Василий Попов - КУБАНСКИЕ СКАЗЫ

• Название: КУБАНСКИЕ СКАЗЫ
• Автор: Василий Попов
• Издательство: Краснодарское книжное издательство
• Жанр: Сказка
• Год: 1961

Далеко и широко раскинулась Кубанская Земля. Щедрый и привольный край. Настолько щедрый, что в старину говорили про него:"Воткни оглоблю вечером - наутро вырастет телега". Но, немало находилось и охотников на эту землю. Не раз и не два разные вороги пытались огнём и мечом покорить Вольную Кубань. Но, на их пути всякий раз вставала неодолимая сила - Кубанское казачье войско. Подвиги кубанских казаков были столь велики, что превратились в эпос, в "Кубанские сказы".

---

– Пускай каждый сам о себе заботится… Ой, не любишь ты меня, – заплакала дивчина. – Не любишь! Чужое счастье для тебя дороже нашего… Не трогай проклятый цветок!

– Да не могу я, не могу жить только для себя, только о себе думать! – воскликнул Грицко и без сил упал на горячую подушку.

– Ладно, мой милый! Ладно, коханый! – испуганно заговорила Галя. – Не сердись на меня, глупую, не расстраивайся! Пусть, если хочешь, все по-твоему будет! А пока – спи мой родной! Спи, отдыхай, сил набирайся!

Тихим ручейком журчал девичий голос, мягкие руки гладили горячий лоб Грицко, на лицо ему упали темные косы, пахнущие пьянящей горечью степного полынка.

– Спи, родной мой! Отдыхай, любимый!

И заснул казак, крепко и сладко.

А дивчина, как только заметила, что спит ее милый, сейчас же от его кровати отошла, зажгла каганец и давай по хате шарить. Заглянула в запечье, в сундуке все перебрала. Потом открыла шкафик, где хранилась немудреная посуда. И там, на самой верхней полке, заметила она полированный железный ларец тонкой и хитрой работы.

Достала она ларец, открыла крышку и ахнула от удивления. На дне ларца голубым сиянием светился чудесный цветок, прозрачный, словно выточенный из хрусталя. А в самой середине цветка, где голубой цвет сгущался в густую синеву, дрожала и переливалась звездочка-росинка.

Долго стояла дивчина, любуясь Цветком-Дождевиком. Потом вдруг сдвинулись ее крылатые брови, и она сердитым толчком прихлопнула крышку ларца.

«Вот он где, этот проклятый Цветок-Дождевик, который грозит разлучить меня с любимым! – подумала дивчина. – Не бывать этому! Теперь чертячий цветок в моих руках!»

И, подхватив ларец, атаманская дочка выбежала из хаты…

Ночь была тихой и звездной. Словно уснув, стояли вишни и яблоньки в маленьком садочке, за хатой Грицко.

Добежала Галина до колодца-копанки, перекрестилась и с размаха швырнула ларец в колодец…

Не успела она и голову от колодца поднять, как сверкнула на небе змеистая молния и грохнул гром, потрясший всю степь. И сейчас же вздрогнули и застонали от налетевшей бури деревья, а затем со зловещим шумом обрушился на землю ливень с градом.

Порыв ветра швырнул дивчину на землю, струи ливня чуть не задушили ее. Ползком, задыхаясь и припадая к мокрой земле, добралась дивчина до хаты, перелезла через порог и захлопнула дверь…

В горнице было очень тихо, только доносился приглушенный рев бури да шум дождя. На столе желтоватым светом горел каганец.

– Грицко! – окликнула дивчина. – Слышишь, Грицко, какая буря разгулялась?

Но хлопец даже не шелохнулся.

– Грицко?!

Поднесла дивчина к лицу казака каганец, и его свет отразился в мертвых, широко открытых глазах…

– Ой, родной мой, единственный! – во весь голос закричала дивчина.

Но никто не слышал ее, никто не пришел к ней на помощь.

И тогда догадалась дивчина, что сама она погубила своего любимого, погубила тем, что бросила заветный цветок в колодец…

Три дня бушевала непогода. Дождь с градом и буря погубили все посевы, обломали деревья, побили много скота и птицы.

На четвертый день, когда ушли дождевые тучи и засияло солнце, зашли казаки к Грицко Коломийцу. И увидели они, что лежит хлопец мертвый, широко раскрыв очи и раскинув руки. А над ним, с простым бумажным цветком в руках, склонилась атаманская дочка. – Не шути, Грицко, не притворяйся! – приговаривала дивчина. – Ну, взгляни на меня! Это – я, твоя Галя! А вот – твой Цветок-Дождевик заветный…

Она протягивала мертвому смятый бумажный цветок. И мутны, дики были ее глаза…

Знатный дядюшка

Думается мне, что земля не знала более вредного человека, чем Тихон Лихолуп, который когда-то атаманствовал в нашей станице. Собой он был маленький, хлипкий, тонконогий, только глаза у него всегда горели, как у волка. А характер у Тихона был паучий – всю станицу и наш Заречный хутор своими сетями оплел, со всех кровь сосал. Так всегда оказывалось, что все казаки, которые победней, не вылезали из долгов, и делал Лихолуп с ними все, что захочет.

