Маргарет Роум - Девушка у Орлиного перевала

• Название: Девушка у Орлиного перевала
• Автор: Маргарет Роум
• Издательство: Петрополис
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 1994

---

— Боже мой, дитя мое! — Пожилая женщина поставила поднос и поспешила к ней. — Вы не должны вставать с кровати. — Она взяла руку Джорджины и твердо отвела ее от окна. — Сам будет мной недоволен, если вы схватите простуду в его собственном доме после успешно проделанного и такого тяжелого пути из Англии!

— Сам?

Путающееся сознание Джорджины ухватилось за эту ниточку информации и потребовало большего. Пожилая женщина энергично закивала.

— Если быть точной, то именно сам перенес вас сюда на руках вчера вечером и именно он сказал мне: «Присмотри за ней, Кейта,» — что я и делаю. Идите обратно в постель, дитя мое, и быстро ешьте свой завтрак, пока он не присох к тарелке.

Запах поджаренного с корочкой бекона, доносившийся с подноса, напомнил Джорджине о смертельном голоде, и потому без дальнейших колебаний она повиновалась приказу Кейты, убедив себя, что требовать ответы на вопросы, которые срывались с губ, лучше после еды.

Кейта уселась на дежурство у постели с намерением проследить, чтобы было съедено все до последнего кусочка. Во время еды Джорджина украдкой изучала своего надзирателя. По виду ей можно было дать и шестьдесят, и все девяносто. Складки на лице указывали на возраст, и тем не менее на приятной мягкой коже не было морщин, но только до тех пор, пока на ее лице не появлялась улыбка. Уголки рта приподнимались, мгновенно появлялось множество смешинок, ясно говоря, что только долгие годы могли оставить такие неизгладимые следы.

Она была крупного телосложения с красноватыми от многолетней работы руками. Однако, судя по мягкому спокойствию, с каким она ожидала, когда Джорджина закончит еду, положение прислуги не вызывало в ней чувства горечи. Ее возраст, решила Джорджина, можно определить по фасону одежды: множеству юбок, которые доходили до верха высоко зашнурованных ботинок, и легкой шали, накинутой поверх чопорной блузки, застегнутой на шее брошью из витой золотой проволоки, сложенной в слово «Мама». Тот, кто носит на груди символ преданности матери, не опасен, решила Джорджина, и на сердце у нее потеплело.

— Скажи мне, Кейта, что я делаю в этом доме? Кейта недоуменно посмотрела на нее.

— Ваш дядя, Майкл Руни, привез вас сюда, чтобы вы поправились после тяжелой болезни, разве не знаете?

Ее проницательные глаза встретились с дымчато-серыми, выделяющимися на заостренном лице глазами Джорджины; на какое-то мгновенье облачко недовольства пробежало по ее лицу.

— Бьюсь об заклад, это самый мудрый поступок из когда-либо совершенных молодым негодником. Лучшего, чем у нас, воздуха для выздоровления больного не найти, а вам, я вижу, дитя мое, он необходим. Как семья позволила вам дойти до такого состояния?

Она сжала губы и, не ожидая ответа, потянулась к опустевшему подносу.

— Не волнуйтесь, — успокоила она и поднялась, собираясь уйти, — ко времени, когда соберетесь уезжать, вы станете самой красивой девушкой Ирландии! А теперь еще немного поспите и затем, если наберетесь сил, можете за часок до ланча встать.

Джорджина открыла рот, чтобы возразить, но затем передумала и положила голову на подушки. Еда придала ей сил, и она чувствовала себя отдохнувшей, голова прояснилась. Но для предстоящей схватки с дядей, когда она потребует вернуть ее в Англию, ей необходимо собрать силы. Она вняла совету Кейты и еще раз удобно устроилась на подушках.

Пару часов спустя Джорджина проснулась, чувствуя себя значительно лучше, чем долгие месяцы до того, и готовая встретиться лицом к лицу с дядей Майклом. Поднявшись с постели, она с радостью обнаружила, что слабость и головокружение прошли. Она направилась к задней двери, за которой оказалась ванная комната, и чтобы принять ванну, включила воду. К ее удовольствию, вода оказалась достаточно горячей. Джорджина погрузилась в старомодную ванну, наслаждаясь мягкой водой, затем насухо вытерлась и вернулась в комнату за одеждой.

Майкл не забыл ничего. Она вынула из ящика голубой джемпер и кремовую юбку из гардероба. Туфли, колготки, белье находились именно там, где должны находиться, а щетки и расчески разложены на туалетном столике с зеркалом. Она не торопясь наслаждалась роскошью быть свободной, что случилось с ней, похоже, первый раз в жизни. Она праздно уселась за столиком и расчесывала свои черные волосы, пока они не стали достаточно мягкими, чтобы зачесать их назад в обычный валик.

