Александр Плонский - Алгоритм невозможного

• Название: Алгоритм невозможного
• Автор: Александр Плонский
• Жанр: Космическая фантастика

Александр Филиппович Плонский (родился в 1926 году) — русский прозаик и ученый.

Доктор технических наук, профессор, автор около 40 научных монографий. Лауреат 1-й и 2-й премий Всесоюзного конкурса на лучшее произведение научно-популярной литературы, лауреат премии журнала «Вокруг света» за фантастический рассказ «Экипаж». Работает профессором кафедры «Радиоэлектроника» Государственной морской академии им. адмирала Ушакова. Ветеран Великой отечественной войны. Почетный работник морского флота России. Живет в Новороссийске.

Александр Плонский — автор 79-и научно-фантастических рассказов и двух сборников — «Плюс-минус бесконечность» (1986) и «Будни и мечты профессора Плотникова» (1988), романов «По ту сторону Вселенной» и «Алгоритм невозможного».

---

«Эффект бумеранга» привлек внимание к экспедиции. Пресыщенные научными открытиями земляне поняли: на этот раз предстоит событие, по своей значимости сопоставимое с запуском первого пилотируемого космического корабля.

Церемонию проводов мог наблюдать каждый, где бы он ни находился, но многие захотели в ней участвовать.

Прибыли Преземш и Великий Физик. Их приветствовали, не проявляя любопытства, с достоинством, характерным для общества, в котором нет раболепия перед властью, да и сама власть не имеет ничего общего с элитарностью и вседозволенностью.

Великий Физик был грустен, хотя понимал, что решение медиков (врачи и автоматы-целители вынесли приговор не сговариваясь) справедливо и путь к центру Земли ему не осилить. Раньше он не замечал своей немощи, не придавал значения возрасту. Мозг работ ал продуктивней, чем в молодости, память могуче подкреплял УМ. А физические силы при его образе жизни затворника казались чем-то второстепенным.

Сейчас же Великий Физик словно прозрел, и картина, представившаяся его глазам, оказалась до ужаса неприглядной: он безнадежно состарился, и произошло это как-то вдруг, точно несчастный случай, который невозможно предвидеть!

С какой бы радостью поменял он все свои былые заслуги, алмазную ветвь Нобелевского лауреата, дипломы и титулы на членство в экипаже

«Геи»!

Соль начал было рапортовать Преземшу, но Седов остановил его.

— Вот кому вы должны отдать рапорт, — указал он на Великого Физика.

— Не надо рапортов, — прижал руки к груди ученый. — Дай, я тебя обниму, сынок! Счастья вам, родные мои. Я так мечтал быть с вами, но мне этого не дано. Я стар и слаб… Вы не можете взять меня с собой, так возьмите мою отеческую любовь!

Спустя час цилиндрическое тело «Геи» сползло со стапелей в чрево туннеля и медленно скрылось под землей. Некоторое время был слышен затухающий гул тормозных двигателей, затем над входным отверстием туннеля поднялось вулканическое облако: интракосмический корабль вошел в твердь.

На сверхдлинных радиоволнах донеслись слова Соля:

— Все в порядке, не волнуйтесь за нас!

И пошел поток телеметрической информации…

Еще несколько дней поддерживалась мириаметровая связь, затем сигналы потонули в шумах.

Минуло пять лет, десять, пятнадцать… «Гея» не вернулась. Безвестно канули Виктор Соль и его товарищи — интранавты.

Программу интракосмических исследований свернули, как связанную с неоправданным риском. Интрадром превратили в мемориальный комплекс. Над замурованным входом в стартовый туннель воздвигли каменную «Гею» — памятник трем отважным.

Великий Физик тяжело переживал гибель Соля и его товарищей:

«Один лишь я виноват во всем!»

Седов, как мог, утешал друга, но тот твердил:

— Я должен был разделить их судьбу!

Он забросил науку и часами просиживал в кресле, устремив взгляд в пустоту.

В день открытия мемориального комплекса Абрагам, обеспокоенный отсутствием Великого Физика на торжественной церемонии, поспешил навестить его.

Преземша встретил врач.

— Как он? — встревоженно спросил Седов.

— К сожалению, плох.

— Так что же вы? Соберите консилиум, подключите целителей! Я вам должен подсказывать?!

— Человека, который не хочет жить, не вылечишь, — устало сказал врач.

Высохший до костей, с лицом прозрачной восковой желтизны, съежился

Великий Физик в своем знаменитом кресле, которое сейчас не вибрировало: видимо, даже незначительная тряска причиняла старику боль. Его совсем еще недавно волнистые, тщательно причесанные фиолетово-седые волосы, как-то вмиг поредев, свисали тусклыми прядями. Все тот же темно-серый костюм казался непомерно большим, от его старомодной элегантности не осталось и следа…

— Привет, Павел! — выдавил Седов.

Великий Физик с трудом повернул голову.

