Домбровский_Махнева - Столица феодоритов

• Название: Столица феодоритов
• Автор: Домбровский\_Махнева
• Издательство: Издательство "Таврия"
• Жанр: Руководства
• Год: 1973

Август 1972-го. Археолог на время стал лесорубом: широкий просвет в непролазной чаще — дело его рук. Начинаются раскопки. И вот уже извлечены первые находки: каменное ядро, железные наконечники стрел. Под завалом стены — человеческие костяки… Здесь разразилась битва. Пылал подожженный турками Мангуп — столица феодоритов, грохотали (новинка тех дней) турецкие пушки. Было это осенью 1475 г.

В ближайшие годы археологическое изучение Мангупа будет продолжено и расширено, однако новая книга о нем появится, пожалуй, нескоро. Тем временем в этой читатель найдет рассказ об итогах многолетних работ, посвященных истории Феодоро — города и государства.

[1] — Так обозначены применчания, ¹ — ссылки на использованную литературу.

---

…Левее Северной бухты приподнята над морем длинная и неровная сине-серая полоса суши. Это — Гераклейский полуостров. Издревле принадлежал он византийскому Херсону, а теперь чей? Время покажет, кому достанется эта земля. Если по праву, то не ему ли, родичу бывшего "императора ромеев", наследнику гибнущей Византии и уже полумертвого Херсона… Еще левее на фоне неба темнеет силуэт главной башни Чембало. Крепость и бухта — кровное достояние Мангупа. Была бы она для него вожделенным выходом в морские просторы, да овладели ею генуэзцы, самозваные пришельцы из-за моря. Чуть правее Чембало и много ближе — рукой подать от Мангупа — белеют над лесом скалы Эски-Кермена — старой крепости, убежища предков. Это город хлебопашцев, пастухов, набожных монахов, украсивших мастерским художеством многочисленные пещерные храмы. Здесь же, на Эски-Кермене, большая базилика[6] — не хуже мангупской: с мраморными колоннами, с изящной византийской резьбой.

Давно уже нет боевых стен на столовой горе. Но и ныне старая крепость — сердце большой и богатой сельской округи, защищенной замком Кыз-Куле,[7] хозяин которого, хочет не хочет, а чтит и признает владетеля Феодоро.

Еще левее (южнее) темнеет лесистый Калафатлар. На хребте этом тучное пастбище, а за ним на неприступной высоте мыса Айя скрывается крепостца — орлиное гнездо Кокия-бея (так зовут его татары). Кокия — небольшое владение, замкнутое с трех сторон неприступными горами, а с четвертой — головокружительным обрывом с короткой и тесной — далеко-далеко внизу — полоской песчаного берега, заливаемой пенистым прибоем. Узкая щель круто ведет на берег сверху — от тамошнего князька.

Спуститься к воде он может — искупаться, рыбки половить; пожалуй, и на челне поплавать — для забавы, когда безмятежно море. Только вечно там ветер. И опасны подводные скалы… Под обрывом бурлит изо дня в день морская волна. Корабли здесь не причалят; не стать этому «бею» морским князем, так он и останется скотоводом. А все, что захочет иметь сверх мяса, сыра и бараньих шкур, — за них же и получит. Конечно, из рук владетеля Феодоро. Или силой отнимет у соседа?..

Беден, задирист и горд этот разбойный князек, но не соперник он — свойственник владыки и хоть нерадивый, но данник Мангупа…

…Ласпи — урочище южнее замка Кокия. Отсюда начинается Тавр — Главная гряда Крымских гор. За узкой ласпинской яйлой с тремя ее перевалами, скотопрогонными дорогами и пастушьими кошарами высится гора св. Ильи. На ней — монастырь во имя этого святого, а у ног ее — Ласпи, большое село, где живут скотоводы и землепашцы. Ниже, в открытой к морю котловине, еще поселения земледельцев: Шабурла, Хаспио, четыре других — дочерних, как бы отросших от тех и пока безымянных. Все это вольные общины, у которых нет князя. Не слишком ли их много и не чересчур ли свободны они, общины Готии? Но уже зажимают их соседние княжеские владения, свои сильные люди прибирают к рукам то поле, то пастбище. А в Ласпи общинники загородились стенами: князя над собой не знают, но признают (благочестивые люди!) — не владычество, нет — старшинство монастыря, чтят его патрона — громовержца Илью, дающего дожди пастбищам и нивам.

Это Ласпи — куда ни шло: есть глубокий залив с отлогим берегом, пригодным для стоянки судов, появились и рыбацкие выселки. Стоят они у самого моря, а над хижинами рыбаков уже вырос и чей-то большой дом. Толстые стены под черепичной кровлей, несколько помещений, мозаичные полы — в пору и самому князю. Всего-то рыботорговец, а со временем, поди, хозяин и правитель Ласпи!..

