Марио Варгас Льоса - Барышня из Такны

• Название: Барышня из Такны
• Автор: Марио Варгас Льоса
• Издательство: Известия (Библиотека журнала "Иностранная литература")
• Жанр: Драматургия
• Год: 1989

Пьеса "Барышня из Такны" — первая зрелая проба перуанского писателя в драматургическом жанре. В одном из своих выступлений Варгас Льоса подробно рассказал об истории создания пьесы и о ее замысле; ниже приводим этот рассказ с некоторыми сокращениями: "На самом деле моим первым литературным увлечением был именно театр… Еще в пятнадцатилетнем возрасте, обучаясь в колледже, я написал пьесу, ныне утерянную, под названием "Бегство Инки", которую потом долгие годы скрывал как постыдный грех юности. Впоследствии я стал писать рассказы и романы, но, даже полностью поглощенный прозаическими жанрами, я всегда чувствовал тяготение к театру. И вот однажды произошло нечто весьма интересное. У меня возник замысел написать о моей двоюродной бабушке, которую я знал в последние годы ее жизни. Она была очень стара, дотянула до ста лет и последние годы прожила, полностью погруженная в воображаемый мир, мир воспоминаний. Она уже не могла вставать с кресла; все связи с окружающей действительностью в ее сознании оборвались. Все, что она говорила, относилось к далекому-далекому прошлому, к ее детству. Она была родом из Такны, провинциального городка на юге Перу. Я с необыкновенным увлечением слушал ее, потому что о своих родителях и умерших родственниках она говорила как о живых, присутствующих рядом… Образ моей бабушки долгое время будоражил мое воображение и преследовал меня, и вот я решил воссоздать его. Но достичь этого я смог только тогда, когда окончательно убедился, что вся эта история предназначена именно для театра. Только в жанре театральной пьесы можно было материализовать, этот образ… О чем, собственно, хотел рассказать я? Поначалу, как и обычно, у меня не было ясного замысла. Имелась только отправная идея: показать человека, который существует в воображаемом мире и создает внутри реальности некую ирреальность воспоминаний, обретающую плоть в правде пережитого. Таков был первоначальный замысел пьесы "Барышня из Такны". Когда я приступил к работе над пьесой, я постепенно стал понимать, что есть в этой истории еще одна, сокровенная тема, влекущая меня к ней. Это — тема моего собственного писательского творчества. Действительно, ведь писатель, сочиняющий свои истории, в сущности, делает то же самое, что и эта старушка: создает иллюзорный мир в рамках мира реального. И вот когда я понял это — история сразу обрела другое измерение, стала более символичной, абстрактной, многозначной". К сказанному писателем следует добавить, что впервые пьеса "Барышня из Такны" была поставлена в Мадриде молодым аргентинским режиссером Эмилио Альфаро, и хотя первая постановка оказалась неудачной и вызвала отрицательные отзывы критики, эта пьеса прочно вошла в репертуар латиноамериканских театров. Впоследствии Варгас Льоса создал еще две пьесы — комедии "Катя и гиппопотам" (1983) и «Чунга» (1986), с которыми, возможно, еще предстоит познакомиться русскому читателю.

А. Кофман

---

Xоакин. Ах, какой парой мы бы с тобой были, Карлота! До слез обидно, что ты замужем… И что же я получу взамен? Этого ангелочка, эту ледышечку? Да разве сумеет она понять, какая огнедышащая лава кипит в моей груди? (Говорит на ухо Мамочке.) Сказать тебе, как я поступлю с Эльвирой, когда она станет моей женой? Сказать?

Мамочка (затыкая уши). Нет! Нет! Я не желаю слушать! Замолчи!

Сесар. Ладно. Считайте, что я ничего не говорил. Забудем про богадельню. Попробую помочь, придумать что-нибудь, а по вашей милости скоро буду чувствовать себя законченным негодяем.

Xоакин. Я сам раздену ее. Я сниму с нее покрывало, платье, нижние юбки и корсаж. Стяну чулки и туфли. И все это медленно, глядя, как она краснеет, теряет от смущения дар речи, не знает, что делать, куда глядеть. Девочка, потерявшая голову от страха и стыда, — это восхитительно.

Агустин. Да спустись же на землю, Сесар. Безумными прожектами делу не поможешь. Чем фантазировать, лучше бы давал на пятьдесят фунтов больше. Вот это была бы помощь.

Белисарио за своим столом зевает, движения его замедляются. Чувствуется, что работа наскучила ему.

Xоакин. И каждый кусочек обнажающегося тела, покрытый гусиной кожей от страха, я буду гладить, и воспламенять поцелуями, и вдыхать его аромат. Ты ревнуешь, Карлота? Ты, наверно, представляешь, как мои глаза, губы, пальцы движутся пядь за пядью, как она дрожит, закрыв глаза? Ты ревнуешь, Карлота? Я хочу, чтобы ты ревновала.

Мамочка. Я тебя не слышу. Я заткнула уши и освободилась от тебя. Сейчас я еще зажмурюсь. Как бы ты ни пытался оскорбить меня и унизить… Ах, проклятая моя голова! (Бьет себя по голове, куда проникли нескромные видения.)

Амелия. Тише, папа идет.

Входят Педро и Кармен. Сыновья целуются с отцом. Белисарио бросает ручку, подпирает голову ладонью.

Белисарио (зевая). Если сегодня не допишешь, мир не перевернется. Усни, Белисарио. Поспи, Белисарио.

Дедушка. Напрасно вы переполошились. Я прекрасно себя чувствую. Этот э-э, как его, этот… пират не причинил мне никакого вреда. Ну что ж, нет худа без добра: наконец-то вы к нам пожаловали. Уж которую неделю ни слуху ни духу.

Сесар. Как, папа? Мы же вчера провели вместе весь вечер!

Xоакин. А потом, когда она перестанет сопротивляться, когда все тело ее будет увлажнено моими бесчисленными поцелуями, я заставлю ее в свой черед раздеть меня. Как ты это делаешь, Карлота. Я научу ее повиноваться. Я выдрессирую ее, как мою лошадь: она будет послушна мне и не подпустит к себе чужого. А сам тем временем я буду думать о тебе. Это распалит меня. Я буду любить ее медленно и представлять, что в моих объятиях — ты, Карлота.

Мамочка. Нет! Нет! Уходи прочь! Вон отсюда! Я не позволю тебе даже во сне, даже когда стану твоей женой. Тетушка Амелия! Дядя Менелао! Карменсита! А-а-а!

Хоакин, улыбнувшись, исчезает. Все оборачиваются к Мамочке.

Бабушка. Что с тобой? Что ты все время кричишь как сумасшедшая?

Мамочка (задыхаясь от смущения). Мне приснилось, что мой жених пытался обнять меня и положить мне руку вот сюда. Эти чилийцы — такие бесстыдники! Даже во сне норовят сделать какую-нибудь гадость. Ох уж эти чилийцы!

Крестится. Белисарио засыпает, склонившись над рукописью. Ручка выскальзывает из его пальцев на пол. Слышен храп.

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

При поднятии занавеса Кармен и Педро слушают воскресную мессу, передаваемую по радио. Амелия накрывает на стол. Белисарио — за своим столом. Зевает, трет глаза, перечитывает написанное. Потом, словно вспомнив что-то, вскакивает с места, потом снова опускается на стул, потом снова встает и, держась за его спинку, маленькими шажками, как древний старик, пересекает просцениум. Он явно подражает Мамочке.

Белисарио. Когда дедушку Педро ограбили, ты еще могла ходить, Мамочка? Да, таким вот манером: как ребенок, что толкает перед собой деревянную лошадку. Из комнаты в ванную, из ванной — в кресло, с кресла в столовую, из столовой — в комнату. Твой мир сильно уменьшился в размерах! (Задумчиво повторяет последнюю фразу, точно пробуя ее на вкус.) Твой мир, Мамочка, сильно уменьшился! Хорошо, Белисарио! (Подбегает к столу, пишет.) Ну конечно, ты еще таскала ноги в то время. Ты слегла, когда дедушка умер. "Она не осознала", — говорила Амелия. "Она не отдает себе отчет", — твердили дядья. Ты не понимала, что в этом доме, населенном призраками, появилась еще одна тень? Прекраснейшим образом понимала. (Торопливо записывает что-то.) Ты ведь очень любила дедушку, да? А насколько сильно? А как сильно ты его любила? А помнишь то письмо? А та порка? А нехорошая индеанка? Во всех сказках барышни из Такны непременно фигурировали некий кабальеро и индеанка. Какова же была подоплека этой таинственной, скандальной, непристойной истории? Очень хорошо, Белисарио! "Таинственной, скандальной, непристойной"! (Яростно пишет.)

Амелия. Обедать!

Она выключает радио. Старики садятся за стол. Мамочка с неимоверными усилиями встает с кресла и делает шаг вперед. Амелия бросается поддержать ее.

Ты что, хочешь себе ногу сломать? Без стула тебе ходить нельзя!

Мамочка. Я в церковь хочу. Помолиться. Сходить к мессе. Исповедаться. Надоело мне слушать службу по радио. Это совсем другое, хоть падре и говорит, что нет. Не нет, а да. Все время отвлекаешься. Какое уж тут благочестие.

Бабушка. Ты ведь со своим стульчиком целый год будешь добираться до церкви святой Фатимы. Садись-ка лучше к Педро на закорки, он тебя снесет. (Мужу.) Помнишь, как ты переносил нас через реку, когда мы отправились в Каману? Вот крику-то было! Помнишь?

Дедушка мрачно кивает.

Амелия. Папа, что с тобой? За целый день рта не раскрыл.

Бабушка. Только головой киваешь, как китайский болванчик. Ты неважно себя чувствуешь?

Дедушка. Да нет, все хорошо. Я просто хочу доесть, пока не остыл этот… как его… ну… Эта штука.

Амелия. Суп!

Бабушка. Что за манера все называть «штукой»! Забыл, как называется, — спроси! Разве ты сам не видишь? Это — суп!

Мамочка. Мерзость, а не суп.

Дедушка (с видимым усилием поддерживая разговор). Нет, отчего же? Очень вкусно. Может быть, соли чуточку недостает.

Белисарио. Все казалось ему вкусным, все называлось штукой, во всем недоставало соли. Он никогда ни на что не жаловался — разве что в последние годы, когда его, старика, никто не хотел брать на работу. За полвека супружества ни разу не повысил он голос на бабушку. И потому история с индеанкой, высеченной им, казалась совершенно немыслимой. А на соли он попросту спятил. Он солил даже кофе с молоком, даже десерт. И все всегда было…

Дедушка. Превосходно! Просто превосходно!

Бабушка. Педро, я знаю, что с тобой. Раньше ты ходил гулять и проверял, вправду ли мир еще существует. А дети лишили тебя единственного развлечения.

Амелия. Так говоришь, мама, словно мы не пускаем его на улицу по зловредности.

Дедушка. Разве я жалуюсь?..

Бабушка. Лучше бы жаловался.

Дедушка. Ладно. Чтобы доставить тебе удовольствие, завтра целый день буду все ругать и хулить.

Бабушка. Да ведь я тебя ни в чем не упрекаю, милый. Думаешь, мне не жаль, что ты томишься в четырех стенах? Вот пообедаем и пойдем с тобой погуляем, пройдемся немного. Только бы у меня ноги потом не отекли.

Амелия (собирая посуду). Ты и не притронулась к супу.

Мамочка. Это — суп? Бешеных собак таким супом кормить.

Амелия (в дверях). Скажи спасибо, что хоть такой могу приготовить. Настоящее чудо, что на те деньги, которые дают братья, умудряюсь каждый день что-нибудь состряпать.

Бабушка. Вот бы, правда, пойти в церковь… Какое это было великое утешение… Помнишь, Эльвира? Сегодня к святой Фатиме, завтра — в монастырь кармелиток. Однажды добрались даже до Мирафлорес. На каждом углу останавливались передохнуть, думали — сердце выскочит.

Мамочка. Все не могу привыкнуть, что негры на мессе поют и скачут как на своем шабаше. Настоящие святотатцы!

Амелия (внося тарелки). Негры? Где? В церкви Мирафлорес?

Мамочка. В церкви Ла-Мара.

Амелия. Мирафлорес, Мамочка.

Бабушка. Она же говорит про Такну. Тебя тогда и на свете не было. Ла-Мар. Там жили чернокожие и чоло. Я писала акварелью виды Ла-Мара, когда училась у маэстро Модесто Молины.