Илья Игнатьев - Зависимость количества попаданий от плотности огня.

• Название: Зависимость количества попаданий от плотности огня.
• Автор: Илья Игнатьев
• Жанр: Современная проза

После известных событий в ru.net, связанных с некоторыми блогами, Автор вынужден ПРЕДУПРЕДИТЬ, что все события, обстоятельства, действующие лица и их имена в этом ХУДОЖЕСТВЕННОМ ЛИТЕРАТУРНОМ ПРОИЗВЕДЕНИИ являются ВЫМЫШЛЕННЫМИ и существуют лишь в воображении Автора, а всякое совпадение с реальной действительностью СЛУЧАЙНО и НЕПРЕДНАМЕРЕННО

---

- Передохнуть?

- Ну-у… и передохнуть, и осмыслить, и… Дибидахнемся? Давай?

- Базар. Дибидахнемся.

- Это ж надо, - «дибидахнемся», всякое я слыхал…

- Это из «Агаты Кристи», - трах, трах-тиби-диби-дах. «Опиум»… м-м… Здор… м-м… фух!

Я выдуваю Илюшке в рот, - хорошо целоваться, но дибидахаться, это… это слов нет. Это как дибидахаться. Та-ак, - не пятнадцать лет Илье, это точно! - это побольше у него, чем в пятнадцать у меня, по-любому… Хотя, у меня, наверное, вообще, не очень большой… не заню, откуда бы мне знать… только ведь в порнухе и видал… тьфу, вспоминать не хочу. Красивый он у Ильи. А что у него некрасивое? Как бы мне так… вот, так удобно… м-м, а вкус-то я и не пойму… да нет особого вкуса, вкус не во рту, вкус в голове… ха, не пятнадцать лет ему! Вон как выгибает его… колотит. Это я так умею, - и, оказывается, всегда умел я так сосать. Илье. Только он не всегда был со мной. А теперь всегда, и навсегда… м-м, здорово… и бёдра его, и не волосатый Илюшка совсем… в меру… а на груди вообще нет волос… Самая красивая грудь, которую я видел. И я могу эту грудь целовать, гладить… шрам этот, его даже Сладкоежка не мог целовать и гладить, после Сладкоежки этот шрам… память… а я могу. Нет, так я не могу, так не удобно мне… Ему удобно… ещё бы, на спине лежит, в плечо мне одной рукой вцепился, другой волосы мне перебирает… тянет… пусть тянет, не больно ведь… Пореже буду стричься, - ему так больше нравится, чтобы подлиней волосы… Нет, мне так…

- Фух, Илья, давай ты сам? Давай так, я вот так… погоди… на подушку, повыше, а ты…

- Погоди, Севка… так?

- Ну.

- Хорошо. Севка, я глубоко не буду… постараюсь… Чтобы ты не поперх… о-о…

Ну, так-то лучше, Илья качает сам, я держу ладонью его бедро, правой, сзади, я так ритмом управляю, - а левой… да, по животу… он у него то как каменный, а то… классно, короче, и до груди я могу дотянуться… Да уж, ритм. Куда там, какой там ритм, вон как Илюшку… А ведь он кончит сейчас. Нет, так ему не удобно будет, - вот, вот так, легонько на бок его, и чтобы ритм не терять, теперь-то я сам могу по-настоящему ритм… вот так, головой, и хорошо, и ему лучше, ведь на руки ему не надо опираться, и он меня… по плечам, по волосам, руки мне вверх поднимает… ух ты, ладонь мне целует… бля… и ещё… ага, не пятнад… ничо себе, три раза глотать пришлось! Здорово… Блин, опять вкуса не понял… Говорят, - полезно очень…

- Илюш, а правда, что ли, что сперма полезная?

- Глупости… погоди, я отдышусь… Севка… Если бы ты не зашёл ко мне, если бы не разревелся, если бы ты не решился, - я ведь трус, оказывается…

- Ты дурак, просто, как и положено взрослому, а так-то ты не трус…

- И на том спасибо.

- И что? Нет, я про «спасибо» понял, я не понял, что бы случилось, если бы я не зашёл к тебе, если бы я не разревелся… в грудь тебе вот в эту вот, самую-самую… Зашибись, Илья, - ты качался, да?

- Нет… То есть… Севка, дрянь, отпусти сосок мой, я ж… Аж мороз по коже, надо же так, у меня так и не было никогда, надо же, думал всё знаю… Умер бы я, если бы ты не зашёл. Севка, я умирал, - всю эту неделю я был на грани. Это Смерть болела, - никакой не осколок, - я умирал, и понимал это, я же очень близко с ней знаком, со смертью, - просто не узнал её на этот раз…

- А со Сладкоежкой? Я не про смерть, - мне плакать снова хочется, когда я о нём думаю, о вас с ним, - нет, я про то… Неужели тебе так с ним не было? Вот как щас со мной?

- Так не было. Всё по-другому было. Ярче, - это оттого, что рядом была Смерть, - легче, - потому что не приходилось ни на кого оглядываться, - труднее, - потому что Сладкоежка мой…

- Что?

- Он был… С ним всегда у нас было как в бою. Он… Не знаю я, как объяснить. Он ничего не боялся, - смерти ведь не было для нас с ним, - она стояла за плечами, впереди, вокруг, дышала нам в губы, - а Сладкоежка улыбался ей в губы, - он любил, но не в этом дело. Он должен был умереть, - это я сейчас понимаю, - то, что он задержался со мной, - это была просто задержка, Смерть любит помешкать иногда, и ещё… Он должен был умереть вот так, как он умер, - ради меня, рядом со мной… И ради вас, - ради Ласточки, ради тебя… Блядь, я больше не хочу об этом. Я хочу, чтобы ты меня… как это, диби…

- Дибидахнул! Что сложного, не понимаю! Такое слово простое, ясное, - главное, что моё слово, и твоё, конечно тоже. Дибидахнуть. Я тебя дибидахну. А как?

- А как тебе хочется?

- А тебе?

- А мне хочется, так как тебе. Бль… Севка! Ну что такое, в самом деле… Ой!.. Дрянь ты, сероглазая…

- Ну, может и дрянь, это пережить можно, если я для тебя дрянь, - но только если я сероглазая дрянь… Погоди, всё-о-о… ха-ха-ха… всё-о-о, И-ил… Кто дрянь-то ещё… зеленоглазая. Так. Погодь, я думаю. Так. Да. Я хочу… дибидахнуть хочу тебя… В попу хочу.

- Вперёд. Хм, вперёд…

- Вот-вот, кто ещё дрянь-то… Ой, ну, всё… Погоди, Илья, а давай так, давай я тебя сперва…

- Дибидахнешь!

- Да. Во-от, а потом ты меня, всё-таки. Тоже в попу. Ну, не сразу там, перекурим… Кстати, я курить хочу…

- Да кури, чёрт с тобой, можешь и при мне курить.

- Вот. Ещё одна маленькая победа, - я победитель. Твой. Тебя, в смысле… В смысле, я над тобой… ржёт, дрянь зеленоглазая… Ну, Илья, я серьёзно, - давай ты меня тоже потом, в попу…

- Больно будет Севка. Первое время всегда больно.

- Очень?

- Не знаю, у всех по-разному, у меня в первый раз… Да нет, кстати, мне первый раз не очень больно было. Но всё же, больно. Терпимо, в общем…

- Ну, вот видишь… Я вообще, не понимаю, ты что, не хочешь?.. Ну и всё. Потом, значит, и сделаем. Сделаешь, в смысле, - Илья, не спорь, а! Ты пойми, у меня же с тобой сейчас всё впервые, и так вот сразу, всё по-настоящему. Я хочу, понимаешь…

- Хорошо… Всё как ты хочешь, - таков закон.

- Вот. Умный мальчик. Погодь, отстань, я же… ну хорош, Ил! Вот же… Погоди, я ещё спрошу, а потом дибидахну тебя, потом перекурим, а потом ты меня…

- Дибидахну.

- Ну. Так, вопрос, Ил Ласочев: - я красивый?

- Боги! Вы что, сговорились со Славкой? Тоже вечно пристаёт…

- Ну, правильно, надо же знать! Ты ответь, да? Красивый?

- Ну, хорошо, поднимись-ка… вот так, выпрямись… чуть боком… Урод. Страшный, самый-самый мой…

Илья хватает меня в охапку, - мне смешно, он же так хватает, пальцами, гад, ещё по рёбрам! - тянет к себе, я ему в грудь лицом вжимаюсь, хихикаю, голову в плечи втягиваю, локтями его ладони себе к бокам прижимаю, сам щипаю эту широченную, самую красивую на свете грудь, - вот у Славки такая же будет, ведь он сын Ильи, по-любому сын! - и у меня встаёт, надо же… Удивительно, почему бы это…

- Илюш, погоди, у меня встал…

- Да ну? Как это так?

- Сам удивляюсь! Но ведь вот.

- Чувствую, как такое не почувствовать. Так, погоди, я… давай вот так, я на спине, я тебя видеть хочу, ты же самый некрасивый, я же не могу от такого зрелища…

- Илюха, блин! Помолчи, да? Так? Так, что ли, сверху я, да?

- Молчу.

- Ну, Илю-уш…

- Вот ведь… Так, постой, я немного слюны… всё-таки, у тебя приличный размер, Севка, а у меня уже давненько, года три, наверно, ни с кем этого…

- Зашибись! Ил! Классно, что давненько, но ты учти, больше у тебя вообще ни с кем не будет. Только со мной. Такой закон. Постой, а что, у меня, правда, что ли, не маленький! Член?

- Вру, конечно, для твоего удовольствия.

Я, нависнув над Ильёй, - моим уже Ильёй! - поджав губы, со всем возможным сомнением, смотрю в его глаза. Врёт. Или, не врёт. Дрянь… И я не выдерживаю, я хихикаю, а потом вдруг замираю, у меня в груди что-то… нет, не взрывается, не рвётся, не ломается, - просто в груди у меня вдруг поднимается волна, которая меня будет теперь всю жизнь нести на своём гребне, - это я понимаю. Это навсегда. Илюшины глаза, его такой, полный любви взгляд, его плечи, грудь, его руки, на которые я сейчас опираюсь своей грудью… Ладно. Дибидах. Так… Так, Ил?.. Во-от… Я упираюсь головкой Илье в его… ну, пусть дырочку, - слова, слова, - замираю, снова возвращаюсь взглядом к глазам Ильи, и… нет, не резко, не плавно, - я не знаю, как. Я сейчас ничего не заню, не понимаю, - я сейчас люблю Илью. Не медленно, не быстро, - так, как надо. Ритм. Блин, не могу больше я ему в глаза смотреть… кончу ведь… подольше хочется… Надо же, ведь первый раз у меня, и всё так по-настоящему, - и с кем? С Ильёй. С самым любим на свете человеком, - Сладкоежка, спасибо тебе. Это ты ради меня ушёл, и я уверен, что ты ушёл не в пустоту, тебя встречают там, куда ты ушёл, и я даже знаю, кто. Илья  «Ил-2» Ласочев. Ты имеешь право его так называть, «Ил-2», ведь через столь многое вы с ним прошли в ТЕХ горах. У вас там, куда ты ушёл, Сладкоежка, новая жизнь, и кто знает, - лишь Боги, - я тоже там вас встречу, я же теперь с вами…

Нет, и на грудь Илье я не могу смотреть, - могу, то есть, но такая она у него… даже когда лежит Илья, она у него рельефная, и твёрдая, и мягкая, и капельки пота… в глаза ему… сейчас… нет, медленней… Да по фигу, всё равно… а-а… м-м… А-а-а… О-ох-х-х, И-ил… вау… нет, Илюха не любит, когда «вау», или «йес», - ух, ты-ы… ух, ты… ха, а интересно как, мой член сам выскользнул, прикольно так, и приятно… Вау! - всё-таки, вау!