Где рыболовное (морское!) дело — там и застучал топор, зазвенел молот о наковальню… Есть и ремесленные выселки — от земледельческих поселений; ведь что ни говори — тесно становится в Хаспио и Шабурле с их огороженными оборонительной стеной усадьбами, с размежеванными по семьям участками. Поселились мастеровые у родника под монастырской скалой, обжигают черепицу, что-то куют… Руды хватает в ручьях среди скатанных водою камней. Пилят они мягкий туфовый камень, режут из него блоки для сводов, карнизы, столбы. Заказчиков немало: наверху монастырь — послужат и господу за сходную плату; справа — рыбаки, рядом — родичи-поселяне, слева, на Чобан-Таше — пастухи с их отарами. Одному нужен хорос[8] для церковных свечей, черепица для кровли, камень для сводов храма; другому — уключина для весла или якорь, третьему — лемех для плуга, четвертому — подкова, стремя или навершие для пастушьей герлыги… Живет себе урочище Ласпи и без князя, как это ни плохо. С общинников надо глаз не спускать, поблажек не давать; однако и дружить с ними нужно — при случае пригодятся.

То же и в Байдарской долине, отсюда не видной за ближними горами. Там тоже без его, княжьей опеки, общины, и каждая норовит жить по-своему. Поживут — до поры до времени. Ну, а генуэзцы — те знают в чем суть: сидят в Чембало, дают взаймы общинам Готии и под немалый процент. Чтобы опутать, подчинить себе всю кампанью — ближайшую сельскую округу. Жаден генуэзский торгаш и дает для своей лишь выгоды, но посмотрим еще, чья возьмет. Будут, будут брать деньги в долг работяги-общинники у единоверного князя и станут тогда своими — княжескими.

Если взглянуть правей Каламиты, на север от Мангупа вдаль уходят холмы — повитое туманами предгорье. Там ближайшие села Мангупа. А сразу за ними, за горами, за долами, раскинулись — взглядом не охватить — татарские степи.

Да и рядом они примостились, татары, на Каче. Захватили земли и крепость кырк-орского князя.[9] Давненько уже в Кырк-Оре сидит их хан… Силен и богат стал, как видно, вчерашний бродяга-кочевник — строит дворцы. Немало от этого соседа забот и тревог феодоритам, хотя и прошли уж те дни, когда приходилось с ним биться, мечом и копьем отстаивая свою землю. Теперь все утряслось — соседи должны дружить, но того и жди, что все обернется иначе. Вероломна ханская дружба, как непостоянна и вражда: кто забренчит кошельком, тот ему и друг — на сегодня, пока полон кошель. Генуэзцы хану — тоже друзья…

Правее, восточней Кырк-Ора (он чуть виден с Мангупа), высится крепость Тепе-Кермен, а перед нею — невидимый отсюда монастырь Качи-Кальон; правее — Бурун-Кая, крепостца небольшая, но сильная своим местоположением. Сразу и не понять, чьи они, эти укрепления — татарские или мангупские. Неясны и зыбки в тех местах границы владений феодорита, расплывчаты, как и сами разветвленные верховья Качи.

Но ведь не татары оседло живут здесь, а греки. Единоверные — значит, какая-то родня феодориту. Ими построен богатый из богатых монастырь Качи-Кальон с подворьями на ручье Финарос и речке Марте. Есть там и крепости: Кермен-Кая на хребте Басман, Яманташ под Оксеком, Киппиа под горою Рока. Все это не то чтобы свое, но родное, православное, и, может быть, не сегодня, так завтра — княжье. А от левого берега Качи, от крепости на мысе Бурун-Кая и ближе — по Бельбеку — все укрепления мангупские: Керменчик возле селения Лаки, Сюйренская крепость с монастырем Ай-Тодор и два замка — на вершинах Сююрю-Кая и Сандык-Кая.

Прямо перед Мангупом, как огромная хищная птица, взметнувшаяся над верховьем Бельбека, темнеет пятиглавая Бойка — "почтенная Пойка". Шесть ее поселений уже признали верховенство Мангупа, но стоит над ними не мангупский владетель — храм Спаса, что на седле Сотеры. К храму ведут все дороги из окрестных селений, при нем кузни, овчарни. Вокруг церковных владений — толстые стены, две сторожевые крепостцы: целый удел, принадлежащий самому господу-богу, но с князем-попом во главе.

Не зря на Мангупе, под рукой у владетеля Феодоро и рука об руку с ним, — пастырь духовный всей этой земли, епископ Готии. В пещерном храме-святыне и усыпальнице правящего дома — молится он о здравии своего князя. Рядом — дорогу перейти — Шулдан, личная резиденция «преподобного», тоже с пещерным великолепно украшенным храмом. Чуть подальше — его же, епископа (монастырское, конечно) хозяйство: Челтерское подворье с винодельнями, окруженное виноградниками, нивами, пастбищами.

Не епископа ли кормит и сельцо Ай-Тодор того же имени, что и сам Мангуп — Феодоро? Византийским благочестием, издревле установленным, византийским, «святым» и веками утвержденным обычаем, по византийским законам, хоть и сама по себе, живет вся эта земля. Широкие крылья двуглавого орла Палеологов (родичей, а еще недавно — повелителей) издали осеняют и владения Мангупа. Да долго ли будут осенять? Год от года слабеют эти крылья, и давно уже привык феодорит жить своим умом — сообразно с обстоятельствами.

Повернись на восток — застит солнце могучий Чатыр-Даг. Чей он? Ничей? За ним — тоже край мангупских владений: безымянная сторожевая крепостенка на утесе над перевалом, пониже — Фуна, придорожный укрепленный монастырек и село с доходными (при таком-то месте, еще бы!) кузнями, садами, полями. А у моря — крепость Алустон, яблоко раздора, предмет вечных споров и вооруженных стычек феодоритов с генуэзцами…