Эрнст Гофман - Пустой дом

• Название: Пустой дом
• Автор: Эрнст Гофман
• Издательство: Лабиринт
• Жанр: Ужасы и Мистика
• Год: 1996
• ISBN: 5-7101-0110-9

"Ночные истории" немецкого писателя, композитора и художника Э.Т.А. Гофмана (1776—1822), создавшего свою особую эстетику, издаются в полном объеме на русском языке впервые. В них объединены произведения, отражающие интерес Гофмана к "ночной стороне души", к подсознательному, иррациональному в человеческой психике. Гофмана привлекает тема безумия, преступления, таинственные, патологические душевные состояния.

Это целый мир, где причудливо смешивается реальное и ирреальное, царят призрачные, фантастические образы, а над всеми событиями и судьбами властвует неотвратимое мистическое начало. Это поэтическое закрепление неизведанного и таинственного, прозреваемого и ощущаемого в жизни, влияющего на человеческие судьбы, тревожащего ум и воображение.

---

Войска должны были выступить в поход, повозка полковника, уже уложенная, стояла у дверей, а сам он завтракал; и вдруг в ту самую минуту, когда он подносил ко рту стакан мадеры, он вдруг с глухим вскриком упал со стула замертво. Врачи нашли, что с ним сделался удар. Несколько недель спустя мне принесли письмо, адресованное полковнику. В надежде узнать что-либо о родственниках полковника, чтобы сообщить им о его внезапной кончине, я решился распечатать письмо. Оно было из Пизы и состояло всего из нескольких слов без подписи: "Несчастный! Сегодня, 7-го числа, ровно в полдень, Антония, прижимая к себе твое вероломное изображение, скончалась!" Я посмотрел в календарь, в котором записал день смерти полковника, и обнаружил, что Антония и он умерли в один и тот же час.

Я уже не слышал ни слова из того, что далее рассказывал старик, ибо вместе с ужасом, объявшим меня при мысли, что мое собственное положение сходно с положением полковника, во мне вспыхнуло такое непреодолимое влечение к таинственному предмету моих мечтаний, что я не мог более ему противиться, вскочил со стула, выбежал вон и помчался к роковому дому.

Издали мне показалось, что сквозь спущенные жалюзи мелькает свет, но когда я подошел ближе, он исчез. В исступлении неутолимой любви я с силой толкнул дверь; она отворилась, и я очутился в слабо освещенной передней. Меня обдало душным, спертым воздухом; сердце мое, охваченное тревогой и нетерпением, сильно билось; внезапно раздался протяжный, пронзительный женский крик, отозвавшийся во всем пустом доме, и я, сам не знаю каким образом, вдруг очутился в просторной, ярко освещенной множеством свечей зале, обставленной в старинном духе раззолоченной мебелью и украшенной причудливыми японскими вазами. Густое синее облако курящихся благовоний окутало меня.

— Здравствуй! Здравствуй, дорогой жених! Настал желанный час, пора к венцу! — женский голос звучал все громче, пока наконец не перешел в крик, и точно таким же непонятным для меня образом, как я оказался в зале, вдруг явилась передо мною из тумана, наполнявшего комнату, молодая, высокая женщина в богатых блестящих одеждах. Повторив еще раз пронзительным голосом: "Здравствуй, дорогой жених!" она двинулась ко мне, раскрыв объятия. И обманутые глаза мои увидели вместо прелестного лика желтое, искаженное старостью и безумием лицо. Потрясенный, объятый ужасом, я отступил назад. Будто загипнотизированный горящим взглядом гремучей змеи, я не мог ни отвести свой взор от жуткой старухи, ни сдвинуться с места. Она приблизилась, и тогда мне показалось, что ужасное лицо ее — всего лишь маска из прозрачной вуали, а сквозь нее просвечивают черты прелестного лица, являвшегося мне в зеркале. Я уже чувствовал прикосновение руки этой женщины, как вдруг она истошно вскрикнула и упала передо мной на пол, а сзади меня раздался голос:

— Эге-ге! Что, бес опять вселился в вас, сударыня? Прошу покорно убираться спать, спать, а не то я вас, сударыня, попотчую плетью!

Я обернулся и увидел старого управителя в одной рубахе, размахивающего большущей плетью. Он собрался ударить старуху, но я схватив его за руку, удерживая, он же отшвырнул меня и закричал:

— Прочь! Ежели бы я не подоспел вовремя, эта старая ведьма отправила бы вас на тот свет; извольте, сударь, скорее выйти вон, вон!

Я опрометью бросился из залы, тщетно стараясь найти в потемках дорогу к выходу. Тем временем в зале послышались удары плети и вопли старухи. Я хотел закричать, позвать на помощь, но вдруг оступился, упал, покатился вниз по лестнице и так сильно ударился об какую-то дверь, что она распахнулась и я очутился в маленькой комнатушке. Увидев измятую только что оставленную постель и лежащий на стуле коричневый сюртук, я тотчас догадался, что это жилище старого управителя. Через несколько минут на лестнице раздались шаги, в комнату вбежал он сам и бросился мне в ноги.

