Анри Труайя - Грозные царицы

• Название: Грозные царицы
• Автор: Анри Труайя
• Издательство: 0b7eb99e-c752-102c-81aa-4a0e69e2345a
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2007
• ISBN: 978-5-699-24320-4

На этих страницах вас ждет увлекательное повествование, посвященное эпохе дворцовых переворотов в России. Этот интереснейший период в истории страны еще называют «эпохой женской власти». Три императрицы и одна регентша правили великой державой на протяжении тридцати семи лет. При всей несхожести судеб Екатерины I, Анны Иоанновны, Анны Леопольдовны и Елизаветы Петровны их объединяло одно: во внутренней и внешней политике они чаще всего руководствовались только личными чувствами и капризами.

Талантливый романист и известный биограф Анри Труайя рассказывает о судьбе этих цариц, оказавших большое влияние на становление российского государства, но оставшихся мало известными: их затмила слава Петра Великого и Екатерины Великой, которая унаследовала от них престол.

Автор воссоздает живую и яркую картину России XVIII века – империи, которая держалась на власти оружия и женщин.

---

Намереваясь показать, что она все еще в состоянии заниматься государственными делами, 17 ноября Елизавета Петровна приняла меры, чтобы снизить чрезвычайно непопулярную среди населения пошлину на соль и – в приступе запоздалой снисходительности – обнародовала список приговоренных к пожизненному заключению, которых не мешало бы освободить. Но чуть позже более обильное, чем обычно, кровотечение заставило ее прекратить всякую деятельность. Закашлявшись, она всякий раз истекала кровью, и врачи, уже не отходившие от ее постели, вынуждены были признаться, что, по их мнению, никакой надежды нет.

24 декабря 1761 года Елизавету соборовали, и она нашла в себе силы повторить за священником слова отходной молитвы… В этом мире, который мало-помалу от нее отдалялся, словно погружаясь в небытие, она угадывала жалкую возню тех, кто завтра засыплет ее землей. Нет, это не она умирает, умирает мир других. Так и не приняв никакого решения о престолонаследовании, она доверила Господу решить судьбу России, когда она испустит свой последний вздох. Разве там, наверху, не лучше, чем здесь, внизу, знают, как лучше для русского народа? До понедельника, 25 декабря, дня Рождества Христова, царица боролась с тьмой, заливавшей ее сознание. В три часа пополудни дыхание Елизаветы остановилось, лицо ее, на котором сохранились еще следы румян и белил, стало спокойным. А ведь ей шел всего только пятьдесят третий год…

Когда обе створки двери, ведущей из комнаты, где покоилось тело усопшей императрицы, распахнулись, придворные, толпившиеся в соседнем зале, бросились на колени, стали креститься и склонили головы, чтобы выслушать положенные по обычаю слова, произнесенные старым князем Никитой Трубецким, генеральным прокурором Сената: «Ее императорское величество Елизавета Петровна почила в Бозе». Затем князь громко уточнил, чтобы избежать всякой двусмысленности: «Храни Господь нашего всемилостивейшего государя-императора Петра III».

После похорон Елизаветы «Милостивой» ее близкие составили тщательную опись имущества, хранившегося в ее шкафах и сундуках. Там было обнаружено пятнадцать тысяч платьев, многие из которых так ни разу и не были надеты Ее Величеством, разве что примерены во время иных одиноких вечеров, когда она созерцала свое отражение в зеркале.

Первыми, кто пришел поклониться накрашенному и наряженному телу покойной, были, как и положено, ее племянник Петр III, плохо скрывавший свою радость, и ее невестка Екатерина Алексеевна, уже обдумывавшая способ, каким бы ей использовать этот новый расклад. Набальзамированный, надушенный труп в короне на голове и со скрещенными на груди руками в течение шести недель был выставлен в одном из залов Зимнего дворца. Многие из толпы, протекавшей перед открытым гробом, оплакивали Ее Величество, которая так любила простой народ и, не колеблясь, наказывала за преступления знатных людей. Но взгляды всех посетителей неизбежно перемещались с неподвижной маски царицы на бледное, серьезное лицо великой княгини, преклонившей колени у катафалка Екатерины. Она, казалось, глубоко погрузилась в бесконечную молитву. Но на самом деле, если она и шептала про себя одну молитву за другой, то в уме держала, главным образом, манеру своего поведения в будущем: ведь именно этим определится возможность помешать осуществлению злокозненных намерений мужа.

