Джон Барнс - Призраки

• Название: Призраки
• Автор: Джон Барнс
• Издательство: Издательский Дом «Азбука-классика»
• Жанр: Космическая фантастика
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-395-00197-9

В сложном и противоречивом рассказе, предлагаемом вниманию читателей, автор переносит нас в далекое будущее. Новичок в команде космического корабля вскоре знакомится со странными, невероятно трогательными ритуалами, составляющими часть жизни экипажа…

---

Прямо перед ней мужчина в кителе, рубашке и брюках, похожий на героев рассказов о древней Земле, медленно ковылял, указывая куда-то и жестикулируя, как капитан. Сквозь его туманное одеяние Зрина видела обнаженную молодую женщину, у которой не хватало половины головы — ее словно срезали на уровне ушей — и по спине текли мозги. Несмотря на это, женщина работала за широким экраном, явно пытаясь справиться с большой матрицей. Она была недовольна работой, переделывая ее снова и снова; программа на экране внешне напоминала ту, которой пользовалась Зрина. Зрина смотрела, как женщина бьет по экрану кулаками, и гадала, в чем проблема: то ли в сложной задаче, то ли в отсутствии половины мозга.

Вокруг математика и его ученицы призраки трудились за своими призрачными экранами, казалось не подозревая о присутствии друг друга и живых существ. Они продолжали работать, смеяться, браниться, стучать по клавишам, и все это без единого звука, до тех пор, пока по кораблю не разнесся мягкий мелодичный свисток второй вахты. Тогда они прошли сквозь стены сферы, потускнели и скрылись, и звезды продолжали все так же светить на небе.

Мтепик включил главное освещение.

— Пойдем завтракать?

— Конечно, — сказала Зрина. — Может, нам стоит потом еще вздремнуть?

— Разумеется, ведь мы устали, — согласился он.

Если он и был разочарован тем, что она не задавала вопросов, то не показал этого.

Зрина дважды отмечала день рождения Мтепика: первый раз с Питером и Йоко, которые, будучи людьми добродушными, согласились все же не сразу, а второй — вдвоем с Мтепиком за день до того, как они видели призраков. Из этого Мтепик заключил, что она сама будет не против подобного праздника. Он заглянул в договор о продаже, чтобы узнать, когда у нее день рождения (они никогда не говорили об этом, и Мтепик решил, что не стоит показывать ей документ, пока она не попросит).

Как-то раз в конце вахты он удивил ее, сообщив, что ей только что исполнилось двадцать четыре года, и преподнес подарки, какие обычно дарят на кораблях: ее любимое блюдо, маленький сувенир, изготовленный в корабельной мастерской, — и выбрал время, чтобы посидеть с ней и посмотреть фильм, который, как он знал, понравится ей.

Зрина уже поняла, что Мтепик считает ее очень талантливой и думает, что когда-нибудь она станет прекрасным корабельным математиком, и еще она знала, что ему нравится ее общество. Но все же Зрину удивило, что он старается доставить ей радость. Раньше никому даже в голову не приходило сделать ей приятное — ни одной живой душе. Поступок Мтепика застал ее врасплох, немного вывел из равновесия, но она решила, что ей это нравится.

Накануне ее двадцать шестого дня рождения, после пяти месяцев, проведенных в порту на орбите Старого Марса, «9743» направился к Сигдракону, где Зрину должны были освободить. Теперь она была совершенно уверена, что ей нравятся доброта и забота Мтепика. Здоровье его начало понемногу ухудшаться, и молодая женщина осознала, что ей доставляет удовольствие ухаживать за стариком (до сих пор он лишь изредка нуждался в ее помощи) и быть с ним, когда ему становится страшно (эти приступы случались редко, но были весьма тяжелыми).

После длительных размышлений она пришла к выводу, что работорговцы причинили ей большой вред, и решила, что забота о Мтепике, возможно, самое близкое к любви чувство, которое ей доведется испытать за всю жизнь. Хотя она вполне могла обойтись без секса, ей хотелось, чтобы старик по-прежнему просил ее об этом. Иногда он бывал вспыльчивым и много спал. Ей нравилось сидеть или парить, прикасаясь к нему или обняв его, словно он был одеялом, а она — двухлетней девочкой.

Ум старого математика, когда он бодрствовал и не страдал от болей, казался по-прежнему острым, и Зрина благодарила за это судьбу. Она была довольна, что когда-то решила поехать с ним. Хотя это не обсуждалось, все знали, что она останется на корабле и, возможно, займет должность корабельного математика, когда Мтепик умрет или впадет в детство. Но никто не говорил с ней о неизбежности конца. Астронавты безразличны друг к другу, обычно они ничего не знают о чувствах своих товарищей, даже в тех случаях, когда это следовало бы знать. Однако даже они понимали, что Зрина будет ужасно тосковать по Мтепику и что звание математика мало значит для нее по сравнению с потерей единственного друга.

