Константин Симонов - Последнее лето

• Название: Последнее лето
• Автор: Константин Симонов
• Жанр: Классическая проза
• Год: 2004
• ISBN: 5-275-01014-1

Роман «Последнее лето» завершает трилогию «Живые и мертвые»; в нем писатель приводит своих героев победными дорогами «последнего лета» Великой Отечественной.

---

Переведя дух и на этот раз вовсе не прикасаясь к карте, Синцов острием карандаша обвел над ней в воздухе, примерно в тридцати километрах от линии фронта, круг, захвативший лесной массив и несколько населенных пунктов.

– Генерал Бойко приказал доложить вам, что сюда, в нашу полосу, начинает прибывать стрелковый корпус, который намечено передать в состав нашей армии.

– С этого бы и начинал! Какой корпус? Кто командир? – весело спросил Серпилин.

По его лицу было видно, как он обрадовался известию об этом корпусе: раз дают еще один корпус, значит, армия действительно будет наносить главный удар.

– Не могу знать, товарищ командующий.

– И на том спасибо, – все так же весело сказал Серпилин. – Карту сложи и оставь мне.

Синцов сложил карту и достал из сумки полевую книжку.

– Прошу расписаться, товарищ командующий.

Серпилин расписался, бросил на стол карандаш и заходил по комнате, словно не зная, что ему теперь делать и с самим собой, и со стоявшим перед ним Синцовым. Потом остановился и спросил:

– Завтракал? Только не ври!

И, услышав, что нет, пока не завтракал, сказал, что за большее не ручается, но творогом или манной кашей накормят. А все другие вопросы – после, на сытый желудок.

– Пойдем, только полотенце возьму, у меня сразу после завтрака процедура, а ты подождешь в парке, соберешься с мыслями: вопросов много будет!

Он взял со спинки кровати полотенце и, перекинув через плечо, спросил:

– А другие, попутные поручения в Москве у тебя есть? Не может быть, чтобы не дали! Не такой человек генерал Бойко…

Синцов не успел ответить. Отворилась дверь, в комнату вошла высокая женщина в белом медицинском халате – наверное, врач – и строго, как начальник подчиненного, спросила Серпилина:

– Почему вы до сих пор не на завтраке? Я вас обыскалась. Главный терапевт приехал… Уже сговорилась с ним, что вы сейчас же придете, а вас нигде нет…

Она лишь теперь заметила стоявшего в другом углу комнаты Синцова и недовольно посмотрела на него.

– Не видела, что у вас гости.

– Это мой офицер. Привез письма и доложил обстановку. А помимо всего прочего товарищ по оружию, из окружения с ним выходил… Познакомьтесь.

Серпилин начал неуверенно, даже непохоже на себя, словно стеснялся присутствия этой женщины. Но последние слова договорил с улыбкой и даже, взяв Синцова за плечо, подтолкнул к ней.

– А я лечащий врач вашего командующего, – сказала женщина. – Понимаю, что помешала, но надо идти!.. Сейчас самое главное для вас – главный терапевт!

Она сказала это уже не Синцову, а Серпилину, первой выходя из комнаты. Так и шла потом по аллее впереди них, иногда оборачиваясь, торопя их идти за собой.

Идя сзади, Синцов заметил то, чего нельзя было не заметить, глядя ей в спину: что она сложена – лучше не бывает и, когда идет впереди, выглядит как двадцатилетняя.

«Хотя на самом деле, наверно, старше меня, – подумал Синцов, вспомнив красивое, но не такое уж молодое лицо женщины. – Лет тридцать пять, не меньше…»

Серпилин первые сто шагов шел молча, а потом, покосясь на Синцова, шедшего, как положено, чуть сзади начальства, и пригласив его этим взглядом идти вровень, сказал:

– Вернемся к разговору. Как с поручениями: есть или нет?

Синцов ответил, что поручения есть: приказано попутно явиться в топографическое управление Генштаба и получить там новые листы карт.

– Какие листы?

Синцов назвал литеры листов, которые он должен был получить, и Серпилин довольно усмехнулся: все одно к одному – листы карт, которые предстояло получить Синцову, тоже говорили о предстоящем наступлении.

– Раз имеешь поручение, – помолчав и пройдя еще несколько шагов, сказал Серпилин, – сделаем так: сейчас поезжай, занимайся делами, а завтра в девять прибудешь сюда за ответом на письма, уже готовый в дорогу… Как думаете, Ольга Ивановна, сколько меня сейчас главный терапевт продержит?

– Не могу вам этого доложить, Федор Федорович, – повернувшись на ходу, но не замедляя шага, сказала женщина. – Думаю, что вам на главного терапевта времени жалеть не надо. Сколько продержит – столько продержит, лишь бы в вашу пользу.

Сказала и пошла дальше.

– Товарищ командующий, разрешите обратиться по личному вопросу, – попросил Синцов, прикинув, что идти до главного корпуса остается всего несколько минут, а поговорить с Серпилиным лучше до того, как он напишет письма в армию.

