Зоя Журавлева - Роман с героем конгруэнтно роман с собой

• Название: Роман с героем конгруэнтно роман с собой
• Автор: Зоя Журавлева
• Издательство: Издательство: «Советский писатель». Ленинградское отделение
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1988

От издателя:

Главный герой нового романа Зои Журавлевой — Учитель, чистота нравственных критериев и духовная высота которого определяют настоящее и будущее нашего общества. Главная проблема романа — становление и воспитание души, ее сохранность в осмысленном, творческом труде, позволяющем человеку оставаться Человеком при любых жизненных коллизиях.

---

Тамара прямо физически чувствовала, как на редактора накатывает смелость, подступает изнутри к горлу. Он был очень внушаемый человек, действительно — по натуре добрый, неглупый, только слишком робкий, чтобы он прямо держался — нужно было все время стоять вокруг тесным плетнем. «Ерголин все равно обидится. Клуб — это работа с молодежью». — «Да черт с ним, разберемся, — легко сказала Тамара. — В первый раз, что ли?» — «А чего мы, действительно, теряем? — бодро сказал редактор. Вдруг сделал неуловимое движение телом и достал ножками до земли. Это сразу и окончательно его укрепило. Смелость хлынула потоком, как кровь из горла. — Нам нужен клуб боевой, культурный, чтобы людям было — куда и зачем придти после рабочего дня. Пора об этом, наконец, сказать вслух!» — «Угу», — кивнула Тамара, он уже не нуждался в подпорках убеждения. «Так мы и сделаем, — решительно тряхнул головой редактор. — Пусть идет в номер. Газета — орган авторитетный, тираж мы подняли, материалы твои хорошо принимают люди, вон письма даже стали писать нам в редакцию. Это тоже надо учитывать. Ерголин это недопонимает. Договорились, ставим!» — «Угу», — вяло кивнула Тамара.

Все-таки надоедает, когда каждый раз, чуть чего ни коснись, все одно и то же, вечный сценарий, о бруснике, что ли, писать? И непонятно, главное, почему всякий раз надо через это пройти? Убьют, что ли, его — если профком комбината несправедливо распределил квартиры в новом доме (ведь перераспределили же потом, после газеты, и даже здорово настучали по шапке кому надо), или автохозяйство не дает автобус на Суматошку (до сих пор не дали, надо в это снова влезать), или на закрытом руднике смухлевали с нарядами (там последнее время чего-то не то, надо там по-крупному посидеть, пошарить, Володьку Рыжика натравить, он, впрочем, сам уже принюхивается)? Камнями, что ли, за это редактора побьют? Понизят в должности? Так он, вроде, и не карьерный. Да и должность эта, попробуй еще найти на нее охотников!..

«Вы сейчас прямо в редакцию?» — «А вы разве не идете?» — спросила Тамара. «Мне кое-что еще в типографии нужно, — объяснил Безумный. — Придется задержаться». — «Я тогда тоже задержусь». Тамара вспрыгнула на крыльцо — о, получилось! — и уселась там рядом с редактором. Он засмеялся. «Не беспокойтесь, Томочка, все в порядке». — «Мы уйдем только вместе, — сказала Тамара. — Мне, Леонид Андреич, так почему-то спокойнее. Мало ли какой Данько вдруг набежит». Данько был ответсекретарь, личность подвижная и вездесущая, молодой, хоть уже за тридцать, столкнуться с ним можно было всегда, если неожиданно распахнуть изнутри в любом кабинете дверь, дверь, как правило, попадала Данько прямо в лоб, он быстро говорил: «Извините, шел мимо», и деловое свидание — таким образом — можно было считать состоявшимся и пока исчерпанным. «Да не набежит он, — бесшабашная удаль, в которую на какой-то узкий момент всегда переходила в Безумном хорошо стимулированная робкая смелость, все еще держалась. — Он шестичасовым уехал на Суматошку». — «Кто его знает, как он уехал», — неопределенно усомнилась Тамара. Теперь они дружно и рядышком уместились на крыльце, крыльцо было теплое, прямо парное на ощупь, солнце, отдохнувшее за зиму, не зря круглосуточно блестело теперь среди неба. «Ну, подождите, — согласился Безумный, не двигаясь, тоже пригрелся. — Я быстро…»

«Вас, говорят, на телевидение приглашают?» — через какое-то время слаженного молчания поинтересовался редактор. «И кто — говорят?» — заинтересовался в ответ младший его литсотрудник. Удивительна проницаемость местных стен, озвученность сопок, раскатистость рудничных штреков, где никакая тайная тайность удержаться не может и мгновенно вылезает на люди. «По правде — телефонистки», — доверительно сообщил Безумный. Связь была не автоматическая, а через живые уши. По инструкции, уши должны быть глухи к смыслу и следить лишь за качеством связи. Но тут всегда наблюдалась утечка информации, к этому все привыкли. «Не надейтесь, я не пойду», — сказала Тамара. «А я и не хочу, чтобы вы уехали, — искренне сказал редактор, он действительно этого не хотел, она работала много и безотказно, от нее, правда, исходило некоторое беспокойство, бывали неприятности с материалами, но Безумный почему-то именно рядом с Тамарой чувствовал себя моложе, бойчее, его нутряная печаль как-то в этих борениях слабела и глохла. — Но если здраво рассудить, у нас — чего? А там город, Мурманск, телевиденье все-таки…» — «Больно надо! — фыркнула Тамара. — Ненавижу видеоряд, смотрибельно-несмотрибельно, ненавижу. То ли дело — читабельно! А вместо логики у них — сопли под музыку Вивальди». — «Ну, это вы, Томочка, чересчур, — засмеялся Безумный. — У вас тут крайности». — «А без крайностей как?» — «Без них лучше, поверьте моему опыту».

