Гай Орловский - Ричард Длинные Руки – паладин Господа

• Название: Ричард Длинные Руки – паладин Господа
• Автор: Гай Орловский
• Жанр: Фэнтези

Не имеет смысла планировать свое время и не стоит назначать свидание, когда имеешь дело с магией, и более того — с кознями дьявола. Планы рушатся, свидания откладываются, а жизнь круто и бесповоротно меняется. Ричард Длинные Руки, в недавнем прошлом Дик, а еще раньше просто Димка, надеялся, что расстается со своей неожиданной и прекрасной возлюбленной максимум на сутки. Но… магический транспорт оборотников дал осечку, и занесло сэра Ричарда бог знает куда. И тут уж судьба не поскупилась. Волшебные мечи, драконы, русалки, вампиры и эльфы — это еще цветочки…

---

На стук дверь открыл заспанный слуга. Я обернулся на пороге, сердце сжала боль, у монаха слишком понимающие и сочувствующие глаза, сказал тихо:

— Спасибо… Спасибо за добрые слова.

— Если что, — ответил монах, — я всю ночь в часовне… Что это было, брат?

— Искушение, — ответил я в понятных ему символах. — Искушение.

Лавка снова застонала, но я заставил себя лежать недвижимо, и она недоверчиво умолкла. Монах назвал меня братом, а эти люди — не простолюдины, за словами следят. Я в подвешенном состоянии: инквизиция еще не решила, как со мной поступить; там идут жаркие дебаты, есть возможность показать эрудицию, пофехтовать знаниями, вспомнить подходящие цитаты, изречения, мысли, максимы, поймать оппонента на логическом проколе и поднять его на смех…

На какое-то время про меня даже забудут, углубившись в дебри теологических споров. Однако монахи, что следят за работой святого трибунала, помнят и знают, что среди горожан Зорра находится человек, которого вскоре ждет либо оправдание, либо костер.

«Леди Лавиния», — шептали мои губы. Черт, что во мне сидит, что я автоматически воспринимаю любое замечание в свой адрес как оскорбление? Ладно, с рыцарями привык, но почему с этим ангелом во плоти так? Ведь она увидела простолюдина, каких видит всю жизнь. По доброте своей… и на радостях, что доехала, дала ему монету, хотя могла и не давать. Какая муха меня грызанула волчьими зубами?

И снова я бродил по городу, единственный, кто выглядел праздным в этом мире деловитых муравьев. Рабочие спешно восстанавливают стены, ворота уже новые, решетка поднимается и опускается без скрипа. Ремесленники укрепляют на башнях и даже на стенах небольшие баллисты, что могут швырять камни и горшки с кипящей смолой.

По всему городу режут скот, солят, коптят, готовят на зиму мясо, засыпают в закрома зерно, муку. Мелкие отряды рыцарей каждый день выезжают из Зорра вроде бы на охоту, но тщательно прочесывают леса. Карл ушел и увел громадное войско, но за его армией тащился всякий сброд, которому бы только пограбить. Многие остались, эти мародеры и грабители все еще нападают на окрестные села.

Мне пару раз предложили присоединиться к таким отрядам чистильщиков. Не столько из-за моих личных достоинств, — я все еще для многих не настоящий рыцарь: слишком быстро удостоен этого высокого звания, мало кто видел меня в сражениях, мало кто мог поручиться, что я надежен, — но о моем молоте уже ходят легенды. Я помалкивал, ибо только я вижу серьезные недостатки такого оружия. Он хорош, когда нужно куда-то метнуть и что-то сшибить, но даже стрела бьет намного дальше. К тому же абсолютно бесполезен в ближнем бою, лицом к лицу, — слишком неповоротлив…

Дважды мне почудилось, что мелькнуло синее платье, я бросался в ту сторону как сумасшедший, но всякий раз оказывалось, что мерещится. И всякий раз чувствовал такое разочарование, что перехватывало дыхание и сжимало сердце.

Слонялся бесцельно, вдыхал запахи кожи, горящих углей, уступал дорогу стадам овец, коров, слушал разговоры о бытовых проблемах, о видениях, о сравнительных достоинствах рыцарей, однажды услышал любопытное даже о себе, но не рискнул остановиться и послушать, — мужчин с моим ростом раскусывают быстро.

Из кузницы вышли двое крепких мужиков, распаренных, красных, рухнули задницами на колоду. Один снял с пояса флягу, отпил, дал другому.

— А ты знаешь, — сказал он вдруг, — мой сосед… помнишь, я говорил, что как только я в кузницу, а он к моей жене? Так вот, он оказался вампиром!

Второй подмастерье едва флягу не выронил:

— Да что ты говоришь? Как же ты обнаружил?

— Я вбил ему в сердце осиновый кол, так он сразу и помер!

Мужик перекрестился, сплюнул под ноги.

— Велика сила дьявола, но и мы, христиане, что-то умеем.