– Ну что ж, обращайся, – весело, как почти все, что он говорил в это утро, сказал Серпилин. – Тем более хорошие известия из действующей армии в стольный град Москву привез; при царях за одно это курьерам кресты давали!

Синцов сказал, что побывал недавно в сто одиннадцатой, в своем бывшем полку, у Ильина, и потянуло пойти обратно в строй. К руке за год привык, надеется, что и в строю помехой не будет.

– Вернусь – подумаем. Можем послать начальником штаба полка… – Мысленно перебрав ступеньки фронтовой службы Синцова, Серпилин чуть было не добавил: «а можем и командиром». Но удержался: лучше обещать меньше, а сделать больше, чем наоборот. Сказал вместо этого коротко: – К началу боев будешь в строю. Эту просьбу выполню. Других нет?

– Других нет, товарищ командующий.

– А про нашу сто одиннадцатую завтра утром мне расскажешь, давно в ней не был… За сколько до Москвы доехал?

Синцов, не вдаваясь в жалобы, доложил, как было, – за двадцать один час, но добавил, что обратно доедут быстрей.

– Долговато, – сказал Серпилин, наверно подумав о самом себе и своей будущей дороге на фронт.

Впереди был главный корпус, а налево ворота, за которыми Синцов оставил машину.

– Завтра в девять, если плохая погода, ищи меня в хате, – сказал Серпилин, – а если хорошая, буду гулять здесь.

– Ясно, товарищ командующий.

Серпилин простился с ним, и женщина-врач тоже протянула ему руку с таким подобревшим лицом, словно он сделал для нее что-то хорошее.

– Желаю, чтобы никогда ни одна пуля вас больше не тронула!

И пошла вместе с Серпилиным в главный корпус.

Синцов так и не понял, почему она вдруг так от души это сказала. То ли обратила внимание на его руку и нашивки за шесть ранений. То ли еще почему-то, неизвестно почему…

Дел у Синцова хватило на весь день. Сначала поехал в Московскую комендатуру отметиться, получить талоны в столовую и разрешение на койку в офицерском общежитии для приезжающих там же, при комендатуре; потом надо было заехать с водителем на ремзавод около Яузского моста. И не просто заехать, а своими ушами услышать, что завтра к восьми «виллис» будет на ходу. Оставив машину там, добрался на трамвае в центр и час ждал в бюро пропусков, звоня по телефону начальству, которое могло распорядиться выдачей пропуска, а дозвонившись, ждал, когда спустят заявку. Получив пропуск и поднявшись наверх, выяснил, что разрешение на выдачу комплекта карт зависит не только от того начальства, к которому попал, а еще и от другого, – пришлось ждать и этого другого. А сам комплект карт, оказалось, должны были выдать не в этом, а в другом отделе, который находился в другом конце города; пока ехал туда, пока опять звонил там и опять дожидался пропуска, дело подошло к шести вечера. Чтобы забрать карты, приказали явиться завтра к десяти утра. Остальное все, что полагалось, правда, было уже сделано. Да и то, что карты получать завтра, к лучшему: куда с ними таскаться остаток вечера по Москве без машины? Будешь ходить как привязанный, не выпуская их из рук.

Знал, что рано, что ответа на телеграмму еще не могло быть, но все-таки поехал на Центральный телеграф, протолкался к окошечку «До востребования», сунул в него удостоверение личности и услышал, что никаких телеграмм на имя И.П.Синцова нет.

После этого еще раз позвонил по автомату жене Артемьева. Звонил ей за день уже три раза – никто не отвечал. Не ответили и теперь.

«Надо будет на всякий случай зайти, бросить письмо в ящик, а потом еще позвонить. Может, она куда-нибудь взяла да уехала, кто ее знает… – с мимолетным интересом подумал Синцов о Наде. – Сколько ни мучила Павла тогда, в школе, когда все вместе учились, сколько потом ни швыряло от него в разные стороны, а все же под конец кинуло к нему. Дождался своего. Тогда всем было по семнадцать, по восемнадцать, а теперь ей тоже тридцать два, как и Павлу, самое меньшее – тридцать один…»

Словно ударившись открытой раной о жесткий угол, он опять вспомнил Таню в одну из самых счастливых их ночей. Вспомнил, как она, выздоровев от тифа, вернулась на фронт, и нашла его там, и всю ночь не хотела спать, и, смеясь, рассказывала ему всякие подробности своей жизни, которых раньше, до этого, так и не успела рассказать. И среди них вдруг о том, как познакомилась с Надей и о ее матерью, как пуганула у них на квартире из пистолета спекулянта, когда тот делил с Надиной матерью свой спекулянтский сахар. А про Надю говорила, что она хорошая баба. И он тогда не спорил с ней – какие тогда споры, в ту ночь. Это было в конце июня, за неделю до начала Курской битвы…