Михаил Емцев - НФ: Альманах научной фантастики. Выпуск 5

• Название: НФ: Альманах научной фантастики. Выпуск 5
• Автор: Михаил Емцев
• Издательство: Издательство «Знание»
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 1966

Прекрасный сборник, вобравший захватывающий дух «Черный Ящик Цереры» М. Емцева и Е. Парнова, своеобразные «Редкие рукописи» Александра Шарова, первые рассказы Владимира Фирсова, а также ряд других произведений советских и зарубежных фантастов. Завершает сборник блестящий рассказ «Новые измерения» Уолтера Тивиса-младшего.

---

Долго все прислушивались к тому, как она звякает, задевая металл.

Даже когда ничего уже не было слышно, всем казалось; что до них еще доносится звон.

Перевела с английского Н. Евдокимова.

Уолтер Тивес НОВЫЕ ИЗМЕРЕНИЯ

В тот вечер Фарнзуорт изобрел новый напиток — пунш-глинтвейн с джином, настоенным на ягодах терна. Способ изготовления был столь же нелеп, как и название: раскаленную докрасна кочергу надо сунуть в кружку с теплым красноватым джином, потом всыпать туда же корицу, гвоздику и сахар, а после выпить эту идиотскую смесь. Тем не менее, как иной раз бывает с идеями Фарнзуорта, результат получился неплохой. После третьей порции напиток показался мне вполне терпимым.

Когда Фарнзуорт, наконец, положил дымящуюся кочергу в камин, чтоб она опять раскалилась, я удобно откинулся на спинку большого кожаного кресла, которое хозяин собственноручно реконструировал (при нажатии кнопки оно укачивает сидящего, пока тот не заснет), и сказал:

— Оливер, твою фантазию можно уподобить разве что твоему гостеприимству.

Фарнзуорт покраснел и улыбнулся. Он низенький, круглолицый и легко краснеет.

— Спасибо, — отозвался он. — Есть еще одна новинка. Называется «шипучая водка-желе». Ее полагается есть ложкой. Может, отведаешь? Нечто… потрясающее.

Я поборол дрожь, пронизавшую меня при мысли о том, что придется хлебать водку-желе, и сказал:

— Интересно, крайне интересно.

И, поскольку он ничего не ответил, мы оба молча уставились на пламя в камине, а джин тем временем теплой струей разливался у нас в крови.

В холостяцком жилье Фарнзуорта было уютно и привольно; по пятницам я всегда чудесно коротал здесь вечера. По-моему, в глубине души всякий мужчина любит тепло огня и спиртные напитки (даже самые причудливые), а также глубокие, удобные кожаные кресла. Через несколько минут Фарнзуорт неожиданно вскочил на ноги и объявил:

— Хочу показать тебе одну штуковину. На той неделе смастерил. Правда, не совсем удачно вышло.

— Вот как? — Я-то думал, что за истекшую неделю его мысль не простерлась дальше обычных изысканий в области спиртного. С меня и их было более чем достаточно.

— Да, — продолжал он уже от порога. — Она у меня внизу. Сейчас принесу. — Он выбежал из кабинета, и раздвижная дверь закрылась за ним автоматически, так же как секундой раньше автоматически распахнулась. Я снова обернулся к огню, довольный тем, что мой друг направился не куда-нибудь, а в свой «цех»: столярная мастерская находилась во дворе, в сарае, химическая и оптическая лаборатории — на чердаке, а он пошел в подвал. Дело в том, что искуснее всего Фарнзуорт управлялся с токарным и фрезерным станками. Изобретенный им самоввертывающийся винт-барашек с регулируемым шагом был подлинным шедевром, и патент на это изделие, вместе с несколькими другими, принес Фарнзуорту немалое состояние.

Через минуту он вернулся, притащив какой-то странный на вид предмет, который водрузил на столике рядом с моим креслом. Еще с минуту я молча разглядывал этот предмет, а Фарнзуорт, чуть приметно улыбаясь, стоял у меня за спиной. Я знал, что он с нетерпением ждет отзыва, но не представлял, какого именно. При ближайшем рассмотрении вещица оказалась простой: выполненная в форме креста, она состояла из нескольких десятков полых кубиков с дюймовым ребром. Половина кубиков был сделана из какого-то прозрачного пластика, половина — из тонких листов алюминия. Каждый кубик весьма хитроумно соединялся шарнирами с двумя другими, но общего принципа расположения я не уловил. Наконец я спросил:

— Сколько их тут? — я пытался пересчитать, но то и дело сбивался со счета.

— Шестьдесят четыре, — ответил Фарнзуорт.

— Как будто.

— Откуда такая неуверенность?

— Да вот… — Он смутился. — Во всяком случае, изготовил-то я шестьдесят четыре кубика, по тридцать два каждого сорта; но почему-то с тех пор мне ни разу но удалось сосчитать их заново. То ли они те… теряются, то ли переходят с места на место, то ли еще что-нибудь.