Не зная, куда себя деть, я вернулся, но и там не находил покоя, меня метало по комнате, как ветер — воздушный шарик. Теперь у меня своя комната, могу держать слуг, что и делаю, все-таки амулет хоть и скудновато, но снабжает золотом, а здесь на серебряную монету можно прожить месяц. На стене доспехи Арианта, его меч и щит. Даже браслеты я снял, чтобы не слишком выделяться среди жителей Зорра, воткнул в стену кинжал и повесил их на рукоять.

Только молот всегда при мне, заметно оттягивает пояс, но я уже привык, сроднился. Хотя так и не понял его механику. Давным-давно, когда я пытался посещать юношескую студию бокса, тренер объяснял, что существует чистый удар, когда противник содрогается всем телом и медленно опускается на пол на том же месте, и грязный — когда противник отлетает назад, то есть удар с толчком. Бывает вообще только толчок, когда противник отлетает, даже может упасть, но тут же вскакивает, готовый продолжать бой.

Так вот молот иногда мог разнести в мельчайший щебень целую скалу, но в другой раз едва-едва раскалывал придорожный валун. И хотя расколоть валун тоже немало, но все же мне, жителю моего века, нужна зависимость — что от чего, а не здешнее: «Все в руке господа».

Я еще тогда, в дороге, бросал и бросал во все встречные камни, деревья, скалы, стараясь вычленить закономерности, а в Зорре ходил на задний двор, где глухие стены, упражнялся там. Даже придирчивый Бернард, помню, начал посматривать с уважением.

Сегодня, потерзавшись непонятными душевными муками — эх, нет здесь психоаналитика! — выбрал время, когда там не упражняются, — не люблю зевак, — вышел на задний двор и начал бросать молот в огромную наковальню. Не сокрушит, понятно, зато отработаю дистанцию, с которой еще есть смысл бросать, научусь сам ловить и бросать как можно скорее, не теряя драгоценные секунды на широкий размах…

— Из тебя выйдет воин, Дик, — послышалось за спиной голос. — Настоящий воин!

Бернард надвигался огромный, массивный, медведь в латах, а не человек. Все-таки великаны, от которых ведет род, — непростые ребята.

— Почему воин? — спросил я. — Может быть, я вот прям жажду в менестрельство! Всеми фибрами туда лезу.

Он отмахнулся.

— Да хоть жабрами. Я же вижу. Ты мечешь эту нечестивую штуку и… чувствуешь удовольствие, будто служанку завалил на сено.

— Какое удовольствие? — ответил я замученно. — Я всего лишь хочу, чтобы получалось, как я хочу.

Он кивнул с глубоким удовлетворением.

— А как, по-твоему, становятся мастерами? Вот так же: одно и то же, одно и то же. С мечом, щитом, топором, конным, пешим, в доспехах и без. Одни считают, что им хватит и первых уроков, пора и по бабам, а вот мы упражняемся и упражняемся… А потом и бабы наши, и вообще все наше! До горизонта и — дальше.

Острая печаль стиснула мое сердце. Молот прилетел, саданул меня рукоятью по пальцам, разбив в кровь, и рухнул под ноги.

— Все мне не надо, — вырвалось из меня тихое, словно стон умирающего зайца. — Мне совсем-совсем не все надо…

Бернард взглянул остро.

— Да? — рыкнул он. — А может, тебе надо больше, чем все?

Я поднял на него взгляд. Бернард смотрит серьезно, сочувствующе. Похоже, эта закованная в доспехи каменная глыба что-то чувствует.

— Боюсь, — прошептал я, — что ты недалек…

— От истины, — сказал он подозрительно, — или вообще?

Раздались звуки музыки, через двор шла королева, строгая, но улыбающаяся милостиво, одета для дороги в пурпурный плащ, золотая пряжка разбрасывает солнечные блики. Голубое платье искрится мелкими блестками, такие же голубые платья и на придворных, почти все моложе королевы, а двое совсем маленькие девочки с большими букетами цветов в обеих руках.

Я остановился, любуясь лучом света в темном королевстве терминаторов, где все лязгает, звякает, грохочет, грюкает, земля вздрагивает под тяжелыми шагами, будто во все стороны расхаживают гуляющие экскаваторы.

Королева Шартреза остановилась, заприметив нас с Бернардом. Бернард почтительно преклонил колено. Я поколебался, совсем недавно разговаривали с нею запросто, но Бернард прав: на людях надо вести себя иначе.

Я преклонил колено. Шартреза улыбнулась — похоже, понимает.

— Бернард, — сказала она певучим голосом, — я вижу, не оставляешь молодого рыцаря заботой. Наверное, смотришь далеко в будущее… где сэру Ричарду придется очень непросто?

Бернард поднялся, сказал густым сильным голосом:

— Ваше высочество! В сражениях смерть настигает всякого. Но для рыцаря сложить голову за короля, за королеву, за даму сердца — славная гибель, мужская гибель. Ричард молод годами, но рука его крепка, а сердце закалено в боях, как железо в горне кузнеца, а потом в кипящем масле. Неизвестно, кем бы он стал, но Тьма пришла в наши земли… и вот он выучился биться и по-рыцарски, и по-степняцки, копьем и мечом! Ему уже нет равных среди наших воинов в бою на секирах, а на алебардах я готов выставить его против любого из королевских воинов…