Наконец, почувствовав, что готова спуститься вниз, она направилась к двери, решительно повернула ручку и вышла в коридор в поисках Майкла. Но вдруг остановилась. Долгое время проведя в спальне, Джорджина не готова была увидеть громадный дом. Высокий коридор тянулся так далеко, что обе стены терялись в непроглядном пугающем мраке. Выгоревшая пыльная обивка закрывала верхнюю часть стен, а темные дубовые панели, потемневшие от времени, доходили до пола; потертая ковровая дорожка безуспешно пыталась сберечь тепло от холодного каменного пола. Высоко наверху через застекленные прорези в толстых стенах еле-еле проникал слабый солнечный свет и рассеивался еще до того, как его лучи могли разогнать темноту. Девушка несмело шла по коридору к балюстраде, указывающей, что лестница где-то там впереди, и когда нашла ее и начала спускаться мелкими шажками, вдруг услышала низкие голоса, идущие снизу. Ступив на нижнюю площадку, она оглядела громадный холл, напоминающий средневековые иллюстрации в школьном учебнике истории. По сторонам было множество дверей, но только одна из них приоткрыта, и она направилась к ней. Голоса стали громче, слава Богу, один из них дядин, и она уже готова была постучать и войти в комнату, когда услышала с особой значительностью произнесенные им слова:

— Скажу тебе, Лиан, это необыкновенная возможность и ее нельзя упускать! Я пытался — Бог знает как старался, — чтобы она прислушалась к моим доводам, но она так же упряма, как мать, ее ничем не убедишь. Уверен, если кто-то и сможет это сделать, так только ты. Все, что от тебя требуется, — пустить в дело свое обаяние и немного польстить ей. Не успеешь оглянуться, — она будет приручена, а «Электроник интернейшнл» переедет сюда и начнет подыскивать землю под свой завод. Что скажешь, Лиан?

Джорджина замерла в изумлении. Она услышала низкий смешок и затем:

— А разве не вы говорили, Руни, что ваша племянница — состоятельная, сильная и практичная деловая женщина, у которой нет времени на сантименты и обычные женские занятия? Не потрачу ли я время зря, нашептывая любезности на ухо… как вы описали ее?., на ухо бесполого компьютера!

Смешок повторился, но еще более легкомысленный, затем заскрипел стул и тот, кто занимал его, пошел к двери. Охваченная необъяснимым страхом, Джорджина побежала обратно по лестнице и не останавливалась, пока не укрылась в своей спальне.

Очутившись там и закрыв спиной дверь, она, приложив к горящим щекам дрожащие руки, с болезненным чувством неловкости стала анализировать необычный разговор. Острое чувство стыда и боли охватило девушку. Как мог дядя так унизительно отзываться о ней? Да, конечно, у них случались размолвки, но всегда, даже сквозь запальчивые слова, звучала привязанность, и ей тогда казалось, она была взаимной. И вдруг такое! Он фактически поощряет — нет, призывает! — этого незнакомца спровоцировать ее на покупку бесполезной земли и какими средствами! Лестью, игрой на ее чувствах, чтобы она поддалась его ирландским чарам и стала безумно, по собственной воле, ссыпать доллары в ею пустые сундуки. Она почувствовала физическую боль. Если поразмыслить, мать права в своем мнении об ирландцах вообще и о семье Руни в частности. Ребенком Джорджина часто спорила с матерью, когда та обвиняла ирландцев в слабости и медлительности. Да и позднее, не откликаясь вслух на убедительные доводы матери, про себя отказывалась согласиться, что обожаемый ею дядя полное ничтожество, как утверждала мать. Она поежилась, когда стала размышлять на болезненную тему.

У нее был небольшой опыт общения с мужчинами вне делового мира. И в этом тоже вина матери. Ее неприятные воспоминания о замужестве с Бренданом Руни обсуждались так часто и детально, что Джорджина подсознательно обросла панцирем недоверия, которым отвращала каждого питающего надежды воздыхателя. Всех, за исключением Уолли. Джорджина вспомнила его подчеркнутое внимание: на заботу и очевидное восхищение она отозвалась растущей привязанностью, которая расцвела под теплым одобрением матери. Конкретно ничего не обсуждалось, но Джорджина знала: только громадный объем работы не позволил Уолли сделать ей предложение выйти за него замуж.

Мысли об Уолли в какой-то мере восстановили утерянную уверенность в себе, и Джорджина начала действовать. С тихим раздражением она опустошала ящики, чтобы упаковать вещи и отряхнуть пыль Ирландии со своих ног. Она вернется к людям, которые знают и понимают ее, и постарается забыть спланированное дядей предательство. Неожиданно в голову пришла мысль: почему дьявольские козни этих беспринципных мошенников должны заставить ее бежать? Есть другие, более доверчивые души, которые могут попасть в их лапы, и было бы непростительной слабостью позволить мошенникам безнаказанно обманывать их.