— Вот как? — это становилось занятно. — А можно потрогать?

— Конечно, — разрешил он.

Я взял диковинный предмет в руки и, повертев кубики на шарнирах, увидел, что у многих отсутствует одна грань — в них вошли бы некоторые другие кубики, если бы не мешали шарниры. Я начал рассеянно прилаживать кубики один к другому.

— Ты мог бы легко пересчитать, если бы пометил каждый, — посоветовал я. — Поочередно. Карандашом, например.

— Между нами, — сказал он и снова вспыхнул, — я уже пробовал. Не тут-то было. В конце концов, оказалось, что номером один помечены шесть кубиков, а номерами два и три — ни одного, зато получились два четвертых номера — на одном из них четверка выведена зеркально и зеленым цветом. — Он помедлил. — А я все помечал красным карандашом. — При этих словах он едва приметно содрогнулся, хотя говорил самым беспечным тоном. — Я стер все цифры мокрой тряпкой и больше… не пробовал.

— Угу, — сказал я. — А как ты это назвал?

— Пентаракт.

Он снова уселся в кресло.

— Разумеется, название это условное. По-моему, пентарактом можно назвать четырехмерный пятигранник, а тут изображен пятимерный куб.

— Изображен? — Вещица показалась мне слишком осязаемой для изображения.

— Понимаешь, не может быть, чтобы он характеризовался пятью измерениями — длиной, шириной, глубиной, еслиной и деньгиной… во всяком случае, так я считаю. — Тут он стал слегка заикаться. — Но мне хо… хотелось со… создать иллюстрацию предмета, имеющего все эти пять измерений.

— И что же это за предмет? — Я покосился на вещицу, лежащую у меня на коленях, и несколько удивился, заметив, что успел вложить довольно много кубиков один в другой.

— Представь себе, — пояснил Фарнзуорт, — что ты выстроишь в ряд множество точек так, чтобы они соприкасались; получишь линию — геометрическую фигуру, характеризующуюся одним измерением. Проведи на плоскости четыре линии под прямыми углами друг к другу; это квадрат — фигура в двух измерениях. Шесть квадратов, расположенные в реальном трехмерном пространстве под прямыми углами друг к другу, образуют куб — фигуру трехмерную. А восемь кубов, вынесенные в четырехмерное физическое пространство, дают четырехмерный гиперкуб, или так называемый тетракт…

— А десять тетрактов образуют пентаракт, — докончил я. — Пятимерное тело.

— Именно. Правда, у нас тут лишь изображение пентаракта. Может быть, таких измерений, как еслина и деньгина, вообще не существует.

— А все же непонятно, что ты подразумеваешь под изображением, — сказал я, с увлечением вертя в руках кубики.

— Непонятно? — переспросил он и поджал губы. — Это довольно трудно объясиить, но попробую. Вот, например, на листке бумаги можно очень похоже нарисовать куб — знаешь, пользуясь законами перспективы, затушевывая тень и все такое. Это ведь изображение трехмерного тела, куба, при помощи только двух измерений.

— И конечно, — заметил я, — мы можем дать развертку, а потом свернуть бумагу в кубик. Тогда получится настоящее трехмерное тело.

Он кивнул:

— Но тогда мы прибегнем к третьему измерению: ведь чтобы свернуть бумагу, надо отогнуть ее кверху. Так что, если только я не научусь свертывать кубики в еслине и деньгине, мой пентаракт останется жалким изображением. Или, точнее, десятью изображениями. Здесь десять тетрактов — изображений четырехмерных тел — соединены между собою и изображают пятимерный гиперкуб.

— Ага! — сказал я чуть растерянно.

— И что же ты с ним собираешься делать?

— Да ничего особенного, — ответил он. — Это я просто из любознательности. — Тут он перевел взгляд на меня, вытаращил глаза и вскочил с кресла. — Что ты с ним сотворил?

Я посмотрел, что же у меня в руках. Там были восемь кубиков, сложенных крестом.

— Да ничего, — ответил я, чувствуя себя не в своей тарелке. — Просто я взял и вложил их друг в дружку.

— Не может быть! Начнем с того, что незамкнутых кубиков было всего-навсего двенадцать! У всех остальных по шести граней!

Фарнзуорт стремительно ринулся к своему творению — он явно потерял голову, — да так внезапно, что я отпрянул. Бросок Фарнзуорта оказался неудачным, я выронил вещицу из рук, она упала на пол и основательно ударилась одним из углов. Послышался слабый стук, что-то звякнуло, и вещица очень странно смялась. И вот перед нами на полу остался один-единственный кубик объемом в один кубический дюйм — и больше ничего.

Мы тупо глазели на него с минуту, никак не менее. Потом я встал, оглянулся на сиденье кресла, внимательно осмотрел весь пол, даже опустился на колени и пошарил под креслом. Фарнзуорт следил за мной и, когда я кончил и снова уселся, спросил: