Авраам Иехошуа - Любовник

• Название: Любовник
• Автор: Авраам Иехошуа
• Издательство: Радуга
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 1995
• ISBN: 5-05-004307-7

Роман «Любовник» стал бестселлером и прославил имя его автора, А. Б. Иехошуа. Книга завораживает своим парадоксальным сочетанием простоты и загадочности. Загадочно дремлют души героев — Адама с его усталой еврейской кровью, несовершеннолетней его любовницы, его жены — «синего чулка», ее любовника — своеобразного «князя Мышкина», юной дочери Адама и мальчишки-араба, ее возлюбленного. Пробуждают героев к жизни не политические потрясения, а жажда любви. Закрепощенная чувственность выплескивается на свободу с плотской, животной страстью, преступно ломает все запреты и сокрушает сердечную черствость, открывая души для человеческого единения.

---

Мы снова вернулись к машине. И сразу же, словно по мановению волшебной палочки, любопытные взгляды отлепились от нас. Мы ехали еще часа полтора. Прежний странный звук прекратился, вместо него возник какой-то скрип. Какие-то непонятные мне процессы происходили в моторе.

Мы подъехали к дому. Он решил зайти к нам и позвонить старухе, чтобы не напугать ее своим внезапным появлением. Я уже обратил внимание, что он беспокоился за нее, ждал встречи с волнением.

Я поднялся по лестнице первый, а они за мной. Ботинки мои в пыли, ноги отекли, на одежду налипли песок и смола. Словно вернулся из дальнего странствия. В квартире было темно, на столе полно посуды, словно после торжественного обеда. Высокий подсвечник стоял посреди стола, и в нем догорала свеча, отбрасывая на стены огромные тени. Халат и пижамная кофточка Дафи валяются на полу. Меня вдруг охватил ужасный страх. С девочкой что-то случилось.

Ведуча

Сейчас все наоборот исчезло тело и только мысль осталась пропали руки пропали ноги исчезает лицо не могу двинуться но я думаю о том что мне хочется все знать как меня зовут как звали моих родителей мою дочь моего внука всех вспоминаю все вспоминаю была камнем была лягушкой колючим кустом баклажаном все так ясно как может смерть прийти когда я мыслю с такой силой нет боли но нет и ощущений и я не хочу умирать нет нет если уж я дожила до сих пор почему не пожить еще несколько лет я родилась в девятнадцатом веке иногда даже страшно становится когда вспомнишь еще немного и это столетие кончится и не жаль могла бы пожить и в следующем немного хотя бы первые годы две тысячи первый и две тысячи второй кажется что много света все прошло очень быстро это столетие ужасно быстрое быстрое и темное не то что последние годы прошлого века в Иерусалиме полно солнца и пространства когда я вышла замуж начало темнеть и в тысяча девятисотом уже сумерки.

Залез в окно мерзавец такой они уже не такие дураки как были во время образования государства думал что я умерла маленький араб накрыл меня простыней счастье еще что осталась слеза и упала а то бы задушил меня маленький зверь «фаттах» такой потом пытался накормить меня засунуть в рот милый мой а у меня была дочь и был внук все как сон сплошное разочарование и без конца в сущности.

Нет голода и нет жажды нет ощущений только мысль работающий ясный мозг есть даже сигнал в уме я могу думать о чем захочу но о чем?

Ушел мальчик оставил убежал и к лучшему если бы остался в доме еще я бы ему все отдала в подарок очень милый когда он читает газеты милый и опасный но почему ему должен достаться этот дом.

Ой Владыка Всевышний глаза закрываются исчезают темнота шкаф передо мною чернеет углы закругляются все растворяется прощай шкаф прощай стол темнота приближается надвигается быстро черный туман прощай пол прощай кресло я исчезаю а вокруг тишина хорошо подумаю наконец-то в тишине но о чем?

Машины исчезают с дороги прощай автобус что это сирена корабля словно мяуканье маленького котенка не слышу ничего не вижу ничего прощай улица довольно улица вдруг тонкий звон колокольчика а… а телефон звонит как маленький ягненок рядом со мной кто-то звонит хочет меня все слабее и слабее не звонок а свист ветра исчезает я знаю но не слышу жаль жаль меня потому что я умираю потому что я не…

Адам

Что это? Что здесь происходит? Кто здесь? Везде темно. Опустить жалюзи посреди дня! Что еще за новости! Наим стоит в углу и одевается.

— Папа, не делай ему ничего, он не виноват, папа, пожалей его!

Что это она кричит на меня так? Дафи совсем ненормальная. С ней надо что-то делать. Я с трудом понимаю, что здесь происходит. Меня надо пожалеть, а не его, я уже два дня в бреду таскаюсь по дорогам. Подошел посмотреть, действительно ли это Наим, что он делает тут. А он хотел увернуться, или мне показалось, что он собирается, и тогда я схватил его за рубашку, которая и так уже была порвана, и он повис в воздухе, барахтается, или это он такой легкий, или я забыл, какая сила таится в моих руках, ведь сила моя уже несколько лет как в спячке, а когда-то я поднимал моторы, переворачивал машины, сгибал трубы, выпрямлял помятые дверцы.

