Дарья Агуреева - 36 и 6

• Название: 36 и 6
• Автор: Дарья Агуреева
• Жанр: Современная проза

---

— Как ты относишься к свадьбе?

— Плохо, — не хотелось отрываться от её губ.

— Я тоже, — я не удивился ответу. Милана во всём со мной соглашалась. Мне порой жутко делалось. Эта девочка буквально молилась на меня. Заглядывала в глаза, слушала мой вздор, затаив дыхание, неожиданно наклонялась, чтобы завязать мне шнурки… Она прирастала ко мне каждым сосудиком сердца. Это было упоительно и тяжело. Милана очень изменилась. Придумывала новые причёски, неумело стряпала для меня печенье, купила себе какое-то несусветное платье, благодаря которому я вдруг заметил, что у неё божественные колени. Насколько неприступной была она раньше, настолько общительной, солнечной казалась она теперь. Но что-то трудное в ней осталось. Милана не была открытым человеком, не рассказывала о себе и вообще придерживалась самых нейтральных тем. Даже мне приходилось, прилагая усилия, перелистывать страничку за страничкой её души. Тем не менее я чувствовал — я совсем-совсем её не знаю. Но в остальном, если забыть о её скрытности и навязчивом чувстве, что она утаивает от меня что-то, недоговаривает, Милана была чудной.

— Ты лучшее, что со мной случилось, — на одном дыхании шептала она и в смущении, заливаясь краской, прятала лицо у меня на груди. Вообще Милана была скупа на нежные слова. Порой я даже бессознательно вытаскивал из неё признания и потом сам пугался услышанного.

— Тебе хорошо со мной?

— Очень!!!

— Почему же ты не говоришь мне об этом?

— Я люблю тебя! Разве ты не знаешь? — эти слова произносила Милана, не Вика. Меня это настолько поразило, что на несколько мгновений я вдруг почувствовал себя узником настоящего. Я не хотел, чтобы она говорила так. И в то же время делал всё, чтобы это случилось. Окончательно настроение испортилось, когда я познакомился с её бабушкой. Милана приехала из другого города. Родители остались там. И теперь она была предоставлена самой себе и неназойливой опеке матери отца.

— Андрюшенька! Вы берегите её. Она у нас одна, — ласково говорила эта чужая, почти незнакомая мне женщина. — Милана так изменилась благодаря вам. Прямо расцвела! Не ходит, порхает! — и всё, не сводя глаз с внучки, краснеющей от её любящих взглядов. Приторный, сладковатый вкус патетики. Но я почувствовал себя ответственным за Милану. Это было приятно. Но в то же время тяготило меня, грузом продавливало сердце. От смятения, от нежелания оступиться я неожиданно брякнул ей через несколько дней:

— Я тоже люблю тебя, Милла. — И вцепился в её губы, долго мусолил отчаянными поцелуями их мясистую припухлость. Даже почувствовал во рту соленоватую кровь. Только, чтобы не продолжать этот кощунственный для меня разговор. Милана… Что-то нежное, грустное. Очень похоже на название итальянского города. Несбывшаяся мечта… Невыполненное обещание… Тогда наши поцелуи затянулись. Так я будто заслонился от себя самого. Невольно ласки мои стали смелее. Я совсем больше не думал, что ей только восемнадцать, что она меня любит, а я… Она мне нравилась. Чертовски нравилась! Не мог быть разумным, видя, как она на меня смотрит. И всё же я пытался сопротивляться себе:

— Ты уверена?

— Не знаю, — первое сомнение. Конечно, это означало «нет»! Ведь на более определённое отрицание по отношению ко мне Милана была просто не способна.

— Я вот тоже… Вернее я этого хочу, конечно, но…

— Реши, пожалуйста, сам, — ласковое прикосновение. И тут я увидел родинку у неё на груди. Именно такая, в том же месте была у Вики. Я просто ошалел, опьянел тогда. Уже ничего не соображал. Кажется, называл её Викой… Точно не помню. Она почти не отвечала на мои поцелуи, но я даже этого не замечал. Очнулся, лишь когда она впилась от боли ногтями мне в спину. Мне стало так жутко! Истерзанные губы, перекошенное от мучительного терпения лицо, взмокший лоб, отчаянье в глазах — лишь бы это поскорее кончилось! Боже мой, я целовал не Вику, совсем чужую мне девушку. Умыл ей фальшивыми поцелуями лицо, напоил джином. Хотелось поскорее от неё избавиться. Сил не было отвечать на эти вопрошающие удивлённые взгляды. Когда она одевалась, рассмотрел её ступни: удлинённые, узкие. Нет, это была не Вика. У Вики изумительные маленькие ножки с очень высоким изящным подъёмом. Милана… Зачем у тебя эта родинка? Её не должно было быть! Хотя к чему искать объяснения? Наверняка, я и так забрал бы у неё всё, что она могла мне дать: любовь, покорность, невинность, даже душу — теперь она рисовала только меня. Увидел на простыне пятнышко крови. Стало дурно. Почему-то вспомнилась «Ювента». Эту кровь пролил я, хотя и не хотел такой жертвы. Но себя я ни в чём не винил. Напротив, обвинить хотелось именно Милану. Что она в самом деле корчит из себя безропотную овцу? Я не святой. Я всего лишь человек. Я ощущал себя последним мерзавцем и обвинял в этом свою жертву. Пугался собственных мыслей. Пытался возродить какое-нибудь светлое воспоминание: вот Милана улыбается мне, и я чувствую, что счастье не умещается у меня в груди, расползается по всему телу, размазывает меня, распыляет в воздухе… Быть может, я всё же любил её, но и ненавидел. Хотел с ней встречаться и делал это обдуманно, всерьёз, выстраивая в воображении шаткие воздушные замки. Но я был слишком самонадеян — не рассчитал силы, переоценил свои скромные возможности. В тот день почти сразу отвёз её домой. Уже физически не мог выносить её близость. Она ничего не сказала, извиняюще чмокнула меня в щёку. Я, как полоумный, мчался домой. Ещё на лестнице услышал надрывный зов телефона. Проклял всё на свете, разбираясь с замками. Еле переводя дух, схватил телефонную трубку.

— Алло! — тишина, напряжённая, вызывающая. — Да говорите же! — ещё несколько секунд отчаянного вслушивания. Кто-то молча звал меня, разрывал пространство неслышным дыханием. Щелчок, и череда безликих коротких гудков. Почувствовал, как сердце затрепыхалось у самого горла. Казалось, ещё чуть-чуть, и я ненароком выплюну его, меня просто вырвет истеричным волнением, охватившим мою тоскующую душу. Я знал, кто это. Не мог не знать. Вику я угадывал в любых проявлениях. «Нет! Ты не будешь с ней разговаривать», — зло убеждал я себя. «Всё кончено! Дважды в одну воду не ходят! У тебя есть девушка. Она тебя обожает. Ты не можешь с ней так поступить. И потом что тебе надо? От добра добра не ищут!» Утром разбудил телефон. Я вскочил, сломя голову кинулся к аппарату. Сердце ликовало — был уверен, что это Вика.

— Доброе утро! — дрожащий от волнения голосок Миланы. Я знал, чего ей стоило позвонить. Она очень боялась быть навязчивой, и звонил обычно я. Взглянул на часы — ровно девять. Значит, эта дурочка не спала всю ночь, подгоняла ленивые стрелки, чтобы поскорее настало время, когда будет прилично врываться в чужую квартиру нервными протяжными гудками.

— Привет, солнышко! — еле выдавил из себя. Вышло не очень убедительно.

— Я так соскучилась… Не выдержала. Вот позвонила, — ничего не значащее сюсюканье, больно царапающее меня тающими от нежности гласными.

— Молодец! Тебе полагается грамота за инициативу.

— Что мы сегодня будем делать? — она не сомневалась, что мы встретимся.

— Я так устал… — я попытался избежать свидания, но тут же почувствовал, как покрылась мурашками её кожа. Словно увидел, как в её мозгу испуганно запульсировала навязчивая неизбежная мысль: «Это всё? Переспал и бросил?» Я не верил, что брошу её. Совсем не хотел её бросать. Как всё это вышло? Но по-своему она была права. Со стороны ситуация выглядела именно так, как ей думалось. Я вошёл в роль. Представил себе, что на том конце провода Вика. — Я очень устал, Милана, — весело затараторил я. — Столько часов без тебя — это невыносимо. Вымотался, будто всю ночь вагоны разгружал. Так что приезжай ко мне. Нет сил даже подняться. Придётся тебе меня немножко подлечить.

— Я знаю одно безотказное средство! — пронзительная радость. — Тысяча поцелуев три раза в день.

— Доктор! Скорее! Я мечтаю об этом лекарстве.

— Ты любишь меня? — удар ниже пояса.

— Конечно, малыш! — я не сдавался.

— Это серьёзно?

— Нет! Это так легкомысленно!

Положил трубку, и снова звонок. Я медлил. Хотел даже выдернуть шнур, но не смог.

— Алло! — выговорил я грубо, в тайне умоляя Вику молчать. Опять эта зовущая, тоскующая тишина. Почудилось, что уловил еле слышный всхлип, томный шёпот. Громкий вздох, и снова эти невыносимые гудки. Когда приехала Милана, я совершенно выдохся. Не знал, как себя вести. Не хотел никого видеть.

— Мне фильм принесли какой-то. Может, посмотрим? — спасался я от жуткого молчания.

— Давай! — недоумение, ломкий взгляд. Завалились на диван перед телевизором. Я старался держаться предельно далеко от Миланы. Она, видимо, чувствовала, не льнула, не касалась меня. Я даже как-то обиделся, что ли? Фильм был на редкость дурацкий. Но я заинтересованно пялился на экран. Милана силилась понять происходящее — не получалось. Я не выдержал. Мысленно перекрестился. Потянул её к себе. Она знала, что это произойдёт. Готовилась. Почувствовал запах духов — раньше она никогда на душилась, наконец заметил, что она в платье, чтобы проще было раздеться. Милана пыталась быть страстной, но все её попытки были неумелыми, смешными. Казалось, её руки стали пластилиновыми. Они прилипали к моему телу, оставляли на нём грязные следы. И я предчувствовал, с каким трудом буду потом оттирать вместе с верхним слоем кожи этот гадкий, закостеневший пластилин. Она не была Викой, и это дико раздражало меня. Через час опять не мог выдержать её сгущённый взгляд. А она продолжала собирать по крупицам рассеянный свет моих зрачков, заглядывала мне в глаза, прижималась к моей груди. Вдруг легко соскочила с кровати, нашла на столе карандаш, бумагу, снова запрыгнула в постель. Села на мои ноги, положила листок на грудь, принялась рисовать. Нестерпимая боль. Не знаю, как я вынес такую муку. Показала мне: безумный взор, пытающиеся улыбнуться губы, взъерошенные волосы.