Алексей Пехов - Фэнтези 2007

• Название: Фэнтези 2007
• Автор: Алексей Пехов
• Издательство: Эксмо
• Жанр: Фэнтези
• Год: 2006
• ISBN: 5-699-19315-4

Могущественные маги и обворожительные колдуньи!

Знаете ли вы, почему кантабрийское вино отдает порохом? В курсе ли вы, в каких случаях вам может весьма пригодиться ментальный паразит-захребетник? Отдаете ли вы себе отчет в том, что если вы легкомысленно станете брать в долг у потусторонних сил, то плата почти наверняка вам не понравится? Осведомлены ли вы, что ангелы — тоже люди, что самые серьезные магические проблемы можно решить птичьим криком и волчьим скоком, что фейрин и золото — практически близнецы-братья?..

Если в ваших знаниях имеются пробелы по данным вопросам, соблаговолите незамедлительно прочесть сей магический фолиант, составленный из новых фэнтезийных произведений отечественных фантастов. Заверяю вас: данная волшебная книга — последний писк магический моды очередного сезона!

Содержание

Джентльмены удачи:

Алексей Пехов «Особый почтовый»

Виктор Ночкин «Фейрин и золото»

Андрей Уланов «Кантабрийское вино»

Магический детектив:

Генри Лайон Олди «Захребетник»

Ольга Громыко «Птичьим криком, волчьим скоком»

Михаил Харитонов «Долг»

Повелители стихий:

Святослав Логинов «Лес господина Графа»

Наталия Осояну «Перо из крыла феникса»

Илья Новак «Ради всех грехов мира»

Демоны с той стороны:

Владимир Аренев «Ветер не лжет»

Алексей Пехов «Змейка»

Юрий Нестеренко «Плата»

Виктор Точинов «Полкоролевства в придачу»

Последняя сказка:

Михаил Балабин, Олег Бондарев «Ангелы тоже любят»

Сергей Челяев «Тот, кто всегда возвращается»

Виктор Ночкин «Настоящая принцесса»

Алексей Пехов «Последняя осень»

---

Легко определить, является ли старая лампа обиталищем джинна. Но выяснить, является ли старая шляпа эффектором гения — о, чародеи надрывались, пытаясь уловить хоть какую-то эманацию! Зато специфические свойства эффектора с легкостью открывались избранникам, которые соприкоснулись с незримым присутствием.

Иногда избранники радовались своей отмеченности.

Чаще — нет.

Высокая Наука хороша тем, что обоснована теорией и подкреплена практикой. Трансформации маны, вербальные вибрации, принципы общего пассирования; демонология, мантика, малефициум — все логично, все доступно, все понятно. Изучай и пользуйся, при должной толике таланта или даже без оной.

К сожалению, в случае с гениями ничего не было логично и понятно — хотя временами доступно. А главный ужас состоял в том, что контакт с гением творился без расхода и преобразований маны, этого природного источника чародейства. Посему самые квалифицированные маги пасовали, исследуя феномен конгениальности.

Может ли бочар изучать коан мудреца Ши: «Что хранить в бочке без досок и обручей?» — изучать-то может, но будет ли доволен винодел, если бочар предложит ему купить такую бочку?

Могут ли слепые ощупывать слона? — да, пока слону это не надоест.

Возможно ли…

Да. А толку?!

Трифон Коннектарий взялся за дело с другой стороны. Рассмотрим нашего, местного гения, говорил он. Вот, к примеру, приват-демонолог Матиас Кручек. Сидя за обеденным столом, он роняет на пол вилку. Затем, нагнувшись, долго смотрит на вилку, морщит лоб, чешет в затылке — и бежит в кабинет записывать Семь Типических Постулатов, над тайной которых тыща волшебников билась сто лет подряд. Имеет ли вилка касательство к открытию? — нет.

И, тем не менее, вилка спровоцировала прорыв. Почему?