Я просто подержал его немного в воздухе за рубашку, даже не мной порванную, держу в темноте, а он решил, что я душу его, весь дрожит, и я понимаю его, потому что и сам я боюсь себя, я был способен на все. А Дафи быстро спрыгивает, отбрасывает одеяло, одевается, вся в истерике, никогда я не видел девочку в таком состоянии, нападает на меня. Наим молчит, я молчу, только она не умолкает:

— Оставь его! Он пришел сказать, что он увольняется!

А Наим, все еще вися в воздухе, повторяет за ней:

— Да, я увольняюсь.

— Откуда ты увольняешься?

— Отовсюду, от работы у тебя…

Я роняю его на пол. Сумасшествие какое-то.

— Ты никуда не уйдешь от меня сейчас, хоть ты и уволился. Ты слышишь?

— Слышу…

— Расскажи, что такое случилось со старухой. Где она? Я звонил, никто не отвечает.

А он смотрит на меня, совершенно спокойный.

— Я думаю, что она уже умерла.

— Что???

— Она уже со вчерашнего дня совсем парализована, не говорит, не отвечает, не ест.

— Так почему же ты оставил ее? — закричал я вдруг, у меня было желание растоптать его.

— Но он увольняется…

Снова Дафи. Я шагнул было к ней, чтобы заставить ее наконец-то замолчать, но она увернулась.

Ася появляется на пороге, смотрит на беспорядок в темной комнате, одеяло на полу, смятая простыня, одежда Дафи, Наим торопливо застегивает брюки, надевает ботинки. Из гостиной слышится звук телевизора. Габриэль набросился на цивилизацию. Теперь мы снова потеряем его.

— Что случилось? — спрашивает она.

— Мы едем посмотреть, что со старухой, пошли…

Габриэль развалился в кресле, смотрит на маленького араба, а тот смотрит на него. Мы вышли из дома. Летний вечер, пасмурный такой, хамсин кончился. «Моррис» завелся с большим трудом, устал после длинной дороги, аккумулятор почти сел. Я выскочил, быстро снял аккумулятор с Асиной машины и бросил его на заднее сиденье, на всякий случай. «Да и лучше, чтобы им не вздумалось поехать за мной следом», — подумал мельком.

Наим сжался на сиденье рядом со мной, боится маленькой черной машины, похожей на гроб. Вид маленького талита, коробки с цицит и остриженными пейсами, меховой шапки и других «предметов культа», разбросанных в машине, действует на него угнетающе. Остерегается ненароком коснуться их. Он хотел сказать что-то, но не успел он открыть рот, как я сказал ему:

— Молчи.

Мы спешим в Нижний город. Коробка скоростей дрожит, мотор продолжает кашлять, издавать странные звуки, идет какой-то процесс распада, но я увеличиваю скорость, срезаю на поворотах, море слева от нас, весь залив какого-то зеленовато-красного цвета. Странный, болезненный цвет.

— Что это? Что случилось с морем?

Я говорю сам с собой, он смотрит на море, собирается ответить.

— Молчи, неважно…

Мы поднялись в квартиру старухи, уже наступили сумерки. Я успел забыть, как выглядит квартира, давно не был здесь. Вот она, в большой комнате, сидит в кресле, чуть наклонившись вперед, мертвая. Рядом с ней на маленькой табуретке — телефон… Она была еще теплой. Умерла всего за несколько часов до нашего приезда. Я взял простыню, лежащую около нее, и расстелил на полу. Сказал ему:

— Давай положим ее на пол.

И мы вместе подняли ее. С нее стали падать газета, разлетаясь по комнате. «Маарив» и «Едиот ахронот» прилипли к телу, она была вся обложена газетами. Никогда я не видел такого количества газет. Наим смотрит на меня, хочет сказать что-то, но не решается.

— В чем дело?

— Она любила газеты… — Какая-то недобрая улыбка на его губах.

Я поднял трубку телефона, чтобы сообщить им, но вдруг передумал. Нет у меня сейчас для этого сил. Надо дать им хотя бы одну ночь.

Было уже семь часов, на улице еще светло, но в комнате темень. Наим зажег себе сигарету, предлагает мне тоже каким-то взрослым движением. Я беру. Он подносит мне спичку, я смотрю на него, и лишь теперь до меня доходит, что произошло между ним и Дафи. Я опускаюсь в кресло, то самое, где сидела мертвая старуха. Мне нужно хоть немного передохнуть.

Старуха лежит передо мной, освещенная слабым вечерним светом. За открытым окном — море, все время меняющее цвет.

— Собери свои вещи и принеси их сюда, — приказываю я ему тихим голосом.

Он идет в свою комнату и возвращается с двумя большими чемоданами.

Итак, он действительно собирался уйти… И даже с имуществом…

Мы вышли. Закрыли за собой дверь. Оставляем старуху, покрытую простыней, на полу, вокруг нее разбросаны газеты. Вдруг мне показалось, что что-то задвигалось там, но это ветер сдвинул с места газетный лист. «Моррис» осел под тяжестью чемоданов Наима, невозможно сдвинуть его с места, но я уперся, не сдаюсь, вожусь с педалью газа, наконец поймал искру, и машина завелась.