Анри Труайя - Алеша

• Название: Алеша
• Автор: Анри Труайя
• Издательство: 0b7eb99e-c752-102c-81aa-4a0e69e2345a
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2005
• ISBN: 5-699-12391-1

1924 год. Советская Россия в трауре – умер вождь пролетариата. Но для русских белоэмигрантов, бежавших от большевиков и красного террора во Францию, смерть Ленина становится радостным событием: теперь у разоренных революцией богатых фабрикантов и владельцев заводов забрезжила надежда вернуть себе потерянные богатства и покинуть страну, в которой они вынуждены терпеть нужду и еле-еле сводят концы с концами. Их радость омрачает одно: западные державы одна за другой начинают признавать СССР, и если этому примеру последует Франция, то события будут развиваться не так, как хотелось бы бывшим гражданам Российской империи. Русская эмиграция замерла в тревожном ожидании…

Политические события, происходящие в мире, волей-неволей вторгаются в жизнь молодого лицеиста Алеши, которому вопросы, интересующие его родителей, кажутся глупыми и надуманными. Ведь его самого волнуют совсем другие проблемы…

Судьба главного героя романа во многом перекликается с судьбой автора, семья которого также была вынуждена покинуть Россию после революции и эмигрировать во Францию. Поэтому вполне возможно, что помимо удовольствия от чтения этого удивительно трогательного и волнующего произведения Анри Труайя вас ждут любопытные и малоизвестные факты из биографии знаменитого писателя.

---

Некоторое время спустя – новое письмо. «Представь себе, что со мной позавчера произошла идиотская история. Ты ругал меня за неосторожность, когда я упал на каминах Фей. А что скажешь сейчас? Это сильнее меня, мне хочется тратить силы, рисковать. Иначе „жизнь будет такой же пресной, как мясо без соли“ – как говорил великий шутник Бальзак. Ты знаешь горную речку Бонна, на берегу которой находится парк Файетта? Я пошел туда после обеда: хотелось помечтать. Я спустился к воде. Даже летом, в самый разгар жары, она, сбегая с ледников, дышит холодом. Этот ревущий поток, пенящийся водоворот был великолепен! Еще немного – и я „родил“ бы стихи во славу природы. Но камень, на котором я стоял, пытаясь удерживать равновесие, выскользнул из-под ног, и я оказался в ледяной воде, старик! Уцепился за ветку. Но подняться на берег не смог. Позвал. Никого. С десяток минут я барахтался в водовороте. Если бы ты видел, как мне стало не по себе! Наконец гуляющие услышали и вытащили меня. Я промок и замерз так, что зуб на зуб не попадал. Взволнованная мать, естественно, вызвала доктора. Меня засунули в кровать. Совершенно больного, признаюсь. Я, наверное, слишком долго оставался в воде. Поднялась температура, болит горло и колет в боку, когда глубоко вздыхаю. Доктор успокоил мать. Он считает, что через несколько дней я буду на ногах. Так хочется поскорее тебя увидеть! Удивляюсь пунктуальности, с которой принимаю микстуру и таблетки! Утешает лишь то, что стоит отвратительная погода. Чтобы убить время, читаю и слушаю музыку. Фонограф стоит у меня под рукой. Начинаю любить Моцарта. А чем ты занимаешься, Алеша? Ты дочитал „Боги жаждут“? Если нет – то поторапливайся». И подписано: «Твой друг навек».

Взволнованный этим новым происшествием, Алексей попросил Тьерри описать все более подробно. Ответ успокоил его. «Не волнуйся. Я усиленно лечусь. Ты не написал мне о книге, жду твоего приговора». Подчиняясь наказу, Алексей закончил чтение романа Анатоля Франса и сдержанно высказал свое мнение: «Ты прав. Конец довольно интересный. Все эти несчастные, собранные в одной повозке, везущей их к гильотине, – это очень трагично! За исключением этого места книга показалась мне немного скучной. Совсем не хочется начинать эксперимент с „Войной и миром“. Я откопал у букинистов дешевое издание Арсена Люпена. Это, пожалуй, повеселее. Примусь за дело. Время так долго тянется без тебя! Родители не понимают, что я сдыхаю дома от скуки. Они погружены в свои русские привычки, свои русские заботы и воспоминания. И хотели бы навязать их мне силой. Но мне нужно другое. Мне нужны наши разговоры с глазу на глаз. Когда вспоминаю о них, то у меня перехватывает дыхание. Возвращайся скорее, старик. Умоляю тебя. И на будущее – не прыгай как коза! Купаться здорово, полезно, но не в одежде и не в реке, спускающейся с ледников. Кроме шуток, будь осторожен. Прошу тебя об этом во имя нашей дружбы».

Письмо, которое он получил от Тьерри в ответ на свое, было полно ласковых упреков. Тьерри не понимал, почему он опустился до чтения детективных романов, в то время как его ждало столько шедевров. Что касается его презрения ко всему русскому, то он считает это смешным: «Позднее ты будешь жалеть, что не интересовался раньше своей родиной. Я считаю, что можно быть глубоко русским человеком и любить Францию. Когда вернусь в Париж, то постараюсь тебя в этом убедить. А сейчас я еще не окреп. Температура не отступает. Я кашляю, задыхаюсь. У меня все время болит грудь. Извини, что мое письмо короче, чем обычно. Сегодня утром мне трудно писать. Мысли путаются. Привет, друг!»

За этим откровенным письмом пришла короткая записка, нацарапанная карандашом: «У меня, кажется, сильное воспаление легких. Но врач не очень беспокоится. И ты не волнуйся. Твой старый однокашник, все еще лежащий в постели, но несокрушимый – Тьерри».

