Михаил Емцев - НФ: Альманах научной фантастики. Выпуск 5

• Название: НФ: Альманах научной фантастики. Выпуск 5
• Автор: Михаил Емцев
• Издательство: Издательство «Знание»
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 1966

Прекрасный сборник, вобравший захватывающий дух «Черный Ящик Цереры» М. Емцева и Е. Парнова, своеобразные «Редкие рукописи» Александра Шарова, первые рассказы Владимира Фирсова, а также ряд других произведений советских и зарубежных фантастов. Завершает сборник блестящий рассказ «Новые измерения» Уолтера Тивиса-младшего.

---

Черныш мельком оглядывает провинившихся. Такие часто встречаются. Полуспортивная внешность. Трусоватая развязность манер. Ребята какие-то безликие, штампованные.

Он слышит глуховатый голос Еремина, но от него ускользает смысл задаваемых следователем вопросов. Впрочем, все это неважно. Главное — квитанции.

Несколько минут Черныш сосредоточенно рассматривает помятые серые бумажки. Они исписаны сверху донизу. Здесь и название марки, и степень износа и еще какие-то пометки. Почерк на квитанциях разный. Это понятно, часы сданы в разные магазины, значит, и приемщицы должны быть…

И тут Черныш столбенеет. С радостным ужасом переводит он взгляд с одной квитанции на другую. Номера, заводские номера часов одинаковы! Опять одинаковые номера! Что это? Совпадение? Случайность? Что же это такое? Что происходит в мире?

Он торопливо и нервно пишет записку Еремину.

«Хватит, Иван Сергеевич, кажется, в ваших сетях рыбка, которую мы искали!» Еремин вроде не очень доволен таким вмешательством. Но виду не показывает. Продолжает свое дело.

Когда задержанных увели, Иван Сергеевич набросился на Черныша. Что тот себе думает? Или криминалисты все такие?

Но Черныш не обижается, он почти не слушает следователя. Отмахиваясь, он тычет в лицо Еремину квитанции. Вот они, звенья одной цепи! Вот…

— Задержанные говорят, что эти часы они с рук купили для своих девушек, — пояснил Еремин, — а затем поссорились и решили продать, вот и снесли на комиссию.

— Откуда у них такие деньги? — невнимательно спрашивает Черныш.

— Копили.

— Ах, копили? Вот оно что! — иронизирует Черныш. — Ну, тогда мы тоже кое-что накопили. Им придется подготовиться к более серьезному разговору.

Он выпаливает свое открытие. Еремин слегка краснеет.

— Как?! Здесь тоже одинаковые номера?

— Точно!

— Как же я этого не заметил? — недоумевает Еремин.

— Не знаю.

— Но почему вы думаете, что между одинаковыми номерами на фальшивках и на часах есть связь?

— Я не думаю, я уверен. Должна быть! Иначе я просто глупец и ничего не смыслю в подобных вещах.

— Будем надеяться, что вы окажетесь умным человеком, — вздыхает Еремин.

После двухчасового допроса они все-таки выяснили кое-что: ребята назвали место, где устраивал оргии фарцовщик Вова по кличке Патлач.

Из комиссионных удалось извлечь женские часики. Они были препровождены для изучения в институт криминалистики. Теория Черныша как будто подтверждалась.

— Смотрите, — говорил он Гладунову, — опять все то же. Каждый дефект на этих швейцарских часах воспроизведен с ошарашивающей точностью. Это такие же часы-близнецы, как и наши фальшивки.

— Абсолютной идентичности не существует в природе, — сердился Гладунов, — даже однояйцевые близнецы отличаются друг от друга. Неоднородность, неравномерность — такое же свойство материи, как и движение. По крайней мере, в макромире так, — добавляет он. — Только атомы да частицы все на одно лицо.

— Да, но факт, так сказать, налицо, — шутил Черныш. — Вес часиков совпадает до шестого знака. Вещь неслыханная!

Гладунов почесывал затылок, обросший неровной кустистой порослью седых волос.

— Но поймите, дорогой, чудес в природе нет. Все реально, все основывается на существующих законах. Во всяком деле не может быть отступления от основных законов природы, предполагать чудеса в нашем деле было бы просто неразумно. Ведь так невозможно будет раскрыть преступление! Бога нельзя уличить в жульничестве, не правда ли?

— Еще как можно! Достаточно показать ему аппендикс!

— Это результат совершенствования конструкции, а не жульничество.

Гладунов задумался, потом, тряхнув головой, сказал:

— У меня есть такое правило. Когда дело абсолютно неясно, я коплю факты. Факты, факты, факты. А потом либо они сами выстраиваются в какую-то последовательность, либо исследователь найдет закономерность, которая подчиняет их всех одной общей идее.

— Вот как? — улыбнулся Черныш. — Когда мы говорили с вами первый раз, тогда здесь звучали несколько другие основы теории криминалистики. Помните, я пришел к вам тогда проситься в аспирантуру? Профилактика преступлений и прочее.

