Семен Слепынин - Паломники Бесконечности

• Название: Паломники Бесконечности
• Автор: Семен Слепынин
• Издательство: ЦЕНТРПОЛИГРАФ
• Жанр: Фэнтези
• Год: 2000
• ISBN: 5-227-00080-8

---

— Извини, художник. Тошно мне. Приходи в другой раз. А еще лучше — топай вот по этой пыльной дорожке. Догонишь странствующего старца. Прелюбопытный старец, скажу я тебе. А радостную зеленую планетку брось. Пусть люди сами разбираются. Что-то у них не так.

— Почему не так?

— А ты послушай свою свистульку и, может быть, поймешь. Свистулька твоя умнее тебя. Иди, иди.

Я вернулся на планету. И снова я брожу с привязавшимся ко мне табунком, снова свои вселенские вопросы и тревоги изливаю в звуках пастушьей свирели. Прислушался, как советовал Старпом. Чудится ли мне или на самом деле так, но вся природа, ее росные рассветы и просыпающиеся поля эхом отзываются на звуки свирели, придают ее песням какую-то особую силу, объемность и глубину.

Боже мой, как я играл! Чего только не вытворял с людьми! Не только женщины, но и мужчины плакали. И не поймешь от чего — от радости или горькой печали?

Неужели и впрямь люди чувствуют, что в их жизни что-то не так? Неужели их безоблачное счастье — зло не меньшее, чем несчастье? Да и есть ли на свете счастье? Что на это сказал бы мой любимый учитель Гераклит? Добро и зло — одно и то же? Счастье и несчастье — одно и то же?

Вот такие грустные и тревожные мысли и чувства навевают песни пастушьей свирели, песни непонятных глубин и неразрешимых вопросов, так и остающихся загадкой для самого художника. Извечная трагедия истинного искусства — творение всегда выше творца.

Прав Старпом: свистулька моя умнее меня. Пойду-ка я к нему, посоветуюсь.

Подлетаю к камню-кораблю и вижу: с другой стороны что-то забелело, кто-то выступает из тьмы. Он все ближе и ближе. Волевое, гладко бритое лицо, белый плащ с красной полосой внизу… И я узнал пятого прокуратора Иудеи. Он сел рядом со Старпомом и спросил:

— Ну что, брат, тяжко?

— Отвяжись, художник, — отмахнулся Старпом и, подняв голову, удивился: — Ты? Понтий Пилат?

— Да. Прохожу мимо и вижу: у человека такое же горе.

— А у тебя-то какое горе? — Старпом страдальчески искривил губы. — Подумаешь, отправил на виселицу…

— Не на виселицу, а на крест.

— Ну на крест. Подумаешь, послал на распятие одного человека.

— Но зато какого человека! И человека ли?

— Как?! — воскликнул Старпом. — И ты поверил, что это Он? Ты стал верующим?

— Не знаю, брат. Чувствую, что сделал что-то не так. Грех какой-то на мне, страшный грех. Вот хожу по Вселенной миллионы лет и не пойму, что со мной.

— И я не пойму.

Я незаметно удалился. Не буду мешать, пусть поговорят два великих грешника.

Снова я на планете. Однажды ночью в форме штурмана парусного флота подошел к Лебединому озеру. Увидят ли меня балерины, танцующие на лунной зеркальной глади? Узнает ли меня Аннабель Ли?

— Смотрите! — воскликнула одна из балерин. — На берегу кто-то есть. Не человек, а какая-то тень. Леший?

— Не похож, — возразили другие русалки. — Леший страшный нахал. А этот какой-то робкий. Боится показаться. Даже не тень, а какая-то тень от тени. Подойдем?

Подошли, и королева русалок узнала меня.

— Ты здесь? — обрадовалась Аннабель Ли. — Идем же, дорогой, куда-нибудь, поговорим.

Бродили мы с ней по лунным полям почти до рассвета. Странной показалась бы людям эта призрачная пара. Я — смутная тень, она — белесое привидение в белесом тумане. Иногда она, в своем кружевном, с блестками платье, совсем сливалась с лунным сиянием, с кружевами тумана, с искрами на луговых травах. И я слышал лишь ее голос. Такой знакомый, волнующий душу грудной голос.

Печальными были наши воспоминания о телесной жизни на планете Счастливой, о нашей любви. Мы и сейчас любили друг друга. Но грустной была и эта любовь — невещественная и призрачная. А тут еще я заиграл, и тоскующие песни свирели взволновали Аннабель Ли. Она зарыдала.

— Что с тобой, подружка?

— Еще никогда ты так не играл. Даже лошади плачут.

Я не заметил, как две лошадки из моего табуна подошли и с грустью смотрели на меня.

— Иногда мне кажется миражем не только наша с тобой жизнь, но и вообще все это. — Аннабель Ли показала на небо. — Помнишь нашу несчастную любовь совсем уж в далекой дали, еще до Большого Взрыва? Не сон ли то был?

— Сон? Не знаю. О нем у меня до сих пор сохранилась запись. — Я вынул из кармана свиток и, вспомнив Старпома, с усмешкой сказал: — Здесь все мои странствия. Так сказать, записки Саганы, его исповедь.