— По кочану! — обычно отвечал Гарпагон Угрюмец.

Нет, поправлял друга Трифон. Потому что гений. Проницает тайным взором сеть завес. Является пуповиной сообщения сосудов. И можешь ли ты, досточтимый скептик, поручиться, что где-то на мануальной оси, в чужом мире, десятки суеверных сударей не скакали на одной ножке, не пели какую-то чушь и не тянули себя за уши? — восхваляя гения Матяша Педанта, который отвел от их поселка трехзубую, похожую на вилку молнию?

Мистика, братец, понималок не жалует.

Она уважения требует.

— Уйди, Трифон! — прерывал его Гарпагон. — Уйди по-хорошему!

Опровергни, если в силах, смеялся Трифон, прежде чем уйти.

Смеялся не один Трифон. Многие смеялись — до появления Жженого Покляпца, нарыва агрессивной гениальности в пустыне между Баданденом и Серым морем. Сам Фортунат Цвях по малолетству не застал эту чуму — великий Нихон Седовласец положил конец Жженому Покляпцу, когда маленькому Фартику не исполнилось и десяти лет. Но Фортунат помнил, как лицо учителя Гарпагона становилось цвета сырого пепла, едва тот вспоминал о Покляпце.

Место, где твои представления об устройстве мироздания терпят крах, а гипотезы Трифона Коннектария водят хоровод, взявшись за руки и хохоча во всю глотку.

Место, подобное темному чулану, где сидит бука.

Место, где мана ничего не значит.

Место гениев.

Каким образом Нихон Седовласец ценой собственной жизни уничтожил злокачественный нарыв, осталось загадкой без ответа. Изучение руин тоже ничего не дало магам. Четверть века развалины Покляпца держали на карантине, ковыряясь в тамошней ауре на девять слоев вглубь; потом карантин сняли. Кое-кто из энтузиастов продолжил исследования, но ненадолго — отсутствие результатов охладило самые горячие умы.

Едва маги ушли, пришли мародеры. Увы, ценной добычи не нашлось — так, дребедень, которую впаривали доверчивым туристам на бульваре Джудж-ан-Маджудж.

Жженый Покляпец, могила великого Нихона, прозябал в забвении — руина некогда жуткого, мистического величия, памятник бескорыстного подвига. Пока однажды, в синюю ночь под желтым месяцем, туда не забрела Вуча Эстевен, дама со шпагой.

Всему последующему нет никаких разумных объяснений?

Да.

Ну и что?

Завидя шелудивую собаку, скачите на одной ножке…

* * *

— Если это гений, — сказал Фортунат Цвях, — я ничем не сумею помочь. На всякий случай, конечно, я пройдусь возле дома сударыни Эстевен и взгляну на фон мана-фактуры. Мало ли… Но заранее уверен: я не обнаружу и следа движения маны.

— Тогда я!..

Джеймс оборвал речь на полуслове. Так сбивают птицу на взлете. Лоб молодого человека прорезали морщины, между бровями залегли складки, невозможные еще пару дней назад, но совершенно естественные сегодня.

— А что я? — спросил он сам себя. — Явлюсь к Вуче и устрою скандал? Без доказательств? Без свидетелей? Она рассмеется мне в лицо. Обратиться в Канцелярию Пресечения? Потребовать от Азиз-бея ареста дамы со шпагой? В ответ Вуча скажет, что я втерся к ней в доверие, пытался обокрасть ее кабинет, где хранилось папино наследство — а потом коварно убил самоотверженного Фернана Бошени, отправившегося за мной в погоню. Абдулла будет свидетельствовать в ее пользу.

— Статуэтка?

— Спрячут. Вы сами сказали, что чародею не отыскать эффектор гения. А для собак бронза ничем особенным не пахнет.

— Лицо?

— Их лица меняются только для жертв. А не для мушерифов. Сами видите, мы в тупике. Что я могу? — ничего.