— Я… ухожу… друг мой…

— Не говори чепухи! Ты еще совершишь не одно открытие!

— Нет, Абрагам… Это конец… Так обидно уходить побежденным… Я бросил вызов Всевышнему и наказан за гордыню…

— Ты же атеист!

— Да, я попрежнему не верю в Бога — библейского старца, стоящего над природой… — едва шевеля губами, прошептал Великий Физик. — Всевышний… это… материальная высшая сила за пределами человеческого разума…

Познать ее невозможно…

— Разве не тебе принадлежат слова: «невозможное невозможно»? — мягко сказал Преземш.

Не расслышав, старик продолжал шептать:

— Я… пытался… стать вровень с ней… И вот… чем… кончилось…

Его шепот становился все неразборчивей, он задыхался.

— Ты напрасно казнишь себя, — склонился к нему Седов.

Но ученый уже не услышал этих слов.

После похорон Абрагам пришел в опустевший кабинет друга с мыслью, что надо без промедления открыть здесь мемориал, пусть люди приобщатся к атмосфере высокого творчества, сохранят в памяти вещественное окружение

Великого Физика, так ярко отражающее его индивидуальность…

Но теперь Седова охватило сомнение. Павел всю жизнь был равнодушен к славе, чуждался популярности, ограждал свое «я» от бесцеремонного разглядывания. Как бы он отнесся к этой затее, не счел бы ее оскорбительной, не обозвал бы мемориал кунсткамерой? Ведь если рассудить,

Великий Физик не нуждается в увековечении, его уже увековечили сделанные им открытия.

«Вот меня наверняка забудут… — кольнула мозг горькая мысль. — И никакие мемориалы не спасли бы от забвения. Потому что не заслуживаю я того, чтобы обременять собой память поколений. Останусь строкой в энциклопедии, порядковым номером в длинном списке Преземшей…»

Седов долго еще ходил вдоль стеллажей, машинально трогал тисненные золотом фолианты. Утомившись, сел в кресло. Оно послушно завибрировало, слегка вытянулось, уютно облегло спину.

«Ему все равно, кто в нем сидит», — с неприязнью подумал Преземш.

Он попытался вообразить себя Великим Физиком, но так и не смог этого сделать. Машинально включил УМ. Ничто не изменилось. Не прояснился мозг, не снизошло вдохновение.

— Не желаешь меня признавать? — спросил Седов.

УМ не ответил…

Часть четвертая НАЧАЛО НАЧАЛ

В начале было Слово…

Все сущее Бог создал Словом,

и без Него, и вне Его, -

ничто из сущего не существует.

Евангелие Иоанна

1. Экипаж

В кабину доносился свист лазерных излучателей. Собственно, cвистели не сами излучатели, а генераторы накачки, возбуждаемые на звуковой частоте энергией ядерного распада. Зато гораздо более мощный шум газовой струи не был слышен: видимо, конструкторы не учли парадоксальную восприимчивость человеческого слуха и, подавив большие децибелы, пренебрегли малыми. А со временем приятный мелодический звук, вместо того, чтобы стать привычным, начал надоедать и действовать все более раздражающе.

Соль даже вспомнил рассказ Великого Физика о существовавшей когда-то в

Китае казни: на обритую голову осужденного капала вода, и эти, казалось бы, безобидные капельки постепенно доводили его до сумасшествия и мучительной гибели.

Великий Физик… Как он рвался в экспедицию и как тяжело переживал невозможность в ней участвовать…

Первые дни прошли в нервном напряжении. Интранавтов ожидали и перегрузки в подземном «полете», и невесомость в центре Земного шара, где силы тяготения уравновешивают друг друга. Им предстояло испытать и многомесячную изоляцию от общества, жизнь в замкнутом пространстве, без неба, солнца и звезд… Но ко всему этому они были морально готовы. Причина нервозности заключалась в другом. «Эффект бумеранга» — вот что лишало их душевного равновесия. Вдруг и на этот раз «Гея» непостижимым образом будет выброшена из земных недр?

Но прошла неделя, и ничего «нештатного» не произошло. И теперь, когда опасения не оправдались, интранавтов охватила эйфория: в их памяти зазвучали оркестры, приветственные речи и напутствия. Они заново испытали сложную смесь чувств, владевших ими в день старта — приподнятости, отрешенности от всего суетного, жертвенной щедрости…

Назавтра эти чувства уступили место тревожному ожиданию непредвиденного.

И вот снова рвущееся из груди ликование…

А потом начались будни, привычная до мелочей работа. И… тщательно скрываемая глухая тоска по дому. Вечерами интранавты передавали из рук в руки видеокристаллы с пейзажами Земли, не переставая удивляться: как можно было не замечать этого великолепия, не поддаваться волшебству земных ландшафтов?

Они заново знакомились друг с другом. Делились тем сокровенным, о чем никогда бы не рассказали в обычной обстановке. К ним как будто возвратилось детство, с его открытостью и жаждой общения.