После прощания народа с покойной императрицей во дворце останки Елизаветы поместили в Казанском соборе. Здесь опять – в течение десяти дней панихид, отпеваний, словом, подобающих траурных церемоний – Екатерина удивляла присутствующих своим горем и своей набожностью. Может быть, таким образом она хотела показать, что она русская, в отличие от великого князя Петра Федоровича, всегда доказывавшего на свой счет обратное? Когда люди шли за гробом, который торжественно перевозили из Казанского собора в Петропавловский, чтобы захоронить останки императрицы в склепе, предназначенном для упокоения российских государей, новый царь вел себя так, что даже самые смелые были поражены: он посмеивался и кривлялся у катафалка. Может быть, Петр мстил усопшей за прошлые унижения? Как бы там ни было, никого не веселило его шутовство в день всеобщего траура. Исподтишка наблюдая за мужем, Екатерина думала, что он бессознательно настраивает всех против себя. А свои намерения новоявленный государь раскрыл очень быстро. Прямо в ночь своего прихода к власти он отдал русским войскам приказ немедленно оставить занятые ими территории Пруссии и Померании. И тут же предложил Фридриху II, вчера еще считавшемуся проигравшим войну, заключить с ним «договор о мире и вечной дружбе». Ослепленный восхищением, которое он испытывал к такому замечательному врагу, Петр Федорович грозил одеть императорскую гвардию в голштинские мундиры, одним росчерком пера распустить несколько полков, которые, как он считал, проявляли излишнюю преданность покойной царице, подчинить себе православную церковь и заставить священников сбрить бороды и носить сюртуки по примеру протестантских пасторов.

Германофилия Петра разрослась до таких невероятных и пугающих размеров, что Екатерина стала опасаться, не свергнут ли ее с престола и не заточат ли в монастырь. Но ее приверженцы неустанно повторяли молодой женщине, что вся Россия за нее и что гвардейские соединения не потерпят, чтобы и волос упал с ее головы. Пятеро братьев Орловых, во главе с ее любовником Григорием, убеждали, что не отчаиваться она должна, а радоваться тому, как развиваются события. Час настал, говорили они, ставки сделаны. Разве не путем дерзкого, небывалого государственного переворота взошли на престол Екатерина I, Анна Иоанновна, Елизавета I? Три первые императрицы России проложили ей дорогу. И Екатерине всего лишь надо взять их за образец.

28 июня 1762 года, в тот самый день, когда барон де Бретейль написал своему правительству, что в стране поднимается волна общественного недовольства, Алексей Орлов повез Екатерину к гвардейцам. Одна казарма за другой, один полк за другим – везде ее приветствуют. Священнослужители Казанского собора, знающие, насколько набожна Екатерина, дают ей благословение. И назавтра, надев офицерский мундир, она – во главе нескольких преданных ей полков – верхом отправляется в Ораниенбаум, где ни о чем не подозревающий Петр наслаждается любовью в объятиях своей подруги, Елизаветы Воронцовой. Надо было видеть, каким изумлением он встретил посланцев жены, как растерялся, услышав от них, что военным переворотом низвержен с трона! Его голштинские части не смогли оказать никакого сопротивления мятежникам, и, рыдая, дрожа от страха, он подписал предложенный ему акт об отречении от престола. Затем сторонники Екатерины усадили его в карету и отвезли в замок Ропша, в тридцати верстах от Санкт-Петербурга, где ему предстояло находиться под строгим наблюдением.