«Кстати, вы бы поговорили со своим Рыжиком. Что это он вчера на комитете опять себе позволил?» — «Ничего он себе не позволил, — лениво отозвалась Тамара. — Отличный был комитет, деловой. Стадион будем строить своими силами. Плохо разве?» — «Стадион — это хорошо, люди должны после рабочего дня где-то размяться, это хорошая инициатива. А вот что там ваш Рыжик опять про Ерголина наговорил? Какими словами?!» — «Не про Ерголина, нужен Володьке ваш Ерголин, а про его инструкцию. Очень даже пронзительными словами! Можно чуть-чуть и подумать, прежде чем рассылаешь инструкции?!» — «Можно чуть-чуть и подумать, когда их получаешь, — резонно заметил Безумный. — Сам себя под монастырь подведет. Его счастье, что Немаев пока прикрывает!» — «Почему: пока? Почему: прикрывает?» — «Не придирайтесь, Томочка, к словам, вы же меня понимаете». — «Не понимаю, — сказала Тамара — Это вы все время придираетесь именно к словам. К моим. К Володиным». Соскочила с крыльца и быстро пошла по тропинке к поселку, вдоль рыжих мхов, вдоль глянцевого брусничника, сквозь сухое и вытянутое вдоль сопки болотце. Безумный, вздохнув, поглядел ей вслед, крякнул, поднялся, секунду-другую постоял еще на крыльце. И толкнул дверь в типографию…

Как это имя может отпустить, если в нем каждая буква — круг, если в нем каждая буква — кольцо. И одна только буква, из которой бы можно вырваться, даже выпасть. Но ведь буква-то эта «л», то есть — Любовь. И само это имя — гибкое и горячее кольцо, удавка, а не имя. Но удавка эта пленительна прозрачной своей музыкальностью, она как бы серебристый струящийся обруч, а уже не удавка. И переливается неостановимо, слогами. Вы только вслушайтесь, вы только вчувствуйтесь: Во-ло-дя…

Имена вообще занятная штука, интересно их внутри проворачивать, медленно, словно бы камень неограненный, в боковом свете, в прямом, еще чуток сдвинуть, поближе — подальше, может—взблеснет, алмаз это для тебя или серый булыжник. Что имя накладывает на человека? Какие узы? И как человек влияет на свое имя? Преодолевает его или соответствует? Одолевает или приспосабливается? Не зря же, небось, на каторге первым делом отнимали имя, чего-то во всем этом есть, улыбка арлекина какая-то.

Женя. Имя — растворенное в сущем, как бы утопленное в бытии, у имени этого нет ни конца, ни начала, оно не начинается и не обрывается, а как бы медленно меркнет, так постепенно в темной воде меркнет, захлебываясь, свет. Но есть в нем протяженная, мягкая и тугая сила, поэтому — даже утопленное — оно выпирает…

Тамара — имя, резко выделенное в пространстве, имя ночное, как чернота, жестко отделенное от простой темноты. Непонятно, как можно им обозначить любимую. Однако можно, ибо любимая — как раз резко и единственно выделенная. Страшен только мгновенный обрыв в конце, так жизнь обрывается прямым ударом в сердце, и страшна крутизна начала — удар в лоб при ясном небе и полной вокруг безлюдности. Но внутри этой четкой выделенности непонятно почему ощутимы тени, даже полутона, что и есть чувства. И еще — имя это очень прохладное, но без холода. Это прохлада отдохновения среди пожара…

Вадим — серый, коротковатый, в тупых деревянных заусеницах бум в запущенном сквере, бум, по которому давно не ходит никто, ибо ходить по нему до одурения скучно. Нет, может, по нему как раз ходят, невыносимо балансируя, толстые женщины из группы здоровья в синих трикотажных, туго обтягивающих спортивных штанах. Они тяжело спрыгивают на «м» и, старательно приседая после прыжка, долго и старательно дышат. Молодой, поджарый, даже — словно поджаристый, тренер стоит где-то сбоку, в самом имени — он не виден, но наличие его ощутимо, и скучно покрикивает: «Молодцом! Следущий! Легче! Так. Еще легче!..»

Володя — хлесткое лассо, накинутое мне на шею, освободиться не умею. Легче. Так. Еще легче. А главное — и не хочу.

Маргарита — это для меня коан, все самое для меня пленительное и маняще-загадочное я определяю для себя как коан, шаблонный пример коана — змея, кусающая себя за хвост, скорпион, пронзающий себя жалом в переносицу, этакий принципиальный самурай, чего скорпион в целях сознательного самоубийства никогда не делает, гимнаст, зацепившийся своими пятками за свои же уши и в таком виде гонимый легким самумом через пустыню к моим удивленным ногам, пространство, конвульсивно закрученное до бесконечности в самое себя, так — чтоб наша Вселенная скрутилась до макового зернышка, даже цветущего мака в себе при этом не повредив. Вот что такое коан. «Марга» — гибкая, туго натянутая прямая, устремленная — вроде бы — в бесконечность. В ней уже заложена возможность витка, но мы его пока не чувствуем, не умеем почувствовать. А — «рита» — резкий виток типа лассо, имя «Маргарита» захлопывается мгновенно и намертво, как капкан, я — всегда внутри этого капкана, ничего в нем постигнуть не в состоянии и пребываю в идиотической потрясенности наслаждения, что я вдруг туда попала. Это уж, без сомнения, влияние личности на имя…