Борис Фальков - Ёлка для Ба

• Название: Ёлка для Ба
• Автор: Борис Фальков
• Жанр: Русская классическая проза

---

- Правильно! Коммерция моя не богата выбором: яблоки, помидоры, арбузы. Но я не открываю даме, что она ошиблась в выборе самой лавочки, то есть, коммерсанта. Зачем? Я пытаюсь уговорить её, что ей на самом деле нужны именно... помидоры, а не зеркальце, понятно?

- Выдержка и настойчивость, - подтвердил я.

- То есть, я разговариваю с ней на её тему. И в конце концов убеждаю её, что она просто сама не знает, что ей нужно. В итоге нашей беседы она покупает помидоры, а не зеркальце.

- И это получается всегда?

- Бывает, конечно, что у дамы с утра сердцебиение. Или насморк. Тогда с нею трудней... Но ведь у нашей дамы это случается реже, чем у других дам. Да и я научился преодолевать такие трудности ещё в молодости, хотя мне тогда приходилось спать по два часа в сутки.

- Это было в Крыму, - догадался я.

- Да.

- И туда приехала Ба.

- Да.

- А почему она приехала, вы были уже знакомы раньше?

- В общем - тоже да, - кашлянул он. - Хотя это сложный вопрос. Если ты намерен двигаться дальше такими же темпами...

- ... ты перестанешь отвечать, - подхватил я. - Конечно, меня рано сажать за взрослый стол. И вообще, у меня горячка, нужен невропатолог.

- Ты прекрасно знаешь, что идея сажать тебя за общий стол - моя. И я собственноручно вынес твой кукольный, лилипутский столик в чулан. Я считаю, что унижение даже маленьких людей не проходит даром для унижающего. Так что я попробую ответить и на сложные вопросы. Чего там, дело давнее, отчего бы и не рассказать? Только пусть это останется между нами.

- Гроб, - пообещал я.

- Только, пожалуйста, без музыки, - рассмеялся он.

- Рассказывай, пожалуйста, а то я вдруг усну, - взмолился я.

Можно голову сломать, решая, почему он всё это мне рассказал. Мне, очень маленькому человеку, ребёнку. Может, именно потому он и рассказал мне, что я был ребёнком. Может, он полагал, что я не пойму, не запомню, не заинтересуюсь - и засну, не дожидаясь конца рассказа. А может - он рассказывал это вовсе не мне, а самому себе, потому что эта тема была ему по-настоящему интересна. Годы спустя он позвал меня к себе в спальню, среди дня там были плотно закрыты ставни, там было так темно и глухо, что замирало сердце, а он несколько лет почти не выходил оттуда! Я впервые в жизни собрался в самостоятельную поездку, по чистой случайности - в Крым. Он зазвал меня к себе, и сказал из глубин темнот, низким и мягким голосом, каким, наверное, говорил Господь на Синае: ты едешь, так знай, что женщины бывают разные - а болезнь одна. И это было всё. Я выслушал и уехал. Похоже, существует ещё одно "может": кому ж ещё он мог рассказать всё это? Он, такой?

- Тебе известно, что мой старший брат Борис оставил дом по не зависящим от него обстоятельствам?

- Да, - подтвердил я, - этим обстоятельством был наган. А ты любил его, не наган, конечно, а Бориса. А у отца есть браунинг. Подумаешь, обстоятельство, в нашем дворе можно выменять и автомат.

- Я брата обожал, - поправил он. - Но ты не разговаривай, а то не уснёшь. Тебе также известно, что отец Яши Хейфеца играл на баритоне в городском саду, а сам Яша - на чём и где? Я хочу сказать, что отцы, в сравнении с пушками детей, вооружены жалкими рогатками.

- А Ба вооружена всего лишь щёткой для волос, - вставил я. - Но и палка ведь тоже, говорят, иногда стреляет.

- Да, и Ба вооружена. Только она пускает в ход своё оружие лишь в крайних случаях, когда вынуждают её обстоятельства... ну, вот то самое сердцебиение с утра. А обычно она просто пожимает плечами. Так что в нормальных условиях никаких тебе выстрелов.

- Она себе сама создаёт обстоятельства, - не согласился я. - И другим тоже. Например, порядок в доме, или твои поездки по ночам к больным.

- Сейчас ночь, и я снова у больного, - сказал он. - Уверяю тебя, она меня сюда не посылала, я сам. Обстоятельства... нет, она не создаёт их, а подбирает. Так же, скажем, как подушечки на тахту, тарелочки на стену, или игрушки на ёлку. Но не производит же она их сама.

- Игрушки для Ба! - воскликнул я. - Лучше бы она собирала брошки.

- Эти игрушки выглядят не хуже брошек, - сказал он. - При условии, что ими увешана Ба, а не кто-нибудь другой. Ибо сама Ба прекрасна. Но вообще-то каждый устраивает себе ёлку по вкусу, даже по своему образу и подобию. Каждый в своей ёлке видит, собственно, как в зеркале: себя. И вешает игрушки - какие его устраивают, иначе это вообще не ёлка, не зеркало... для него.

