Урсула Ле Гуин - Орсиния (сборник)

• Название: Орсиния (сборник)
• Автор: Урсула Ле Гуин
• Издательство: Эксмо
• Жанр: Альтернативная история
• Год: 2007

 Орсиния - это вымышленная страна в центре Европы. Страна средневековых лесов, недоступных городов, горных шоссе. В этой стране порой происходят самые невероятные и необычайные события. Кто же, как не мастер построения сказочных миров, знаменитая американская писательница Урсула Ле Гуин, сможет лучше всех поведать о жизни этой загадочной страны?

---

— Внутрь нельзя!

И ей пришлось дать вознице десять крунеров, чтобы он разрешил Итале сесть в карету, а потом она ехала в тесной карете рядом с этим грязным больным человеком, страдая от страха и отвращения. Она была потрясена жалким видом Итале, его болезнью, его униженностью. А он сидел, скрючившись и устало качая лысой головой, когда карета подскакивала на ухабах, и его крупные руки безжизненно лежали на коленях и казались мертвенно-бледными и странно похожими на руки того великана-лейтенанта из тюремной охраны.

Коневин, который ехал рядом с возницей, оказался гораздо более услужливым и полезным, когда они наконец добрались до гостиницы. Собственно, Луиза сперва собиралась переночевать в гостинице и только потом везти Итале дальше — в собственной, куда более удобной карете, ибо до их имения в Совене было отсюда более пятидесяти миль. Однако этот план, как ей и самой стало уже понятно, безнадежно провалился. Впрочем, Коневин постарался тут же найти свежих лошадей и легкое ландо, а слугам из гостиницы велел приготовить в карете баронессы удобное ложе для больного. Когда с этими приготовлениями было покончено, день уже клонился к вечеру. Итале поместили в карету, а Луиза вместе с горничной устроилась в ландо, и повозки покатились на север по крутым улочкам Ракавы, миновали старинные ворота, многочисленные фабричные здания и выехали на длинную и прямую дорогу, полого поднимавшуюся в горы.

Путь оказался нелегким. Из-за размытых мартовскими дождями дорог и разлива реки Рас им пришлось километров сорок ехать в объезд, через Фораной, где они наконец смогли перебраться на тот берег реки по мосту, и еще столько же — чтобы снова выбраться на северную дорогу, так что в пути они провели три ночи и два дня. Больной по большей части пребывал в состоянии какого-то ступора, безвольного равнодушия ко всему на свете, и спал или делал вид, что спит. Когда ранним утром они наконец добрались до цели, оказалось, что у Итале сильный жар и он буквально не стоит на ногах. Письмо Луизы к домоправительнице, разумеется, задержалось по вине почты, и дом был совершенно не готов к приему гостей, а большая часть комнат даже просто не топлена. Шел дождь. Луиза велела уложить больного в постель и послала за врачом, но так и не дождалась его приезда: сказались усталость и напряжение, и она, нечаянно уснув, проспала двадцать часов подряд.

Врач, человек с кислым лицом, больше похожий на ветеринара или цирюльника, сообщил ей, что у больного рецидив лихорадки, вызванный, видимо, переохлаждением и неудобствами, связанными с долгим переездом. «Неудобствами!» — сердито думала Луиза, вспоминая влажные стены тюрьмы Сен-Лазар, однако ничего объяснять доктору не стала; она уже научилась — благодаря страже у тюремных ворот, благодаря поведению возницы и горничной, а также благодаря собственным тогдашним ощущениям — никому ничего не объяснять и даже не упоминать о том, где Итале провел последние два года. Если бы врач догадался о том, откуда прибыл этот его пациент, то вряд ли с должным уважением отнесся бы к больному и к самой Луизе, которая привезла к себе в дом умирающего от тифа арестанта. Нет, он бы, конечно, взял плату за свой визит и, возможно, даже посоветовал бы какое-то лечение, но, безусловно, считал бы себя несопоставимо выше их обоих, ибо порядочных людей, как известно, в тюрьму не сажают!

Почему все это так? Почему ее победа, ее торжество обернулись таким стыдом и неловкостью? Итале продолжал лежать в постели, больной, ко всему равнодушный, время шло, но до сих пор он ничем не показал даже, что узнал ее, ни разу не произнес ее имя, и ей было до него не достучаться. Иногда ей казалось, что разум покинул его, но она не осмеливалась спросить у врача, чем вызвано это болезненное равнодушие и пройдет ли оно, когда больному станет лучше. Да и станет ли ему когда-нибудь лучше? Она заглядывала в комнату Итале не более одного раза в день. Ей не хотелось признаваться даже себе самой, что его теперешний вид вызывает у нее отвращение, пугает ее — эта лысая голова (собственно, не лысая, а просто выбритая из-за вшей, как объяснил ей врач), ничего не выражающий взгляд, костлявое тело, обтянутое желтоватой кожей, не знающее покоя и в то же время словно бесчувственное… Это нездоровое тело полностью заслонило собой в ее глазах прекрасное тело молодого любовника, которое она так хорошо помнила. Те ночи, те счастливые часы, проведенные вместе с Итале, она хранила в памяти, как самое дорогое сокровище; это был единственный период в ее жизни, когда она вообще позволила себе касаться чужого тела и, мало того, испытывала от этого наслаждение… Но теперь все эти дивные ощущения запятнаны, замараны тюремной грязью, испорчены запахами болезни и смертной плоти. И у нее ничего не осталось. Нет, она должна сохранить в памяти прошлое, должна донести его до тех дней, когда Итале снова станет самим собой! Но, почему оно никак не наступает, это будущее? Ведь она так долго о нем мечтала! Итале на свободе, и они вдвоем в уединенной усадьбе, и весна в самом разгаре…

Дожди все продолжались. Дом никак не удавалось как следует просушить и прогреть. Старая домоправительница была особой болезненной и ворчливой, а управляющий каждый день приходил к Луизе с вопросами, на которые она не могла дать сколько-нибудь разумного ответа, и жаловался на долги, на неоправданно дорогие покупки, на неудавшиеся торги, в которых она ничего не понимала. Врач тоже приходил и уходил, вечно мрачный, молчаливый; он часто приносил с собой банку, где извивались отвратительные, черные и жирные пиявки. Луиза старалась каждый день совершать прогулки, но и лошади в Совене были старые, с больными суставами. Здесь уже много лет никто не охотился, не ездил верхом, и некому было привести конюшню в порядок. Крестьяне-арендаторы занимались собственными делами и совершенно не интересовались тем, где в данный момент находится хозяйка усадьбы. В городе Луиза тоже растеряла всех прежних знакомых, хотя город находился всего километрах в десяти от усадьбы. Между прочим, именно в этом городе когда-то ее дед заложил основу своего огромного состояния, спекулируя в военное время продуктами питания, и с тех пор считался великим человеком. Луиза скучала и чувствовала себя страшно одинокой, как в годы детства, когда ее как бы отодвинули в сторону и забыли. Однако на этот раз она сама была виновата в подобной изоляции: она сама никому не сказала ни слова о своих намерениях, надеясь хоть раз в жизни несколько дней побыть с Итале наедине… Не выдержав, она написала Энрике в Вену, прося его пораньше закончить дела и приехать к ней в поместье. «Ты мне необходим, — писала она. — Я просто ума не приложу, как мне быть дальше!» До такой степени ее душевные и физические силы не смогли истощить даже бесконечные бои с представителями власти, которые она вела в Красное и которые закончились приказом об освобождении Итале из ракавской тюрьмы Сен-Лазар. Теперь она понимала, насколько увлекла ее предпринятая «осада», как нравились ей разнообразные стратегические уловки и тактические приемы — постепенное укрепление собственных позиций с помощью лести, влиятельных знакомых, хитрости, умения расплетать самые злонамеренные козни и обводить вокруг пальца глупцов… Луизе, поставившей перед собой одну-единственную цель и упорно к ней стремившейся, за короткое время удалось стать заметной фигурой в политической жизни столицы, хотя она порой по нескольку дней или даже недель не думала об этой цели и уж, разумеется, ни с кем о ней не говорила. Она оказывала различные мелкие и крупные услуги высокопоставленным лицам, мужчинам и женщинам, оказавшимся менее проницательными, чем она; она добилась для своего брата дипломатического поста в Вене; она стала приятельницей великой герцогини и одновременно подружилась с кумиром городской черни Стефаном Орагоном; сам премьер-министр Корнелиус приезжал к ней в гости, желая встретиться и побеседовать с бывавшими здесь людьми, удивительно умными и неболтливыми; новый министр финансов, Раскайнескар из Валь Альтесмы, предложил Луизе руку и сердце, полагая, что такой брак укрепит позиции обоих. Краснойская газета «Светское общество» судачила о ней, не умолкая, но никому так и не удалось ее очернить или оклеветать. Как в личной жизни, так и в политических интригах она умело и ловко использовала все свои таланты и уверенно шла к цели, а потом с полным правом на победу завоевывала ее. Да, она одерживала победу за победой, и вот оно — то, к чему она так храбро шла через бесчисленные кабинеты и министерства!..

Ее мучили воспоминания о той минуте, когда она впервые увидела Итале таким больным и жалким. Почему, за что она так наказана? Ведь она положила столько сил, чтобы освободить его! И добилась своего! Но разве это свобода? И что она дала ей? Одиночество? Доктор пригласил из города опытную сиделку, чтобы ухаживать за Итале. Однажды вечером, когда сиделка ужинала внизу, Луиза поднялась в комнату больного, влекомая каким-то беспокойным и сердитым чувством. Комната была освещена лишь ярко горевшим в камине огнем. Сперва Луизе показалось, что Итале спит, но стоило ей подойти поближе, как он шевельнулся и спросил: