Георгий Гуревич - НФ: Альманах научной фантастики. Выпуск 13

• Название: НФ: Альманах научной фантастики. Выпуск 13
• Автор: Георгий Гуревич
• Издательство: Издательство «Знание»
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 1974

В настоящем сборнике напечатаны повести и рассказы как советских, так и зарубежных авторов, в частности повесть Г. Гуревича «Приглашение в зенит», рассказы В. Фирсова, Р. Подольного, С. Лема, а также литературно-критические статьи Е. Парнова и В. Ревича.

---

И действительно годом раньше совершенно аналогичный ход был использован чешским писателем Сватоплуком Чехом в повести «Путешествие пана Броучека в XV столетие». Но идейное задание, которое поставил перед собой Чех, прибегая к перемещению героя во времени, было совершенно противоположно твеновскому- он заклеймил трусость, приспособленчество современного ему мелкобуржуазного мещанства и воспел героическое прошлое родной страны — эпоху гуситских войн. Такое задание потребовало от него более внимательного отношения к истории Сватоплук Чех тщательно выписал колоритную Прагу XV века, грубыми, но яркими мазками набросал несколько характеров людей из народа Все же перед нами не исторический роман, а сатирическая фантастика, и здесь главное конфликтное столкновение подловатого, толстопузого домовладельца-живодера новейшей формации с суровыми подвижниками-патриотами, соратниками легендарного таборита Яна Жижки. Столкновение это кончается тем, что возмущенные поведением Броучека пражане решают сжечь его на костре — приговор, вынесенный Сватоплуком Чехом буржуазной беспринципности и бездуховности, как видим, предусматривает высшую меру…

Но каким образом пан Броучек попал в прошлое? Свалился в какой-то подземный ход, долго блуждал в нем, наткнулся на проржавевшую дверь и, открыв ее, вышел прямо в XV век. Каждому понятно, что это совершенно ненаучное объяснение. Вот в новейших рассказах и повестях путешественники по времени заходят в хромированные кабины, задвигают плексигласовые колпаки и нажимают полистироловые кнопки. Совсем другое дело.

Конечно, если считать, что машина времени появилась лишь вместе со своим техническим паспортом, тогда да, ее первооткрывателем был Уэллс. Но если считать перемещение по времени литературным приемом, как оно на самом деле и есть, то тогда «машины времени» существовали в литературе задолго до Герберта Уэллса, и Сватоплука Чеха, и Марка Твена. Герои многих книг ездили и в прошлое, и в будущее.

Самым значительным примером может послужить вторая часть гетевского «Фауста», в которой герой совершает путешествие в мифологическую Грецию, к Елене Прекрасной. Вернее, Фауст и Елена движутся навстречу друг другу по временной оси, как бы мы сейчас сказали, и соединяются где-то в раннесредневековом замке. Конечно, обоснования такого путешествия у Гете самые фантастические, сказочно-мифологические. Путь Фауста к Елене лежит через посещение таинственных Матерей, обитающих в вековечной пустоте, очевидно, первооснове всего сущего. Там он должен украсть Треножник, украсть тайну сверхвременного. Ведь на этот раз неугомонный доктор захотел вступить в единоборство с самим временем, а это посложнее, чем летать на шабаши. Даже всемогущий Мефистофель пасует…

Можно допустить, что и Гете, и Марк Твен смогли бы придумать какой-нибудь тарантас, перемещающийся по векам. Но что, в сущности, от этого изменилось бы? Один абзац? Создателя «Фауста» волновали иные, более возвышенные философские материи. Ему нужно было свести два противоположных стиля жизни, две различные культуры — эталонную греческую классику и взвихренный европейский романтизм. Сила любви двух героев сливает их воедино. Хотя Елена не просто женщина, а символ высшей красоты, все же временной переезд спартанской царицы налицо; у них даже рождается сын Эвфорион, а когда союз Елены и Фауста распадается, Фауст возвращается в свое время, в раздробленную Германию.

Конечно, может быть, и не стоит выставлять Гете в качестве образца для нынешней научной фантастики. Кроме всего прочего, это совсем иной жанр, но все же классические примеры забывать не следует. Здесь, естественно, не место раскрывать сложнейшую проблематику гетевской поэмы, я хочу лишь отметить, что любые хронологические сдвиги не должны быть самоцелью. В данном случае они понадобились писателю, чтобы подчеркнуть стремление Фауста к самому прекрасному, что есть в человеческой истории. А самое же прекрасное, как ему казалось, — это женская красота, и она — в прошлом. Но все же не там оказалось мгновение, которое доктор решил бы остановить навсегда; как явствуют заключительные сцены трагедии — такое мгновение таилось в будущем, в грандиозных делах на благо человечества.

Очень многие книги переносят своих героев в будущее. В XIX веке было бы неубедительно размещать страну Утопию на неизвестном земном острове, все острова Земли были открыты, нанесены на карту и объявлены собственностью той или иной державы. Какие уж там Утопии в колониальных владениях! Фантастика, которая чаще всего стремится придать видимость достоверности самым невероятным ситуациям, нашла новые «территории» для размещения новых миров — они были отнесены либо на другие планеты, либо отдалились от современности в грядущее. Последние классические утопии в западной литературе «Взгляд назад» Э.Беллами (1888 г.) и «Вести ниоткуда» У.Морриса (1890 г.) построены как раз по этому принципу. Даже в малочисленной русской фантастике мы найдем не одно произведение, в котором герои переносятся через горы времени. Одну из первых попыток этого рода сделал А.Ф.Одоевский в своем незаконченном романе «4338-й год», где его герой, китайский студент, перемахнул в будущую Россию сразу на 2500 лет вперед. Одоевский один из первых попытался придать этому перемещению научную окраску, конечно, очень наивную. Он прибегнул к помощи модного и непонятного тогда сомнамбулизма. Нельзя не вспомнить и о знаменитом «Четвертом сне Веры Павловны» Н.Г.Чернышевского.

Но, отняв у Уэллса приоритет на путешествие по времени, и, в частности, в будущее, я вовсе не намерен принижать его заслуг перед литературой вообще и фантастикой в частности. Он первый придал путешествиям по времени их современную форму. Самым поразительным в его довольно пространных обоснованиях возможности такого путешествия представляется их совершенно необычная терминология. В рассуждениях Путешественника по Времени проскальзывает понимание времени как четвертого измерения. Сейчас для нас это привычно, но нельзя забывать, что «Машину времени» отделяет добрый десяток лет от появления знаменитой статьи А.Эйнштейна, где он изложил свою теорию относительности, давшую новое представление о природе времени, а до работ Г.Минковского о слитности пространства-времени и того больше. В конце прошлого века ученые еще не посягали на ньютоновское Абсолютное Время, которое, подобно Демону, невозмутимо парило над Вселенной, и ничто не могло поколебать его равномерного хода — ни деятельность шумных существ на земном шаре, ни взрывы целых галактик. Для уэллсовского путешественника время изменило свой ход и помчалось галопом, и, хотя этого слова еще нет в лексиконе Уэллса, но оно напрашивается — течение времени может быть относительным. Привлекает и та смелость, с которой Уэллс отправил своего героя сразу на миллионы лет вперед чуть ли не к естественному концу Земли. Так далеко ни до него, ни даже, кажется, после никто не решался забраться.

Но если бы дело ограничилось только этими, нельзя отрицать, очень интересными, поскольку они были первыми, научно-техническими подробностями, то «Машину времени» стоило бы отметить как любопытный случай научного пусть не предвидения, возможно, предчувствия, но не больше. Главное же в книге, конечно, то, ради чего Уэллс отправил своего англичанина в столь дальнее и опасное путешествие. Сейчас бы мы назвали романом-предупреждением изображение Уэллсом логического конца, к которому могли бы привести частнособственнические порядки, капиталистическое разделение труда и отчуждение человеческой личности, сохранись они навеки. Своими элоями и морлоками Уэллс протестовал против окружающих его отношений между людьми. Вот почему ему обязательно был нужен современный англичанин, который бы привез вести из жуткого грядущего в 1895 год. Для этого и изобреталась машина времени. Впрочем, как и полагается в классической утопии, главный герой ее всего лишь экскурсант, который в окружающую его жизнь практически не вмешивается, поэтому настоящего, столь осязаемого, как у Марка Твена, столкновения эпох нет. Драка с морлоками — не в счет, это была чисто внешняя стычка, позиции сторон определены не были, и появление пришельца из прошлого не повлияло на принятый в те далекие времена образ жизни.

* * *

Уже Твен и Чех обратили внимание на то, что путешествия по времени таят в себе непримиримое противоречие изменения в прошлом должны вызывать изменения в настоящем. Мне как-то удалось провести небольшой «социологический» эксперимент. Школьникам старшего класса было предложено ответить на вопрос куда и зачем они бы направились, имея в своем распоряжении машину времени. Чуть ли не половина мальчишек дружно вознамерилась предотвратить дуэль Дантеса с Пушкиным. И будьте спокойны — предотвратили бы.

«Янки при дворе короля Артура» начинается с того, что собеседники рассматривают (в наши дни) дырку на кольчуге, несомненно пробитую пулей. Так как у рыцарей Круглого Стола огнестрельного оружия еще не было, то предполагается, что ее проделал какой-то сумасшедший ненавистник кольчуг в более позднее время. «Я-то знаю, как была пробита эта кольчуга, — бормочет герой. — Я сам ее пробил». Впрочем, Марк Твен, осознав, что с его преждевременным прогрессом английской истории делать нечего, безжалостно погубил в огне все благие начинания своего персонажа.