Ахмедхан Абу-Бакар - Снежные люди

• Название: Снежные люди
• Автор: Ахмедхан Абу-Бакар
• Издательство: Художественная литература
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1980

---

— Что, объявился новый шейх? — удивился Адам.

— Да, — улыбнулся Хажи-Бекир. — Можешь радоваться.

— Чему?!

— Да ведь этот святой — ты!

— Как это я?!

— Здесь твоя могила.

— Моя могила? И это ты, конечно, поторопился вырыть мне могилу?

— В Шубуруме нет другого могильщика…

Адам вдруг ухмыльнулся:

— А если объявить паломникам, что я жив, а?

— Не поверят.

— Пожалуй, ты прав… Они так увлечены своим делом, что, наверное, им все равно, кто тут похоронен: то ли шейх, то ли Шахназар, то ли кости его лошади и моя папаха… А все-таки приятно…

— Что тебе приятно?

— Да вот так постоять перед своей могилой и поглядеть на людей, которые восторженно чтят мою память. Уверен, когда я умру на самом деле, такого почета не будет…

— Нет, нет, ради аллаха, не помирай! И вообще человеку положено помирать один раз, два раза умирать — это уже смешно!

— Гм, да. Ты прав.

— И мне ты нужен живой, а не мертвый! Пошли! Не мешай людям молиться.

— Все-таки надо им сказать!

— Нет, нет! Это будет кощунством, осквернением могилы святого Адама.

— Ну, я еще не покойник!

— Ну, знаешь, от их кулаков можешь стать и покойником, если рассердишь.

— Неужели они предпочитают меня не живым, а мертвым?!

— Такова наша вера: при жизни человек не дороже муравья… Ну, пошли, пошли, паломники уже косо поглядывают, думают, что мы смеемся над ними.

— Да как же не смеяться?! Меня, сельского парикмахера, люди считали каптаром, когда вот они — целое стадо каптаров!

Адам не хотел идти, собирался еще рассуждать, но Хажи-Бекир силой оттащил парикмахера от его могилы и повлек в аул. Однако когда поравнялись с воротами его сакли, Адам уперся и решительно отказался идти дальше. Хажи-Бекир умолял Адама сначала объявиться в сельсовете; парикмахер был неумолим.

— Кому надо, пусть придут ко мне, — гордо заявил он и ушел.

Адам звал к себе Хажи-Бекира, но тот лишь покачал головой; он не хотел встречаться с Хевой; в конце концов это она чуть не отдала его на самосуд разъяренной толпы…

И Хажи-Бекир один пошел прямо в сельсовет.

На площади толпился народ. Айшат еще суетилась: перевязывала раны отважным охотникам на каптара. Хамзат едва не вскочил с носилок, увидав, как заботливо и даже нежно перевязывает Айшат лицо Касума. Может, он все же поднялся бы, чтоб ударить корреспондента, но тут появился Хажи-Бекир. Могильщика сразу окружили блюстители общественного порядка и сказали, что он арестован именем закона.

— За что? — громко спросил могильщик.

— За убийство парикмахера Адама! — сказал, подойдя, Мухтар.

— А если я не убивал? — улыбнулся Хажи-Бекир.

— Бегством из тюрьмы ты сам доказал свою вину. Уведите!

— Нет, нет, постойте! Ха-ха-ха… Адам жив! — крикнул, торжествуя, Хажи-Бекир.

— Как это — жив?! — зашумели кругом. — Мы сами его хоронили! Чего он нас дурачит?! Просто он с ума сошел!

Похохатывая, Хажи-Бекир рассказал все: что только сейчас он проводил Адама целым и невредимым в его саклю, что каптара нет и не было, а была месть Адама насмешникам и озорникам, что слухи о снежном человеке просто досужий вымысел болтунов и сплетников… Его слушали разинув рты.

— А крик? — спросил кто-то. — У Адама был тонкий, писклявый голосок…

— Вот голос у него, правда, изменился, — ответил могильщик.

— Да, все может быть, — глубокомысленно заметил Али-Хужа. — Я сам своими глазами видел, как без наседки выводят цыплят!

Нет, все-таки никто не хотел верить.

— Да что слушать его сказки! Пошли к Адаму! Да держите покрепче этого враля, чтоб опять не убежал!

— Теперь-то я не убегу, дудки! — захохотал Хажи-Бекир.

На шум из сакли вышла испуганная Хева и сказала?

— Он спит, потише, пожалуйста!

Она с детства привыкла благоговеть перед святыми.

— Разбуди! Немедленно! — заревела толпа.

И вот на веранду вышел, недовольно морщась, заспанный Адам.

— Вах, вах, вах! — закричали в толпе. — Он живой! На самом деле живой! Это Адам! Да, да, наш Адам!

— В чем дело? — спросил парикмахер, остановившись у перил и заложив руки за спину; он все еще торжествовал победу над аулом. — Что, почуяли запах хинкала, который приготовила моя Хева? Добро пожаловать, прошу на хинкал! Только не забудьте принести вина…

Оцепенелые, ошалелые, растерянные, окаменевшие от удивления стояли шубурумцы перед саклей Адама: никогда не слышали они, чтоб Адам говорил так четко, мужественно, членораздельно.

— А крик? — вспомнил кто-то. — Крик каптара! Пусть закричит!

Кричать Адам не хотел: в этом ему почудилась насмешка — мол, опять издеваются! Требуют, чтоб изображал каптара для их развлечения… Но Хажи-Бекир пал на колени, умоляя:

— Не подводи, будь другом! Они же не верят мне, думают, что вру! Я же не требую, чтоб ты сказал те проклятые слова, начало всех моих бед…

Наконец Адам уступил; парикмахер зажал ладонями собственные уши, закинул голову, раскрыл рот — и громовый рев пронесся по Шубуруму! Отозвались скалы, горное эхо пошло блуждать и перекликаться; дети ткнулись головами в материнские подолы и зарыдали; женщины в страхе прижались к мужьям, ища защиты.

Так все убедились, что миф о снежном человеке лопнул, как не в меру надутый овечий пузырь.

И пожалуй, самое жестокое разочарование пришлось на долго ветеринарного врача Хамзата: некого ловить в окрестных горах, ибо нет никакого каптара; а значит, и нет надежды добиться руки красавицы Айшат… И не будет никакой диссертации! И статья, напечатанная Хамзатом в газете: «Об ископаемом животном, неверно именуемом снежным человеком», — теперь вызовет только насмешки да издевательства…

Из Шубурума блюстители общественного порядка вместо Хажи-Бекира увезли Одноглазого Раджаба, которому за полным отсутствием каптара теперь пришлось в трезвом виде признаться, что он сам поджег документы на складе…

Говорили, что от крика Адама даже из его собственной сакли на виду у всех выпало несколько камней — и это было началом разрушения Шубурума, аула в поднебесье, который ближе к аллаху, чем к земле, прекрасной, плодородной, цветущей, благоуханной земле родного Дагестана.

ЭПИЛОГ

Мирно цокая подковами по кремням и гранитам, кивая головой, словно о чем-то раздумывая и с чем-то соглашаясь, мой конь спустился с высоких холодных гор к теплым предгорьям, на плато Чика-Сизул-Меэр, в молодой город из белого известняка и золотистого туфа с красным кирпичом; в молодой город на берегу спокойного пресного рукодельного моря, еще не нанесенного на карту скупыми картографами.

Здесь цветет, смеется и поет весна. Как отец голову дочери, солнце гладит горячей ладонью нежную землю. Ласковый шум листьев, тенистые аллеи грецкого ореха, улицы с двумя рядами пирамидальных тополей, бульвары, на которых цветет белая акация… Суета будничного дня, шум машин. На городской улице я на коне выгляжу, наверное, странно: прохожие оглядываются, и цокот подков по каменной мостовой разносится далеко по переулкам, рождая многие маленькие эхо в домах и подворотнях городских зданий.

Все же шубурумцы и здесь верны себе: не хотят жить в городских квартирах больших домов, а норовят устроиться в домике на одну семью, что спрятался в цветущем палисаднике. Это все «особняки-самострои», воздвигнутые на государственную ссуду, и, как говорят горцы, «в таком доме стыдно помирать!».

Каждый шубурумец знает не понаслышке, как рождался этот город, эта гидростанция, это водохранилище, потому что он был не только очевидцем, посторонним наблюдателем, но и сам строил и дома, и гидростанцию на Сулакском каньоне с бетонной плотиной высотой двести сорок метров. До сих пор дивятся шубурумцы, что здесь работают всего семь часов в сутки, и, чтобы не сидеть сложа руки, все свободное время копошатся в палисадниках; любят и знают шубурумцы землю и до сих пор говорят с восторгом, что земля тут такая жирная и сочная — хоть на хлеб намазывай вместо меда! К тому же и палисадники перед домами не меньше, чем былые поля-терраски на шубурумских высотах.

Невольно вспоминаешь слова безвестного певца Страны гор:

Лучше спой ты песню о печали,
Не жалея слов, с улыбкой спой!
А настанет радость — пой потише,
Все равно с волненьем будут слушать.

Наверное, и мне пора петь потише.

Кто это идет впереди, весело разговаривая и смеясь, щебеча, воркуя, чирикая, как пара птиц на гранатовом кусте? Ба, да это ж наши знакомые — Айшат и Касум, врач и корреспондент, жена и муж; Касум перешел работать сюда спецкором столичной газеты. «А Хамзат?» — спросите вы. Бедняга не пожелал ежедневно встречаться со счастливым соперником и устроился на работу в колхоз подальше… Отец Айшат, которого в Шубуруме звали «сельсовет Мухтар», трудится теперь в горисполкоме; Чамсулла заведует отделом готового платья в универмаге: то-то все шубурумцы щеголяют в новеньких модных костюмах! Вас интересует судьба Хажи-Бекира? Сельский могильщик изменил своей прежней профессии и теперь строит дома для людей; прежде заботился о мертвых, теперь заботится о живых… И чувствует себя как будто неплохо. Только подругу себе еще не нашел: как выражаются горцы, он одинок и не с кем ему грызть орехи. Кто знает, может быть, он лелеет в душе мечту, что когда-нибудь Адам обожжется горячим бульоном и крикнет в гневе те проклятые слова? Но Адам не такой дурак и, хотя обжигался уже много раз, не обидел Хеву бессмысленной тарабарщиной; ради пущей осторожности он закрепил свой брак с ней регистрацией в загсе, а свидетельство носит в нагрудном кармане около сердца — так надежнее… Право, если б Адам не был давним членом Союза безбожников, я б все-таки назвал его святым: с такой кротостью переносит он и горячие бульоны, и другие невзгоды семейной жизни! Ведь Хева теперь уже освоилась со своей судьбой и живет со святым, как с самым обыкновенным человеком.