эллиот засмеялся потому, что музыка настроила его на легкомысленный лад; а может, он растрогался при виде Джулии Стратфорд, танцующей с его Алексом. А может, потому, что ему уже надоело изъясняться эвфемизмами и полунамеками. Умение быть дипломатичным покинуло его вместе с жизненной стойкостью и ощущением незыблемости бытия, которыми он наслаждался в юности.

Теперь же с каждой новой зимой его суставы слабели все больше и больше; он уже не мог пройти и полумили, чтобы не начать задыхаться от сильной боли в груди. Что с того, что в пятьдесят пять лет волосы его совсем побелели – он знал, что это его не портит. Расстраивало – тайно и глубоко – другое: он не мог ходить без трости. И это было только началом тех «радостей», что ожидали его впереди.

Старость, слабость, беспомощность… Хорошо бы Алекс женился на миллионах Стратфордов, хорошо бы он сделал это поскорее!

Внезапно он почувствовал усталость и какое-то беспокойство. Легкие, веселые мелодии начали раздражать. Вообще-то, он безумно любил Штрауса, но сейчас музыка заставила его волноваться.

Ему захотелось объяснить Рэндольфу, что он, Эллиот, давным-давно совершил непростительную ошибку. Что-то сломалось в те долгие египетские ночи, когда они с Лоуренсом бродили по узким улочкам Каира, когда, хмельные, ругались в каюте катера Лоуренс ухитрился прожить свою жизнь подвижником; он совершал поступки, на которые другие люди просто не способны. Эллиот же плыл по течению. Лоуренс сбежал в Египет, в пустыню, к храмам, к тем ясным звездным ночам.

О боже, как же он соскучился по Лоуренсу! За последние три года они обменялись всего лишь стопкой писем, но их взаимопонимание от этого не ослабело.

– Генри взял с собой кое-какие бумаги, – сказал Рэндольф, – небольшую часть фамильных акций. – Глаза у него были настороженные, очень настороженные.

И снова Эллиот чуть не расхохотался.

– Если все пойдет так, как мне хотелось бы, – продолжал Рэндольф, – я выплачу тебе все, что задолжал. Даю слово, что не пройдет и шести месяцев, как эта свадьба состоится.

Эллиот улыбнулся:

– Рэндольф, свадьбы может и не быть. К тому же не факт, что это решит наши с тобой проблемы.

– Не говори так, старина.

– Но мне нужно получить эти двадцать тысяч фунтов до того, как вернется Эдит.

– Конечно же, Эллиот, конечно.

– Знаешь, ты должен раз и навсегда сказать своему сыну «нет».

Рэндольф глубоко вздохнул. Эллиот не стал продолжать. Как никто другой, он знал, что Генри портится день ото дня, что дальше шутить с этим нельзя. Переходный возраст позади, парню давно пора перебеситься. Но Генри Стратфорд всегда был таким, с гниловатым нутром. А Рэндольф человек неплохой. Это трагедия. И Эллиот, горячо любивший своего собственного сына, сочувствовал Рэндольфу.

Опять слова, целый водопад слов… «Ты получишь свои двадцать тысяч фунтов». Но Эллиот не слушал. Он снова смотрел на танцующие пары – на своего послушного, добродетельного сына, который страстно нашептывал что-то Джулии, хранившей на лице неизменное выражение упрямой решительности, причин которой Эллиот никогда толком не мог понять.

Некоторым женщинам нужно улыбаться, чтобы казаться привлекательными. Некоторым женщинам лучше поплакать. Но Джулия излучала очарование, когда была серьезна, – может, благодаря ласковым карим глазам, изгибу губ, не таившему никакого лукавства, нежным и гладким, как фарфор, щекам.

Гордая, пылающая решимостью, она была неотразима. А Алекс, со всем своим жениховством, со своей навязчивой страстностью, казался рядом с ней не более чем партнером по танцу – одним из тысячи элегантных молодых людей, которые могли бы точно так же вести ее в вальсе по мраморному полу.

Это был вальс Штрауса «Утренние газеты», и Джулия любила его. Она всегда любила его. И сейчас ей вспомнилось, как когда-то она танцевала этот вальс со своим отцом. Тогда они привезли домой первый граммофон и вальсировали в египетском зале, и в библиотеке, и в гостиных – она и ее отец; танцевали до тех пор, пока сквозь жалюзи не пробился первый утренний свет и отец не сказал:

– Хватит, дорогая. Больше не могу.