Гладунов улыбнулся.

— Милый Гришенька, а зачем человеку диалектика? Она порой усложняет ему жизнь, но чаще помогает. Держитесь за диалектику, она вывезет. Что тогда было на дворе? Май, весна, теплынь. А сейчас? Март, снег, мороз. Должно же что-то измениться.

Черныш рассмеялся.

— Ну, если только четыре мнения на год, в соответствии с временами года, то не так уж плохо. В этом есть свои определенность и постоянство. Ничуть не хуже одной-единственной неизменной точки зрения.

На другой день его пригласил к себе следователь Еремин. Оказывается, они решили взять фарцовщика Вову с контрабандной продукцией. Потом Черныш присутствовал при допросе. Патлач оказался невыразительным, каким-то серым парнем. Но самое главное, что у него не было контрабанды. Пришлось отпустить. Еремин только руками развел.

— Просто удивительно, куда он успевает девать свой товар. Берем мы его не первый раз, и каждый раз — осечка. Сейчас мы достоверно знали, что у него дома припрятано. И снова… Ерунда.

Черныш пожал плечами. Мало ли куда можно спрятать товар? Наконец, просто выкинуть…

— Он не знал, что мы собираемся его брать, — сказал Еремин.

…Затем Черныш простудился, и ему пришлось несколько дней лежать. Ночью поднялась температура, начались уколы, банки.

Только на пятый день он почувствовал себя лучше. Настрого приказал товарищам не появляться к нему с апельсинами и яблоками. Они и так в несметном количестве скопились в тумбочке и на столе.

Гладунов прислал записку; ее однажды вечером привез библиотекарь Яриков. Он, казалось, был немного смущен своей миссией, но вскоре оправился и спокойно заговорил ровным тихим голосом.

— У нас все по-старому. Тихон Саввич очень много работает. Видел Захарова, говорит, прогресса нет. Так что дела не очень важные.

Яриков еще некоторое время перечислял события, не заслуживающие, с точки зрения Черныша, никакого внимания, затем умолк.

— Вы знаете, — наконец нерешительно сказал он, — Варенька сделала перевод…

— Какой перевод?

— Немецкой книжки, которую посоветовала машина.

— Ах, это… Августа Карстнера, кажется?

— Ну да.

— И что же?

— Боюсь сказать что-нибудь определенное, — задумчиво заметил Иван Степанович, — слишком все фантастично. Но прочесть следует, обязательно.

— С удовольствием, — обрадовался Черныш. — Делать мне нечего, чувствую себя хорошо.

— Нет, здесь не просто чтение нужно, а изучение глубокое, внимательное, понимаете? Потому что на первый взгляд это почти мистика. Но многое там будет вам очень интересно.

Яриков долго молчал, потом начал прощаться. Оставшись один, Черныш перелистал страницы школьных тетрадей, исписанных старательным ровным почерком. «Буквы, как бублики, — поджаристые, румяные, веселые», — подумал он и принялся за чтение.

5

Приобщено к делу 23. III.196* года.

August Karstner «Die Wand». Ein Dokumentarbericht, Deutscher Militarverlag, Berlin, 1963, s. 121–129.

«После ареста семь дней я пробыл в Центральной следственной тюрьме города Гамбурга. Меня допрашивали только один раз. Этого, впрочем, оказалось вполне достаточно, чтобы всю жизнь носить вставные зубы. Гестапо довольно скоро установило мое истинное лицо, чему немало способствовал вытатуированный на моей руке лагерный номер. Обстоятельства побега были им более или менее ясны. Об этом они почти не спрашивали. Но их очень интересовали имена приютивших меня людей. И адреса, конечно, тоже.

— Кто вас снабдил этими документами? Где вы получили одежду? Кто вам помог добраться до Гамбурга? — четыре часа эти вопросы вдалбливали мне в мозг всеми доступными способами. Я их запомнил наизусть.

Наконец мне пообещали жизнь.

— Назовите только фамилии и адреса людей, изготовивших документы, — сказал следователь, массируя костяшки пальцев.

Фамилии я не знал, а адрес старался забыть. Я боялся, что назову его в бреду, выдохну окровавленным горлом, приходя в сознание на паркетном полу кабинета, прокричу беззубым ртом в минуту нестерпимой боли.

— Не надейся легко умереть. Смерть нужно заслужить.

Они страшно торопились. Теперь я понимаю: причиной этого были вести с восточного фронта.

Тогда же я понял только, что им наплевать и на меня и на тех, кто прятал меня от полиции. Зато им почему-то очень важно было знать, кто делал документы.

Иногда за четыре часа удается прожить целую жизнь. Боль не отнимает у человека ни воли, ни разума. Она заставляет его думать в ускоренном темпе; скорее, чем думают палачи. И скорее, чем до их сознания доходит твое молчание. Обостренным восприятием я догадался, что документы для них сейчас самое важное.