Фортунат грустно улыбнулся:

— Вы, друг мой, можете уехать. Оставить Баданден за спиной и забыть обо всем.

— И даже этого я не могу, — тихо ответил Джеймс. Он подумал и спросил:

— А вы? Вы бы на моем месте уехали?

— Я даже на своем не уезжаю. — Охотник на демонов в задумчивости оглаживал бородку, разделенную посередине седой прядью. — Сами видите, торчу здесь, беседую с вами и ломаю голову…

Рыжая венаторша тронула мужа за плечо.

— Оставь голову в покое, дорогой. Все не так безнадежно. Мужчины склонны драматизировать любую ситуацию. У меня, кажется, есть идея…

Выслушав идею жены, Фортунат сказал, что он категорически против. Что это слишком рискованно. Что это безумие. Что он скорее даст себя кастрировать овечьими ножницами, чем позволит женщине идти на передовую вместо него.

Но переспорить Мэлис было трудно не только в вопросах, касающихся сына. «В конце концов, кто из нас ведьма?!» — и любой спор катился к неизбежной победе сами знаете кого.

— Что же до овечьих ножниц, — заявила в финале Мэлис, — то я против!

* * *

Солнце сияло. Море шумело. Бульвар Джудж-ан-Маджудж кипел жизнью.

— Фисташки! Жареные фисташки!

— Шербет! Слаще мести врагу! Полезней совета мудреца!

— Эй, зеваки! Эй, ротозеи! Отправляйтесь с Кей-Кубадом Бывалым в хадж по достопримечательностям! Мемориал «Сорока удальцов»! Джиннарий ар-Рашида! Народные танцы гулей в долине ас-Саббах! Кто не видел, зря землю топтал!

— Халва-а-а!

— Лиф отделан застежками из золота, аграфами и бордюрами с вышивкой…

— Пиявицы! Ставлю пиявицы!

— Ли Хун чистит карму! Растлители, детоубийцы, кровопийцы, блудодеи, черные кобели — все сюда! Отмываю добела, родная мама не узнает! Ли Хун чистит карму!

— И вот его мамаша, чей язык — жало скорпиона, чьи мысли — слюна ифрита, а тело подобно лопнувшей бочке, где хранилась испорченная капуста, и говорит мне: «Доченька, когда я умру, береги нашего Фердинандика!..»

— А ты?

— А что я? Сберегу, говорю, помирайте хоть сразу…

— Халва-а-а-а-а!

— Прекрасный сударь, у вас есть при себе нож?

Прекрасный сударь, которого ласково тронули за рукав, остановился. Дама, нуждающаяся в ноже, смотрела на него с безграничным доверием. В руках дама держала одну из своих сандалий, босой ножкой — точней, пальчиками босой ножки, словно статуя марронской танцовщицы! — опершись о приступочку фонтана.

— Простите мою дерзость, сударыня… Зачем вам нож?

— Дырочку проколоть…

Дама продемонстрировала прекрасному сударю ремешок сандалии. Та дырочка, в которую раньше без помех входил и выходил штырек застежки, разорвалась до края. Дама даже показала, как именно штырек раз за разом входил и выходил в ныне разорванную дырочку, и улыбнулась с очаровательной растерянностью.

Ей очень хотелось проколоть в ремешке новую дырочку.

Прекрасный сударь вынул из-за пояса стилет с рукоятью, отделанной янтарем и сердоликами. Ловко покрутил стилет между пальцами — так, что оружие превратилось в серебряную иглу, сшивавшую воедино ладонь сударя и жаркий, пьянящий воздух Бадандена.

Он не спешил протягивать стилет даме — пышной, но с талией, в том чудесном возрасте, когда солнце клонится к закату и, лишенное рассветных предрассудков, спешит обласкать поздних путников, кем бы они ни были.

— Позвольте, я сам! Негоже трепетной пери делать мужскую работу!