В воскресенье 30 июня 1762 года Екатерина вернулась в столицу. В Санкт-Петербурге звонили во все колокола, стреляли из пушек, толпа громкими радостными криками приветствовала ее. Можно было подумать, что Россия ликует, снова став, благодаря Екатерине, русской. А может быть, народ успокаивала мысль о том, что страной снова будет управлять женщина? Она станет по порядку пятой женщиной, которая взойдет на престол – после Екатерины I, Анны Иоанновны, Анны Леопольдовны и Елизаветы I (Петровны). Ну, и кто говорил, что юбка – это помеха для естественного движения наверх? Никогда еще Екатерина не чувствовала себя ни такой свободной, ни такой уверенной в себе. Предшественницы, сумевшие справиться с этой нелегкой задачей, придавали ей мужества, а ее положению – законности. Никакой не пол, а разум отныне решал все в борьбе за власть.

Но всего шесть дней спустя после триумфального въезда в Санкт-Петербург Екатерина узнала из взволнованного письма Алексея Орлова, что Петр III смертельно ранен во время стычки с охраной в Ропше, и мигом рухнула с облаков на землю. Господи, а не обвинят ли ее в этой внезапной и подозрительной кончине? Этот народ, эти толпы, еще вчера бурно приветствовавшие ее на улицах, – не станут ли они теперь ее ненавидеть за преступление, которого она не совершала, но которое оказалось так уместно? Не прошло и суток, как Екатерина совершенно успокоилась. Никто и не думал приписывать ей смерть Петра III, никто и не думал горевать о его кончине. Более того, ей казалось, что эта кончина отвечает тайным пожеланиям нации.

Кое-кто из окружения Екатерины присутствовал при восшествии на престол в 1725 году другой Екатерины, первой по счету. И как тут не думать о том, что прошло тридцать семь лет и что за это время четыре женщины поочередно занимали российский трон: императрицы Екатерина I, Анна Иоанновна и Елизавета I, недолго пробывшая регентшей Анна Леопольдовна… Как избежать сравнений с другими правительницами, которые за этот короткий срок успели каждая по-своему стать воплощением верховной власти? Люди постарше, вспоминая пережитое, находили странное сходство между этими самодержицами в юбке. Екатерине I, Анне Иоанновне и Анне Леопольдовне, как им казалось, были свойственны одинаковая похотливость, одинаковые излишества в наслаждениях и в жестокости, одинаковое пристрастие к шутам и уродцам в сочетании с одинаковой погоней за роскошью и желанием пустить пыль в глаза. Такие же, как у них, приступы буйства и такой же всепоглощающий эгоизм сдерживались у Елизаветы I стремлением казаться «милостивой» – соответствовать прозвищу, данному народом. Разумеется, те, кто был наиболее приближен ко двору, отмечали сотни особенностей у каждой из этих склонных к крайностям особ. Но кто-то, кто не жил в их тени, наверное, мог и спутать одну с другой… Кому – Екатерине I, Анне Леопольдовне или Анне Иоанновне – пришла в голову безумная затея устроить свадьбу шутов в ледяном дворце? Которая из них, из этих всемогущих ненасытных женщин, взяла себе в любовники простого казака, царского певчего из домовой церкви? Которой было все равно, чем развлекаться: гримасами своих карликов или стонами мучеников на дыбе? Для которой плотские радости были неотделимы от политических деяний? Которая была добрейшей душой, удовлетворяя при этом самые низменные свои инстинкты, и выставляла себя набожнее некуда, на каждом шагу оскорбляя Создателя? Которая, едва умея читать и писать, открыла в Москве университет и дала возможность Ломоносову заложить основы нового русского языка? Для ошеломленных современников на этом коротком отрезке времени не было трех цариц и одной регентши – для них существовала единственная женщина с тираническим темпераментом и алчностью к наслаждениям, и это она – под разными именами и разными масками – положила начало эре матриархата в России.