— Сатаны? Чепуха. Обычное старпомовское преувеличение. Просто ты великий талант. Настолько великий, что и мне кажется… нет, не кажется, а уверена, что есть в тебе что-то демоническое, не от мира сего. Давай свои записки, свою исповедь Сатаны, — улыбнулась Аннабель Ли. — Я ведь здесь почти наполовину земная, и в моих руках твоя невещественная запись, быть может, станет чуть вещественнее. Я передам свиток людям. К нам на озеро приходят не только школьники, но и взрослые. Вдруг ученые сумеют с помощью Сферы Разума прочитать записки?

— Не поверят.

— Конечно не поверят. Людям свойственно не верить в их же собственную иную жизнь. Пусть считают тебя еще одной легендой, самой удивительной космической легендой.

Светало. Приходила пора моей полной невидимости, да и спутница моя при дневном свете чувствовала себя неуютно. Ей пора домой. И мы расстались с грустной надеждой, что еще встретимся. Пусть через миллиарды лет, но встретимся, и даже — чего только не бывает на свете! — в вещественной, земной жизни.

Расстаться надо и с людьми этой планеты. В предрассветной мгле с табунком лошадей я подошел к околице села, заиграл… Господи, до чего все-таки чуткие мои сельчане! Они не только ждали, но и чувствовали, что в утреннем тумане слышат мою прощальную песню.

— Не уходи, — со слезами на глазах умоляли они. — Научи, как жить?

Чему я могу научить, если сам ничего не знаю? Взошло солнце, я рассеялся в тумане и ушел в свою бесконечность, в космическую мглу. Подлетаю к камню-кораблю, от него все так же тянется в таинственную даль сельская дорога с кустами на обочине и поющими птицами на них. Где-то там странствующий старец. Идет он не спеша: может быть, одумается великий грешник? Догонит?

А великий грешник все сидел опустив голову. Изредка поднимал ее и пугливо озирался, словно чего-то боялся. В чем дело? Неужели Мельмот, мерзавец, напророчествовал, и к Старпому начали приходить, тревожа совесть, не очень приятные гости?

Я хотел подойти к Старпому и утешить. Но мне опять помешали. Во мгле что-то забелело. Наверняка Понтий Пилат. Вот навязался. Неужели не поймет, что он не пара Старпому?

Но то был не Понтий Пилат. Из космического мрака дохнуло холодом и сыростью, оттуда, словно из подземелья древнего замка, вынырнула какая-то дама с растрепанными волосами и с блуждающим взором. В руке у нее свеча с колеблющимся язычком пламени. Она ведьмой покружилась над задумавшимся и ничего не замечающим Старпомом, опустилась и села рядом. Старпом искоса взглянул на ее бледное лицо, на белое платье в кровавых пятнах и брезгливо отодвинулся:

— А это еще кто такая?

— Как? — возмутилась дама. — Не узнаешь? Да меня весь мир знает. О моих злодеяниях писал великий Шекспир.

— А, так ты леди Макбет.

— Да. Долго же я странствовала и наконец нашла достойного попутчика.

— Меня выбрала в попутчики? Это меня-то? — Старпом в ужасе отшатнулся и замахал руками. — А ну, уходи! Проваливай!

— Напрасно. Позлодействовали мы с тобой в жизни. Ой как позлодействовали. Есть что вспомнить.

— Вон отсюда, стерва! — взорвался Старпом и, вскочив на ноги, разразился отборной моряцкой бранью. И голос его гремел на всю Вселенную.

— Подумаешь, завоображал. — Леди Макбет жеманно скривила губы, погасила свечу и скрылась во мраке.

Старпом в ярости пнул валявшийся под ногами небольшой камень. Увы, не сдвинулся камешек, не шелохнулась ни одна пылинка. Сапог его, как и он сам, не существует в физическом мире. Старпом шагнул с физического камня-астероида на метафизическую дедову дорогу и — другое дело! — с улыбкой наблюдал, как взметнулась и медленно оседала пыль. Постоял, подумал и пошел.

А я так и не решил: стоит ли навязываться? Сойдемся ли? Пожалуй, сойдемся. Все такой же неистовый и неукротимый, Старпом в чем-то главном стал иным. О многом он передумал, сидя на камне-корабле, и многое, очень многое пришлось ему пережить. Один тиранозавр чего стоит! А кровавый «мудрец» и диктатор? Ну, этот еще хуже. Да, жестоко обошлась с ним космическая судьба.

А старец, топающий впереди? С самого начала показался он мне каким-то пророческим и загадочным, как загадочная его дорога. Пока не поздно, пойду-ка я за ними, догоню.

Дорога петляла между холмами и оврагами. Слева и справа — пустота, позади — знойная мгла. Старпом затерялся где-то далеко впереди. Я пошел быстрее. Что ни шаг, то сотни и тысячи парсек. Нагнал я его с дедом вблизи какой-то шаровой галактики, занявшей своим сиянием почти полнеба.