Начиная с этого дня Алексей отправлял в Сен-Жерве все более беспокойные письма. Тьерри отвечал нерегулярно, несколькими лаконичными строчками. Состояние без изменений. Он не сможет вернуться в октябре. Он вернется в школу только в начале второго семестра, после выздоровления: «Твои письма поддерживают меня, Алеша. Напиши мне еще, пиши так часто, как сможешь, не дожидаясь моих ответов».

В конце сентября Крапивины получили через своих друзей Болотовых три льготных билета в театр «Фемина». Вся французская пресса расхваливала оригинальность спектакля, который поставило русское общество «Летучая мышь» Никиты Балиева. В одно из воскресений отправились в театр всей семьей. Алексей был на представлении не первый раз. Однажды родители уже водили его в маленький зал, где голодная русская труппа играла пьесу о войне и революции, которая показалась ему немодной и многословной. А на этот раз он оказался в настоящем театре с богатой позолотой, среди элегантной публики. В этой массе было, наверное, несколько эмигрантов, но большинство зрителей были, естественно, французами. Алексею казалось сверхстранным то, что желающих аплодировать комедиантам, языка которых они не понимали, оказалось так много. Программа была целиком русской. Друг за другом следовали маленькие картины. В одних актеры пели, в других разговаривали. Одни были странными, другие – грустными. Однако все они, несомненно, были навеяны старой Россией. Здесь был и хор выпивающих перед сражением гусар, и крестьянские танцы под балалайку; воркованье двух влюбленных и веселый разговор трех мужиков на ярмарке; здесь были и проклинавшие бедность лодочники с Волги. Каждую картину встречали бешеными аплодисментами. После каждой сайнеты[16] во время смены декораций перед занавесом появлялся Никита Балиев и весело по-французски объявлял следующий скетч. У него была круглая как мяч голова и черные густые брови. Его иностранный акцент вызывал смех. Алексей смеялся вместе со всеми. А разве не такой же акцент у его отца и матери? Им вновь овладели чувства смущения и гордости. Казалось, что французы в зале насмехались над русскими и в то же время восхищались ими. В конце концов и он поддался всеобщему ликованию. Он веселился. Он был заодно со всеми и забыл о неприятных ощущениях сковывавшего движения тесного костюма.

Выходя из театра, Георгий Павлович добродушно сказал:

– Если бы мы были в Москве, то я повел бы вас ужинать в ресторан «Яр»! А здесь я приглашаю вас выпить стаканчик в бистро! Можно повеселиться, когда на сердце праздник!

На следующий день Алексей написал Тьерри о своем выходе в свет. Представление ему очень понравилось. «Однако, – писал он, – я еще больше загорелся желанием посмотреть французские спектакли. Мольера, Расина… Нам обязательно нужно однажды вместе пойти в театр. Может быть, этой зимой. Я буду собирать деньги и попрошу у родителей. Есть ли льготные билеты в „Комеди Франсез“? На этой неделе мне опять захотелось стать писателем. Эта мысль не выходит у меня из головы… Что ты думаешь об этом?» И подписал: «Алеша».

Учебный год начался спокойно. Как и предполагалось, Тьерри не приехал. Однако Алексей с радостью встретился с товарищами, которых потерял из виду на время каникул. Он, как и каждый год, радовался чистым тетрадкам и новым книжкам, первым встречам с новыми учителями. Говорили, что преподаватель французского был «истым литератором». Ученики прозвали его Сапажу. Его же настоящая фамилия была Серпажу. Он носил бороду и иногда печатался в журналах. Алексей обрадовался этому и тотчас написал Тьерри: «Когда вернешься, то увидишь этого типа. Он немного похож на сумасшедшего. Однако я уверен, что нам он очень поможет в учебе. Я буду сообщать все темы заданий, чтобы ты был в курсе дел».

Спустя несколько дней после начала учебного года, 13 октября, газеты сообщили грандиозное известие: в возрасте восьмидесяти лет скончался Анатоль Франс. Вся пресса писала об этой смерти взволнованно. Даже русская газета «Последние новости» опубликовала некролог. Месье Серпажу произнес на уроке в его честь небольшую речь и спросил, кто из учеников знает какое-либо произведение Франса. Алексей единственный поднял руку. Месье Серпажу поздравил его с тем, что он прочитал «Боги жаждут», и предложил рассказать книгу товарищам. Алексей сделал это с удовольствием, жалея, что его не слышит Тьерри. Он в который раз осознал, что всем самым лучшим в себе обязан Тьерри. Без Тьерри он был ничем. Вернувшись домой, он вновь погрузился в книгу. Мысль о том, что автор романа умер, настолько взволновала его, что он точно вспомнил день, когда Тьерри предложил ему эту книгу. Они так часто говорили об Анатоле Франсе, что он стал родным, писателем-кумиром. Алексей решил пойти на похороны этого великого человека, узнав из газет, что они состоятся в субботу 18 октября.

В тот день утром он отправился на место церемонии. На набережной Малаке напротив памятника Вольтеру уже собралась огромная толпа… Алексей проскользнул между группами людей и взобрался на парапет. Оттуда поверх голов он увидел еще пустую официальную трибуну и задрапированный фиолетовым газом помост, на котором поставят гроб. В небе на небольшой высоте пролетели три аэроплана. Затем на трибуну поднялись важные чиновники во фраках и цилиндрах и академики в своих странных вышитых мантиях. Зеваки рядом с Алексеем комментировали появление политиков.