— Кто бы вы ни были, сударь,— пролепетал он жалобным голосом,— умоляю вас, ради всего святого, не говорите никому, что вы здесь видели, иначе я лишусь места и куска хлеба! Ее сумасшедшее превосходительство наказаны и теперь лежат связанные в постели. Дай Бог вам самого приятного сна. Да, да, сударь, идите почивать... Прощайте, спокойной ночи!

Произнеся это, старик вскочил, взял свечу, вывел меня из подвала, вытолкнул за дверь и накрепко запер ее за мною.

Я возвратился домой в полном смятении. Все эти события так потрясли меня, что в первые дни я не мог привести в порядок свои мысли. Помню только, что волшебное очарование утратило свою власть надо мной. Исчезла и болезненная тоска по прекрасному образу в зеркале, и вскоре я уже стал смотреть на все случившееся как на приключение в сумасшедшем доме. Не приходилось сомневаться — управитель выступал в роли старого надзирателя, приставленного к безумной женщине знатного происхождения, состояние которой скрывается от света; но как объяснить, почему зеркало... и вообще все прочие чудеса. Но далее, далее!

По прошествии некоторого времени я встретил на званом вечере графа П., который, отведя меня в сторону, спросил:

— Знаете ли вы, что тайна нашего пустого дома почти раскрыта?

Я весь обратился в слух; но едва граф начал свой рассказ, как распахнулась дверь в столовую и все направились к столу. Погруженный в мысли о тайне, которую граф хотел раскрыть мне, я подал руку какой-то молодой даме, вовсе не глядя на нее, и машинально последовал за церемонной вереницей других гостей. Подведя свою даму к свободному стулу, я впервые посмотрел на нее — и увидел... увидел совершенное подобие таинственного образа, являвшегося мне в зеркале. Вы можете легко представить себе, каково было мое изумление; однако же, уверяю вас, что в душе моей не возникло ни малейшего отзвука той неистовой страсти, которая рождалась во мне прежде, когда мое дыхание вызывало появление в зеркале чудесного образа. Должно быть, растерянность или даже страх весьма ясно отразились на моем лице, потому что девушка посмотрела на меня с таким удивлением, что я счел нужным, постаравшись взять себя в руки, объяснить ей, что если память меня не обманывает, то я имел счастье уже прежде с нею встречаться. Ответ ее был короток: это едва ли возможно, ибо она только вчера и впервые в жизни приехала в ***. Это совершенно обезоружило меня. Я умолк, и только ангельский взгляд прекрасных глаз девушки помог мне справиться с замешательством. Я сделался осторожным и стал внимательно к ней приглядываться. Она была приветлива, нежна, но в ней чувствовалось какое-то болезненное напряжение. Несколько раз, когда разговор оживлялся, и особенно когда я вставлял в него какую-нибудь шутку, она улыбалась, но и сквозь эту улыбку сквозила непонятная горечь.

— Вы, кажется, невеселы, сударыня; не утренний ли визит расстроил вас? — обратился к моей даме сидевший неподалеку офицер; но сосед его дернул за рукав и что-то шепнул на ухо, а дама на другой стороне стола с выступившим на щеках лихорадочным румянцем и тревожным блеском в глазах начала громко расхваливать прекрасную оперу, которую слушала в Париже.

У моей соседки вдруг навернулись на глаза слезы:

— Ну, не глупое ли я дитя! — сказала она, обращаясь ко мне.

— Обычное следствие головной боли,— отозвался я, поскольку прежде она уже жаловалась на мигрень,— против которой самое лучшее лекарство есть дух, присутствующий в пене этого поэтического напитка.

С этими словами я налил в ее бокал шампанского. Сначала она отказывалась, но потом выпила немного и взглядом поблагодарила меня за мое истолкование ее слез, которых она не в состоянии была долее скрывать. После этого она вроде бы несколько повеселела, и все пошло бы хорошо, ежели бы я не имел несчастья задеть бокал, издавший пронзительный, резкий звук. При этом звуке моя соседка побледнела как полотно, да и мое сердце внезапно затрепетало, ибо звук этот напомнил мне голос сумасшедшей старухи в пустом доме.

Когда пили кофе, я нашел повод приблизиться к графу П., и он тотчас понял, зачем.

— Знаете ли вы,— спросил он,— что вашей соседкой за столом была графиня Эдмонда 3.? Известно ли вам, что в пустом доме уже много лет содержится взаперти сестра ее матери, которая одержима неизлечимым безумием? Сегодня утром обе они, мать и дочь, навестили несчастную. Старый управитель, единственный человек, который умеет справляться с графиней, когда у нее случаются припадки буйства и надзору которого она по этой причине была вверена, смертельно болен. Теперь, говорят, сестра ее решилась доверить эту семейную тайну известному доктору К., который хочет испробовать кое-какие средства, чтобы если и не восстановить полностью ее здоровье, то хотя бы избавить ее от тех буйных припадков, которые у нее иногда случаются. Больше я пока ничего не знаю.

К графу кто-то подошел, и наш разговор прервался. Доктор К. был тот самый врач, к которому я обращался, когда сам был в критическом состоянии. Само собой разумеется, что я не мешкая поспешил к нему, подробно рассказал обо всем, что со мной приключилось за последнее время, и стал просить его сообщить мне все, что он знает о сумасшедшей старухе. Взяв с меня обещание строго хранить тайну, доктор пошел мне навстречу и поведал следующее: