Владимир Савченко - За перевалом

• Название: За перевалом
• Автор: Владимир Савченко
• Издательство: Детская литература
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 1984

Научно-фантастический роман, рассказывающий о судьбе немецкого ученого, оказавшегося в обществе будущего. Писатель показывает, каких огромных успехов добилось человечество не только в освоении Земли, но и космического пространства, насколько полно люди научились использовать свои возможности.

Для среднего и старшего возраста.

Послесловие С. Абрамова

Рисунки А. Лебедева

---

В двухстах метрах от берега мы начали медленно погружаться, ожидая, как водится, что какое-то ВП неподалеку от нас осветится, вступит в Контакт… Но не тут-то было! Их много было окрест: серые тепловатости плавали вверху, внизу и по сторонам. Но все они расступались при нашем приближении, смыкались за нами — и безмолвствовали. Чем глубже мы погружались, тем более чувствовали какой-то гнет… Какой диалог, какие споры — они нас в упор не видели! Точнее, воспринимали нас, надерзивших, — и презирали! В жизни не чувствовал ничего противнее и тяжелей этого концентрированного презрения: надменного, холодно испускаемого на нас со всех сторон. Мы плыли будто не в воде, а в море презрения… не дай бог еще пережить! — Дан впервые за передачу сорвался с ровного тона. — Я показался себе таким ничтожным, глупым… и вроде уже раскаивался, что осмелился перечить — и кому?!

— Со мной происходило похожее, — вступила Ксена, — но только с моей, учитываемой Амебами спецификой. Они все вокруг обменивались быстрыми и невероятно сложными мыслями, касавшимися меня и интересными мне. Однако мои бессильные попытки их понять только забавляли Высших Простейших, усиливали их презрение. «Пустяковые организмы, примитивы, — заметило одно ВП слева. — Я бы взялся овеществить в тех же объемах куда более совершенные. Для этого надо…» И в глубине его сумеречного комка возникли упрощенные фигурки Дана и меня, преобразуемые в более совершенный вид. Соседние ВП молчаливо одобряли, только одно помыслило: «Да самку-то незачем и совершенствовать — слить ее с нашей базой-маткой, чего проще!» Другие и это одобрили. Но самое страшное было то, что… — Ксена замолкла на секунду, — что и я это одобрила. Сама вдруг захотела, чтобы меня слили с их базой-маткой, полуживой пассивно-чувственной жидкостью! Неодолимо захотела, мечтала: нет для меня большей радости, чем слиться с нею и служить Высшим… Конечно, и это было наведено.

— Мы находились в общем психополе, — заговорил Дан, — и я чувствовал, что с Ксеной неладно. Мне тоже доставалось, но ей было вовсе худо…

— Мне было не худо, — с невеселой улыбкой возразила та, — мне было очень хорошо, когда на пятнадцатиметровой глубине я принялась расшивать стык гермошлема с костюмом, чтобы слиться. Мне было просто замечательно.

— Я увидел, закричал: «Что ты делаешь?!» — подплыл к ней, схватил за руки…

— А я сопротивлялась что было сил, кричала: «Пусти! Не хочу жить, не хочу с тобой, противно! Хочу с ними!..» — отбивалась и вырывалась…

— Это не ты сопротивлялась, это они заставили тебя раскрываться и отбиваться — для забавы, для удовлетворения мстительного чувства. Чтобы унизить нас. Я понял это, понял, что бороться надо не с тобой, с ними. Как? Вспомнил: Амебам очень не по душе пришлись мои знания об огне. И я стал таким огнем! Мыслью и чувствами я был всем сразу: дюзами разгоняющегося звездолета, степным пожаром, тритиевой термоядерной плазмой, Альтаиром во всем его блеске, пылающим вулканом, вспышкой «сверхновой»!.. А сам тащил тебя к поверхности и к берегу. Мимолетно ощутил: подействовало, Амебы ошеломлены, растекаются от нас подальше. И ты перестала сопротивляться, обмякла. Мы выбрались…

14. Амеба-«регрессистка»

Кадры памяти: вращающийся луч маяка ракеты выхватывает из тьмы то полосы дождя, то ряды волн, косо накатывающиеся на берег, то нелепо сросшиеся дома-растения вдали. Потом — Ксена в каюте, полулежит в кресле. Лицо осунулось, глаза большие, углубившиеся; в них обида и тоска.

— Я готовил ракету к отлету, рассчитывая на рассвете стартовать, — сказал Дан. — Оставаться далее было рискованно, да и время подпирало. Время в дальнем космосе — это горючее: если затянуть со стартом, то наверстать опоздание можно только удвоенной скоростью, вчетверо большим расходом аннигилята. Потому что на звездолет надо прибыть все равно час в час. А запас топлива один — на все про все…

«Да, — кивнул внизу под днищем-экраном Арно. — Час в час — потому что время отлета звездолета тоже задано, рассчитано, спланировано. Продиктовано космической погодой. Путешествие с околосветовой скоростью — не безмятежный полет в «пустоте», а плавание по бурному морю меняющихся полей: и тяготение от окрестных звезд, и магнитных, электростатических, корпускулярных… Та еще «пустота»! Задержка сверх расчетного времени резко увеличивает шансы не вернуться в Солнечную. А пришлось задержаться, перерасходовать горючее на рейс к Одиннадцатой, опускаться на нее — мне в одноместной разведочной. Моя 1Р, вероятно, и сейчас торчит на том островке. И все было наспех, скорей-скорей…»

— Но все-таки было досадно улетать так, не поняв друг друга, — продолжал Дан. — Будто бежать… Возможно, если бы Контакт осуществился обычно, через видимые и слышимые сигналы, мы не так прикипели бы душой к этому странному миру. При обычном общении всегда есть дистанция отчуждения, которой не было при здешнем, чувственном. И мы выходили на площадку ракеты, глядели во тьму, вслушивались в шум дождя и прибоя — с чувствами людей, которым не дали дочитать интересную книгу. Неужели все? Неужели встреча, которую так искали, закончится на скверном эпизоде?

Фиолетовое пятно появилось передо мной так неожиданно, что я отшатнулся. «Нет, не все, улетать рано, — «понял» я. — Надо, пока ночь, вырыть на острове бассейн десять на тридцать метров, глубиной пять, накрыть светозащитной пленкой и наполнить водой. Возможно это?» Это было вполне в наших возможностях — а для Ксены, чтобы прийти в норму после пережитого, даже и полезно.

Мы трудились часа четыре. Я управлял универсальным автоматом, она возилась с пленками, насосом. Когда на востоке засерело небо, бассейн за ракетой был наполнен и накрыт. В него фиолетовым призраком метнулась та Амеба; в глубине засветилось ее желтоватое тело. Мы плавали над ней у поверхности.

Первое, что мы «поняли-вспомнили», это унылое, подавленное настроение этой Амебы. «Я ведь только и помыслила: все-таки они к нам прилетели, а не мы к ним!.. И сразу — отчуждение, холод. Вам трудно понять, какая это опасность: отчуждение и холод в мире, где каждая мысль, каждый оттенок настроения просматриваются всеми. Возвращение к Единому — процесс не только биологический, касающийся универсализации и упрощения структур; он, к сожалению, возвращает и к единомыслию. Мыслить иначе, чем все, допустимо только в узких пределах, не касаясь основного, в чем все молчаливо согласны, как бы сомнительно и спорно ни было такое согласие. Холод и отчуждение по отношению к помыслившему не так — почти смертный приговор ему. Существа, умеющие наперегонки вычислять тридцатизначные простые числа, могут далеко наперед проницать и в поступки, вытекающие из недозволенных мыслей и настроений. Так что они, вероятно, уже догадываются, что я с вами, и этот мой поступок — последний».

— Оказывается, — вступила Ксена, — среди Амеб чуть ли не с первого дня шел интенсивный обмен мнениями о нас. По мере накопления впечатлений мнения ухудшались, а полемический выпад Дана и вовсе настроил Высших Простейших… не то чтобы враждебно (им ли унижаться до вражды!), а на нежелание иметь с нами, с людьми вообще, дело. Более всего Амеб пугала и шокировала наша избыточность, чрезмерность; по их меркам мы, люди, слишком активны, суетны, примитивны. «Даже эти двое нарушили мудрую безмятежность нашего бытия. А что будет, когда их появится на планете много? Для утоления своей чудовищной прожорливости они примутся создавать на островах и прибрежьях угодья для производства злаков, водорослей, живности — пищи. А их примитивно громоздкая техника, испепеляющая энергия!.. Нет, от них лучше подальше. Или — еще лучше — чтобы они навсегда оказались подальше. Деятелен — значит, глуп, этим все сказано».

Вот тут эта Амеба и помыслила ставшее для нее роковым благожелательное суждение о нас… Далее мы «вспомнили», что сказанное Даном тому ВП об угасании разума на Одиннадцатой хоть и было мало аргументировано и до смехотворности самонадеянно, но глубоко задело всех. Удар попал в больное место. В силу застойного единомыслия никто не рискует об этом отчетливо думать, но факт остается фактом: максимум развития далеко позади, идет спад.

«Десять-двенадцать тысячелетий назад это еще осознавали, это беспокоило, — продолжалось наше озарение. — Тогда группа Высших Простейших из Южного полушария решила начать обратное развитие, вернуться к формам и образу жизни деятельных существ, чтобы от него исполнить иной, не ведущий в тупик вариант разумной жизни — более с креном в преобразование природы, а не себя. Тридцать пять тысяч инициаторов (остальные Амебы именовали их «регрессистами») восстановили себе скелет, туловище, конечности, органы универсального (в воде и на суше) дыхания, пищеварения — превратились в высокоорганизованные существа, способные деятельно жить в воде, на суше и в плотной атмосфере. Эти существа, — внушала наша Амеба, — создавшие себя на основе биологического знания, были венцом, потолком возможного в органической жизни. У них, кстати, были и ваша теплокровность и гомеостаз — качества, необходимые для желающих освободиться от гнета среды и изменять ее».