Джон Берендт - Полночь в саду добра и зла

• Название: Полночь в саду добра и зла
• Автор: Джон Берендт
• Жанр: Современная проза
• Год: 1999
• ISBN: 5-8026-0021-7

Старая поговорка гласит: «Нет большего вымысла, чем правда». Это полностью относится к книге Дж. Берендта, которая стала настоящей сенсацией сразу после выхода в свет. Сегодня по этой книге поставлена пьеса на Бродвее, получившая пять «Оскаров». Судя по всему, та же судьба уготована и одноименному фильму, снятому известным голливудским актером и режиссером Клинтом Иствудом.

Видимо и сам автор, который ведет постоянную колонку в журнале «Эсквайр», не мог предвидеть такого успеха своей книги, которой уже продано десятки миллионов экземпляров и которая продолжает оставаться в числе бестселлеров.

Роман Джона Берендта «Полночь в саду добра и зла» может, на первый взгляд, показаться просто мозаикой изысканных фрагментов-новелл из жизни консервативного американского городка Саванна. Жизни, текущей по постоянному руслу испокон веков, если так вообще позволительно говорить о короткой истории Соединенных Штатов. Незаметно, исподволь этот роман о людских судьбах предстает перед нами, как гигантское полотно, на котором разворачиваются события, знаменующие собой единство и борьбу противоположностей: добра и зла.

---

– Я уезжаю в Стейтсборо играть в клубе «Кивани», – промолвила она, помахав в воздухе ключами от машины. – В шесть у меня карнавал в Хайнсвилле. В Саванну вернусь в девять. Джо, если я вдруг запоздаю, прикрой меня в баре, ладно?

– Слушаюсь, мадам, – ответил Джо, и женщина удалилась, шелестя шелком и позвякивая ключами.

Одом кивком головы показал на то место, где только что она стояла.

– Вот, только что здесь была самая великая женщина Джорджии – Эмма Келли. Поедемте сегодня с нами, и вы увидите ее в действии. В своем кругу она известна, как «Леди шести тысяч песен».

Последние сорок лет Эмма Келли, не зная отдыха, проводила все свое время, за исключением часов сна, колеся по городам и весям Джорджии, играя на фортепьяно везде, где ее ждали – на выпускных вечерах, свадьбах, митингах и церковных собраниях. Ее надо было только попросить – и она приезжала – в Уэйнсборо, Суэйнсборо, Эллабелл, Хэйзлхерст, Ньюингтон, Джесуп и Джимпс. Она играла в каждой школе на вечерах старшеклассников в каждом городке в радиусе сотни миль от Саванны. В назначенный день она могла поехать в Меттер на показ женских мод, дотом в Силванию, на съезд отставных учителей, а после этого мчаться в Ренс, на праздник по случаю дня рождения. Ближе к вечеру она возвращалась в Саванну, чтобы поиграть в каком-нибудь ночном заведении. Там она играла по понедельникам в «Ротари-клубе», по вторникам в «Львах», у «Кивани» – по четвергам, и в первой баптистской церкви – по воскресеньям. Эмма исполняла старые мелодии и шлягеры, блюзы и вальсы. Ее знали все и везде – в ее неизменных восточных халатах, развевающихся накидках и с высоким тюрбаном иссиня черных волос, скрепленных двумя лакированными заколками.

Эмма происходила из старейшего английского рода, одним из первых прибывшего в Джорджию и Южную Каролину. С Джорджем Келли она познакомилась, когда ей было четыре года, а замуж за него вышла в семнадцать. К тому моменту, когда он умер, Эмма успела родить ему десятерых детей «Не считая пяти выкидышей», – любила добавлять она.

Будучи набожной баптисткой, Эмма не брала в рот спиртного. Правда, один раз, после концерта в офицерском клубе Форт-Стюарта ее остановили на дороге, подозревая в пьянстве за рулем. Полицейский, задержавший ее, посветил фонарем в салон и заявил женщине, что она пьяна, поскольку последние несколько миль ее мотало на шоссе из стороны в сторону. Это была истинная правда, но дело заключалось в том, что Эмма вела машину и одновременно пыталась снять с себя корсет. Она зажмурилась от яркого света, запахнула расстегнутую одежду, не зная, как она сможет выйти из машины в таком виде, и стараясь убедить молодого офицера в своей трезвости. На счастье Эммы она в свое время играла на выпускном вечере в училище, которое в тот год оканчивал этот офицер. Он узнал ее, и через несколько минут пианистка продолжила свой путь.

Большинство патрульных полицейских прекрасно знали машину Эммы, и, когда она поздней ночью проносилась мимо них со скоростью восемьдесят или девяносто миль, они обычно смотрели на это сквозь пальцы. Пианистка очень сочувствовала молодым ретивым полицейским, которые, случалось, останавливали ее, гудя сиреной и сверкая мигалкой. В таких случаях она опускала стекло и мягко говорила: «Ты, наверное, новенький». Она уже знала, какой разнос получит этот мальчик от сурового шерифа: «Ты соображаешь, что делаешь, парень? Ты же остановил Эмму Келли! Знаешь, что ты сейчас сделаешь? Нет? Так я тебе скажу. Ты поедешь впереди и не дай тебе Бог, если с ней что-нибудь случится! Тысяча извинений, мадам. Подобное больше не повторится».