Сейчас музыка убаюкивала, навевала грусть. Алекс все говорил и говорил, как он любит ее, а у Джулии в душе зрел страх – она боялась сказать что-нибудь резкое.

– Если ты хочешь жить в Египте, – с придыханием говорил Алекс, – и раскапывать мумий со своим отцом, ну что ж, мы поедем в Египет. Мы поедем туда сразу же после свадьбы. А если ты захочешь вести кочевую жизнь, я разделю ее с тобой.

– Ну да, – ответила Джулия, – это ты сейчас так думаешь. Я знаю, ты говоришь от чистого сердца, но, Алекс, пока я просто не готова. Я не могу.

Невозможно видеть его жгучее нетерпение. И так же невозможно обидеть его. Ведь Алекс в отличие от многих других не был ни расчетлив, ни хитер, ни коварен. Он стал бы интереснее, будь в нем хоть какой-нибудь, хоть маленький порок. Высокий, стройный, темноволосый, он слишком походил на ангела. В его живых карих глазах светилась простая, наивная душа. В свои двадцать пять лет он был нетерпеливым и невинным мальчишкой.

– Неужели тебе нужна жена-суфражистка? – спросила она. – Ученая мымра? Ты ведь знаешь, что я мечтаю стать исследователем, археологом. Мне хотелось бы оказаться сейчас в Египте, с отцом.

– Дорогая, мы поедем туда. Только сначала давай поженимся.

Он наклонился, словно собираясь поцеловать ее, но она отступила на шаг. Вальс закружил их так быстро, что на какое-то мгновение Джулии стало легко и весело, будто она на самом деле была влюблена.

– Ну что мне сделать, чтобы покорить тебя, Джули? – прошептал Алекс ей в ухо. – Я перетащу пирамиды в Лондон.

– Алекс, ты давным-давно покорил меня, – улыбаясь, сказала Джулия.

Но ведь она лжет! В этом было что-то ужасное: чарующая музыка с ее захватывающим ритмом – и отчаяние на лице Алекса.

– Дело в том, что… Я не хочу выходить замуж. Во всяком случае, пока. А может быть, вообще не захочу.

Алекс промолчал. Она была слишком резка, слишком упряма. Джулия знала за собой эти внезапные приступы упрямства. А он вел себя как джентльмен. Она обидела его, но он снова улыбнулся, и его улыбка, полная любви и самоотверженности, растрогала Джулию и заставила погрустнеть еще больше.

– Алекс, отец вернется через несколько месяцев. Тогда и поговорим. О женитьбе, о будущем, о правах женщин, замужних и незамужних, и о том, что ты заслуживаешь большего, чем жизнь с независимой женщиной, из-за которой ты, скорее всего, уже через год поседеешь и от которой сбежишь в объятия старомодной любовницы.

– Как же ты любишь удивлять! – сказал он. – И как мне нравится, когда меня удивляют.

– Неужели на самом деле нравится?

И тут Алекс все-таки поцеловал ее. Они остановились в середине танцевального зала, а другие пары продолжали кружиться под плачущую, печальную музыку. Он поцеловал ее, и Джулия, уступив, не сопротивлялась, словно любить Алекса было ее долгом. Хоть в чем-то она должна была уступить.

И не важно, что на них смотрели. И не важно, что его руки дрожали, когда он обнимал ее.

Важно было только одно: хотя Джулия очень любила его, этого ей было мало.

Похолодало. Снаружи доносился шум – рев моторов подъезжающих машин, крики осла, да в придачу пронзительный смех американки, которая, узнав о находке, сразу же примчалась из Каира.

Лоуренс и Самир сидели на походных стульчиках за древним письменным столом. Перед ними лежал папирус. Стараясь не повредить хрупкий свиток, Лоуренс поспешно записывал перевод в свой обтянутый кожей дневник. То и дело он поглядывал через плечо на мумию великого царя, которая выглядела так, словно владыка просто спал.

Рамзес Бессмертный! Эта идея вдохновляла Лоуренса. Он знал, что не уйдет из странного каменного зала до рассвета.

– Должно быть, это мистификация, – сказал Самир. – Рамзес Великий, тысячелетие охраняющий царскую фамилию Египта? Любовник Клеопатры?

– О, в этом есть нечто грандиозное, – произнес Лоуренс. Он отложил на минуту ручку и посмотрел на папирус. Как же болят глаза! – Если бессмертный мужчина решился на погребение из-за женщины, этой женщиной могла быть только Клеопатра.