«Друг, — говорила она себе. — Мтепик — мой друг. Когда-то я думала, что он может стать моим другом. Как хорошо, что я поняла это сейчас, пока есть время оценить это».

Они преодолели примерно половину пути до места назначения. Приблизительно через два года по корабельному времени им предстояло закрыться в специальных камерах, предохраняющих стенки клеток в их телах от перегрузки, в пятьдесят раз превышающей земную гравитацию. Три дня спустя они, шатаясь, выползут наружу, усталые и голодные. Зрине уже три раза приходилось испытывать подобное, и она не боялась. Для нее переход от обычного режима к замедленному полету означал лишь небольшое неудобство, за которым следовали превосходная еда и сон — она всегда любила поспать.

Но до этого события оставалось два года, а во внешнем мире должно было пройти более десяти лет. Ей почти нечего было делать — лишь думать и учиться. Учиться было занятно: Зрина уже сдала экзамен на помощника математика с высшей отметкой и далеко продвинулась на пути к званию математика.

Зрина много размышляла о рекурсии.[2] Она находила интересным следующее: она не всегда знала, что ей нравится, и думала, что у каждого должна возникнуть такая проблема. Она была хорошо знакома только со своими товарищами, обитателями корабля, а понять их было почти невозможно, может быть, потому, что они также не знали, что им нравится.

Она особенно любила эти размышления о том, как она может не знать, что ей нравится. Мысли ее при этом образовывали словно круги, завитки, волны, спирали и приводили ее к основному вопросу — откуда она знает, что вообще что-то знает. Она словно спускалась вниз, в темную примитивную пустоту. Когда ее мысли исчезали за краем этой немыслимой бездны, они обрисовывали ее границу, как мерцание исчезающей пыли и атомов обрисовывает границу сферы Шварцшильда, окружающей черную дыру.

Иногда Зрина целыми днями следила за тем, как одна мысль ведет к другой, и подсчитывала, как скоро и какими тропами эти мысли возвращаются на границу неведомого. Она могла бы щелкнуть пальцами по любой плоской поверхности и создать рабочий экран, произнести вслух данные и развлекаться сколько душе угодно. Но, размышляя о рекурсивности мыслей, она предпочитала парить во тьме обзорной комнаты и смотреть на изображения звезд в реальном времени. Она могла бы выбрать любой момент времени и любое положение звезд, но всегда выбирала реальное. Она всегда задавала небольшую яркость, чтобы видеть светящиеся точки, только когда глаза привыкнут к темноте.

Затем она задерживала дыхание, и сердце ее билось медленнее, и в полном спокойствии она дожидалась, пока ее ци[3] достигало тан-тянь,[4] и мысленным взором видела перед собой экраны, матрицы, графики, уравнения и без конца рисовала новые графики, статистические таблицы, чтобы изобразить и измерить рекурсию и цикличность своих мыслей. Она хотела выяснить, являются ли сами мысли о рекурсии рекурсивными и присуще ли им это свойство изначально. Она наблюдала, как все эти мысли плыли вниз, в неведомое, в непостижимую бездну, где таились главные вопросы, на которые не было ответа.

Когда Зрина наконец достигала внутреннего покоя и гармонии, она тихо приказывала устройствам рубки приглушить свет звезд, смотрела на небо, пока последняя звезда не угасала во мраке, а затем плыла обратно в комнату Мтепика. Часто она находила его спящим беспокойным, прерывистым сном, плавающим по комнате, потому что он заснул, не забравшись в мешок. Она мыла его и растирала, пока он не засыпал с улыбкой на лице, и, свернувшись рядом с ним, погружалась в приятный, глубокий сон без сновидений. Теперь кошмары, мучившие ее в детстве, почти исчезли, иногда появлялись лишь их бледные подобия.

Когда они прибыли в систему Сигдракона, кости Зрины еще сохраняли некоторую прочность, и, находясь на поверхности Алоизия, она смогла встать, поднять руку и получить освобождение. Она толком не знала, почему решила так поступить. Когда она вернулась на корабль, все это показалось ей грубым и неприятным, — она чувствовала, что на самом деле получила свободу на том обеде, который обитатели «9743» устроили в ее честь. Они обращались с ней так же, как прежде — как с равной, — но теперь они были обязаны так делать.

Она подтвердила свое освобождение, в архиве корабля была сделана соответствующая запись, и Зрина стала акционером «9743», наделенным равными правами с остальными. Теперь она могла распоряжаться фондом, который члены экипажа создали для нее, пока она не могла юридически иметь собственность. Это было сделано на случай, если им пришлось бы сесть на какой-нибудь планете, где соблюдалась конвенция Каркха, и подвергнуться проверке документов. В честь Зрины провозгласили тост.