В Саванне поклонники Эммы обычно веселым караваном следовали за ней из одного ночного заведения в другое – из «Висперс» и «Пинк-хауз» в «Фаунтин» и кегельбан «Живой дуб», а оттуда в аэропортовский отель «Кволити». Приезды Эммы были очень выгодны владельцам баров. Блюда и напитки живо разбирались, пока Эмма играла, но стоило ей уехать, как торговля тут же скисала. Много лет дети Эммы просто умоляли ее открыть свой пиано-бар и перестать мотаться по дорогам. После того, как она задавила на шоссе девятого оленя, дети перестали умолять и начали просто настаивать.

– Это разбивает мое сердце, – горестно причитала Эмма, – ведь я так люблю животных, да и ремонт машины стоит недешево.

Она обещала детям подумать об открытии пиано-бара в самое ближайшее время.

Джо Одом знал Эмму всю свою сознательную жизнь и частенько ездил слушать ее игру, в каком бы медвежьем углу она ни выступала. Вскоре после его прихода Эмма исполняла «Сентиментальное путешествие». Это был сигнал. Эмма давала знать Джо, что ей хочется отдохнуть, и Одом на несколько минут с удовольствием занимал ее место за инструментом.

В ту ночь, когда Эмма задавила своего десятого оленя, «Сентиментальное путешествие» зазвучало сразу, как только Одом появился в дверях зала.

– Посмотри, что стало с моей машиной, ладно, ко? – попросила она. – Я не вынесу ее вида. Шесть месяцев спустя они с Джо открыли в стоявшем на берегу реки старом хлопковом складе пиано-бар назвали его «У Эммы».

Зал бара был длинным и узким, уютным, как уставленный книжными полками рабочий кабинет. Крошечная танцевальная площадка умещалась в изгибе большого рояля. Витражное окно выходило на реку, по которой то и дело проплывали баржи. Полки вдоль противоположной стены украшала масса фотографий родных и друзей, а альков у входа целиком посвящался памяти Джонни Мерсера. Да и как могло быть иначе, если именно Мерсер наградил Эмму прозвищем «Леди шести тысяч песен». Согласно подсчетам Джонни, именно столько песен она знала. Как-то раз они с Эммой пролистали кипу песенников, и Мерсер лично проверил, сколько песен Эмма может пропеть от начала до конца. Через три года этой нелегкой работы Мерсер смог наконец грамотно оценить запас лирики в голове Эммы и выдал итог: шесть тысяч песен.

Когда я впервые переступил порог бара и скромно занял место, миссис Келли посмотрела в мою сторону и спросила:

– Какая ваша любимая песня?

Я не ожидал такого вопроса и смутился. Мне показалось, что у меня нет любимой песни, но в этот момент Я заметил за плечом Эммы изображение огромного сухогруза.

– «Корабль!» – выпалил я. – «Мой корабль плывет под шелковыми парусами».

– О, это очень милая песенка, – одобрила мой выбор Эмма. – Курт Вейль, тысяча девятьсот сорок первый год.

Она сыграла эту мелодию, и с тех пор, стоило мне показаться в баре, как в зале тут же начинал звучать «Мой корабль».

– Владельцы всех прочих баров различают своих завсегдатаев по напиткам, которые те заказывают, – говаривала Эмма, – а я различаю своих по тем песням, которые им нравятся. Когда такой завсегдатай входит в бар, я сразу принимаюсь играть его любимую мелодию. Это приятно щекочет их самолюбие, и они сразу чувствуют себя, как дома.

Бар Эммы посещали многие завсегдатаи. Были четыре леди из Эстила, из Южной Каролины. Они наезжали в бар несколько раз в неделю – одни или с мужьями. Был агент по недвижимости Джон Торсен, который имел обыкновение прогуливать перед сном собаку. Иногда он гулял несколько дольше обычного, и собака приводила его к бару. Дорогого гостя – в пижаме и купальном халате – вместе с собакой сажали на привычное место. Как только Торсен устраивался, Эмма тут же начинала играть «В такие моменты» – то была его любимая песня. Была Ванда Брукс – самозваная радушная хозяйка. Она носила щегольские шляпки, а на ее груди красовалась брошь гигантских размеров, на которой фальшивыми бриллиантами были выложены цифры номера ее телефона. Когда-то Ванда служила директором школы, а теперь продавала лежаки для соляриев Южной Каролины и прибрежных районов Джорджии. Обычно она приветствовала возгласом «Эй!» совершенно не знакомого ей человека, усаживала его за столик и занимала дружеской беседой. Потом приглашала нового приятеля потанцевать и переключала внимание на других посетителей. Весело болтая, Ванда вечно рылась в сумочке в поисках зажигалки, извиваясь всем телом и прижимаясь К соседу. Дело неизбежно кончалось тем, что вечная сигарета выпадала изо рта или из пальцев и, взрываясь снопом искр, падала на колени злополучного собеседника, который вскакивал, пытаясь стряхнуть с одежды горящие угольки. Когда Ванда заходила в зал, раздавалась мелодия песни «Нью-Йорк, Нью-Йорк».

Заведение Эммы пользовалось популярностью, но не смогло оправдать всех возлагавшихся на него надежд – миссис Келли продолжала свои неутомимые путешествия по Джорджии. Она моталась из конца в конец штата, возвращаясь каждый день в Саванну, где играла до самого утра. Иногда после закрытия она оставалась ночевать в каретном сарае Джо Одома, но чаще придумывала какой-нибудь предлог и направлялась домой в Стейтсборо. По субботам она возвращалась непременно, потому что воскресные дни в Стейтсборо начинались у нее очень рано, а заканчивались очень поздно, в чем мне пришлось убедиться не понаслышке. Эмма пригласила меня пойти вместе с ней на утреннюю службу в церковь, а потом провести с ней остаток дня, и вот что из этого вышло…