- И Ба устраивает себя так, как её устраивает, - выпалил я, - ничего себе ёлочка... А ты заметил, какой симпатичный каламбурчик?

- Заметил. Но только не она себе устраивает ёлку, а я ей.

- Ты... - недоверчиво сказал я и остановился, не желая его обидеть. - Но не ты же главный... в доме. Говорят, твой номер если и не шестнадцатый, то уж и не первый.

- Это как посмотреть, - возразил он. - Правда, Валя утверждает именно так. И другие думают подобно ей, она только высказывает вслух их мысли. Правда и то, что я не высовываюсь из-за куста, за которым посиживаю. Я стараюсь действовать невидимо, и очень редко выступаю на авансцену. Но, тем не менее, всё устраиваю я. Это не первый случай в истории человечества, ха-ха, не думай... Ещё в Библии описаны такие примеры. Приведу и я пример: скажем, я терпеть не могу Шуберта, да-да. Я обожаю полонез Огиньского. Но я не настаиваю на нём, и Ба получает своё удовольствие от Шуберта. Полонезами в доме и не пахнет, а у Ба зажигается маленькая ёлочка. Но за этой ёлочкой, за этим кустиком - я, не так ли? Так что, кто в этом доме... номере главный, а?

- Главное в этом номере, не повалить ёлку на пол.

- Конечно! И такого рода случайности бывают, конечно. Но кто способен намеренно повалить её, кто поднимет руку или ногу, чтобы растоптать игрушки Ба, в которые она смотрится, как в маленькие зеркальца - чтобы видеть там себя, такую же прекрасную, как и в действительности, но только приумноженную в сто, в тысячу раз? Кто способен избить Шуберта, плюнуть в глаза Мендельсону?

- Многие способны, - проворчал я. - Не только я. Например, отец... не помнишь разве?

- И что сделала Ба? Пожала плечами, и всё. А тебе даже разрешила снова лезть к ней в постель по утрам. Меня всегда интересовало, о чём вы с ней там говорите.

- Ничего себе, пожала плечами, - потёр я своё темя. - Тебе она тоже разрешила залезть к ней в постель после того, как... пожала плечами? Или, всё-таки, после того, как трахнула щёткой?

- Маленький хитрец, - засмеялся он. - Мне удалось избежать щётки. В отличие от всех вас, я не пытался разубедить её в том, что решение пустить меня в постель приняла она сама. Не так-то просто было внушить ей это, чтобы потом взять - и разубедить. Нет-нет, она должна верить и знать, что она сама творец своей ёлки и прочих обстоятельств, дом, семья это или причёска. В неё не должно закрасться и крошечное подозрение, что её интерпретация Шуберта, или вообще жизни, неверна. Если кто-нибудь - как это делаете подчас вы - начинает ей подсказывать такие вещи, она пожимает плечами, а если начинают на этих вещах непристойно настаивать, она отчаянно защищается: берёт в руки щётку, чтобы причесаться самой или учесать непристойного. Ведь, если непристойному подсказчику удастся внушить ей такое подозрение, закачается вся конструкция, она просто не выдержит - рухнет, как твоя ёлка. Потому никто и не должен внушать ей таких подозрений, ты обещал ведь: гроб, и без всякой музыки?

- Я помню, - сказал я. - И не заикнусь. Но это значит, что ты всю жизнь обма... работал и работал, и ничего больше! И какая работа, потяжелей, чем на арене или треке. Конечно, тяжелей! Она же без перерыва на обеды, ведь ты работаешь и за столом, без перерыва на сон, ведь ты работаешь и в постели! Вот зачем ты научился спать по два часа в сутки... С одной работы - на другую, от пациента к пациенту, можно просто сдохнуть! Одна заря спешит сменить другую, так? А зачем, разве нельзя как-нибудь иначе?

- Ю хорошо тебя приготовил к школе, и память у тебя хорошая, только вот избирательная: главное ты всё же пропускаешь мимо ушей, - упрекнул он. Сказано же тебе, что я обожаю, и с самого начала обожал Ба. Кроме того, это мой долг.

- Чё-чё?

- Ты не даёшь мне продолжить... Между тем, из продолжения ты бы узнал всё недостающее. Но в последний раз, стойкая пристойность: это должно остаться между нами. Помни, что...

- ... между нами дети, - съехидничал я. - Валяй.

- Тебе, разумеется, известно, что такое погром. Так вот, когда по нашему городу прокатилась волна погромов, твой дед Борис...

- Двоюродный дед, - поправил я.

- Пусть так... Борис организовал отряд самозащиты. И когда после погрома ему пришлось бежать из России, он сделал это через Варшаву. А там жила Ба. Там тоже боялись погромов. О Борисе, ещё до его приезда туда, рассказывали другие бегущие из России. Рассказывали, что он взял дело в свои руки и застрелил погромщика сам, не полагаясь на суд и полицию. А когда он приехал в Варшаву, подтвердилось, что у него действительно есть наган, а Ба ведь тоже боялась погромов. Обнаружилось также, что он недурён собой. Короче: чуточку позже, когда Ба стала достаточно взрослой, она вышла за него замуж.