Когда наступала пора выбирать станичного атамана, надевал Лихолуп на себя черкеску с урядницкими погонами, кубанку мелкого, черного курпея – и шел по хатам. Войдет в хату и тоненьким, скрипучим своим голосом начинает требовать у хозяина:

– Когда же ты мне долг отдашь? Или ждешь, чтобы я худобу твою описал да надел забрал?

– Погоди немного, Тихон Антонович! – начинал просить хозяин. – Вот тебе крест, отдавать сейчас нечем.

– Погоди, погоди! – ворчал атаман. – Как брать – так сразу давай, а как отдавать – так погоди! Ну, да что с тобой поделаешь! Сердце у меня мягкое до своего брата-казака. Только вот сход скоро, атамана выбирать будем… Так ты того, помни, кто тебе благодетельство оказывает.

Ну, ясно на сходе вновь выбирали его атаманом – кому же интересно последнего достояния лишаться, по миру идти!

И еще любил атаман Лихолуп прихвастнуть. То о своих боевых подвигах начнет рассказывать, как турок рубил да рабочих усмирял. Все знали, что брешет господин атаман, как самый настоящий станичный кобель, – всю действительную он отбыл на кухне у одного полковника, в денщиках. Там и чин урядника выслужил. То начнет он хвастать, какой он приятель господину отдельскому атаману, да как его в Екатеринодаре начальство уважает.

Сам атаман был паук пауком. А дочка у него – не дивчина, а солнышко красное! Румяная, черноглазая, брови густые, точно два крыла над тонким прямым носиком сходятся. И характер у нее был простой, веселый, приветливый…

Многие хлопцы по дочке атамановой сохли. Но полюбила Галя Лихолуп простого казака Ивана Перебийнос, жившего на Заречном хуторе. Правда, был Иван – хлопец, хоть картинку с него рисуй. Высокий, тонкий в поясе, но широкоплечий, глаза – карие, ласковые, запоет – за сердце хватает его мягкий голос.

Встречались Галя и Иван то на гулянках, на станичной улице, то под вербами над светлой Лабой, то в садах. И так захватила их любовь, что поняли они – не жить им друг без друга.

Пошли они к атаману, упали ему «ноги и рассказали о своей любви. Тихон Лихолуп сначала даже онемел от их речей. А потом как соскочит с лавки и давай визжать, как порося под ножом:

– Ах ты, голодранец! Собачий ты сын! Да как ты смел мою, атаманскую, дочку с пути сбивать? Как ты решился на нее глаза поднять, байстрюк ты этакий! Да знаешь ли ты, что весь ваш хутор у меня в кулаке, все вы в долгу, как в шелку, и я наделы и худобу у вас думаю отбирать? Да помнишь ли ты, что я не кто-нибудь, а господин станичный атаман, господин урядник, что меня все начальство жалует и даже сам господин полковник – отдельский атаман – за стол с собой сажает! Да я тебя свободно могу упечь туда, куда Макар телят не гонял!

Галя слушает отца и все ниже к земле клонится, слезами обливается. А Иван слушал, слушал да вдруг поднялся, подбоченился, и спокойно так говорит Лихолупу:

– Хотел я с вами, Тихон Антонович, попросту, по-душевному договориться. Не хотите – воля ваша. В таком разе отбиваю я сегодня телеграмму моему дядюшке в Катеринодар, пускай он сам приезжает Галю сватать. Да и на дела ваши пускай посмотрит – куда, скажем, сено с общественных лугов идет…

– Что?! – задохнулся от злости атаман. – Да ты забываешь, с кем говоришь!

– Нет, помню, – спокойно отвечает Иван и подбоченился. – Невелика птица, урядник. А вам известно, что дядюшка мой – генерал, помощник атамана всей Кубанской области?

– К-как?! – удивился Лихолуп.

– А вот так! – пожал широкими плечами хлопец. – Попрошу дядюшку, пускай он приедет.

Тут наш атаман сразу тон сбавил. Но не больно поверил он Ивану, хотя и сказал ему:

– Ладно! Пиши своему дядюшке! Если они и вправду генералы, то, конечно, за честь почту.

Иван тряхнул смоляным чубом и вышел из хаты.

И вскоре дошли до атамана Лихолупа чудесные новости: Иван Перебийнос снял для своего дяди – генерала дом у местного богатея. За неделю постоя обещал уплатить двадцать пять целковых, А ночью, когда уже совсем стемнело, пронеслась по станице лихая тройка с бубенцами и остановилась возле снятой Иваном квартиры. Станичные бабы видели, как из тачанки незнакомые казаки под руки вывели низенького старичка – седобородого, в генеральском мундире. Перевели они его через широкую улицу, почтительно препроводили в хату и закрыли ставни в горнице.

Тут у нашего атамана затряслись и руки и ноги. Надел он праздничную черкеску с урядницкими погонами и вприпрыжку побежал к тому дому, где остановился генерал. А у ворот встретил атамана Иван Перебийнос.

– Ив-ва-нушка! – ласково так заговорил атаман. – Говорят, дядюшка ваш прибыл. Так я хочу ему лапорт по всей форме отдать, от вверенной мне станицы.

– Никак невозможно это сейчас, Тихон Антонович, – покачал головой Иван. – Дядюшка мой с дороги утомился, старенький он… И гневен он сегодня очень.