Анри Труайя - Свет праведных. Том 2. Декабристки

• Название: Свет праведных. Том 2. Декабристки
• Автор: Анри Труайя
• Издательство: 0b7eb99e-c752-102c-81aa-4a0e69e2345a
• Жанр: Историческая проза
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-699-26126-0, 978-5-699-26127-7

Впервые на русском языке публикуется знаменитая пенталогия о декабристах классика французской литературы Анри Труайя, которая по праву считается наиболее значительным художественным творением автора. Исторические произведения, которые вошли в этот цикл, написаны в лучших традициях французского психологического романа и классической русской прозы. Развивая в рамках сюжета «сибирскую» тему, Труайя в очередной раз показал себя как гениальный романист и вдумчивый исследователь культурного и исторического наследия России. В данный том вошли заключительные книги цикла: «На каторге», «Софи, или Финал битвы».

---

– Не знаю, кто наговорил вам эти глупости, но во времена Михаила Борисовича, по крайней мере, мужики ни разу не подняли мятежа, подобного тому, который стоил жизни вашему отцу!

Сережа вскинул голову. Ноздри у него раздулись и побелели.

– Мой отец погиб не во время мятежа, он был подло убит тремя негодяями! Трое на одного! Мужики на барина!

– А разве не он сам подтолкнул мужиков к этому своими бесчинствами?

– Прошу не оскорблять память моего отца!

– Но вы ведь сами говорили мне, что Владимир Карпович крайне жестоко обращался с крепостными!

Племянник уставился на нее и, видимо не найдя от ярости вразумительного ответа, проворчал:

– Я ни перед кем не намерен отчитываться!

– Я тоже, – холодно ответила Софи. – Тем не менее вы, Сережа, требуете у меня отчета.

Племянник усмехнулся.

– Просто я ни на минуту не забываю о том, что это поместье столько же принадлежит вам, тетушка, сколько мне. В соответствии со странными завещательными распоряжениями моего деда, я даже не могу выкупить вашу долю. Имение со всеми землями должно оставаться общей собственностью, в нераздельном владении, до смерти кого-то из нас. Если я умру первым, вы унаследуете все. Если же вы…

– К чему вы клоните? – прервала его Софи.

– А вот к чему, и это очень важно: несмотря на то, что в этом деле вы обладаете равными правами со мной, вы всего-навсего высланная особа. И губернатор Пскова поручил мне надзор за вами. Следовательно, вы должны подчиниться моей воле. Как ни неприятно вам это слушать, драгоценная тетушка, но я облечен правом запрещать любые ваши действия, которые покажутся мне подозрительными. Так вот: помимо всего прочего, мне не нравится, что вы разъезжаете из одной деревни в другую под предлогом благотворительности. Русскому крестьянину нет дела до французской политики. Несчастья, причиной которых вы уже сделались, распространяя революционные теории, должны были бы побудить вас вести себя более скромно. Сидите-ка лучше дома, тетушка, так будет полезнее и приятнее всем!

Софи чуть было не вспылила, но все же сумела овладеть собой и с устрашающей мягкостью произнесла:

– Сережа, вам не кажется, что вы переходите границы, забываете о том, кто я такая и откуда прибыла!

– Вы прибыли из Сибири, где жили среди политических заключенных, а это для меня весьма дурная рекомендация! Я не хочу и – повторяю! – законно и любой ценой воспрепятствую тому, чтобы вы распространяли ваши взгляды среди каштановских мужиков! При всем моем уважении к вам, тетушка, я принял решение управлять поместьем так, как считаю нужным. Довольствуйтесь, как вам уже предлагалось, домашним хозяйством, и мы останемся добрыми друзьями…

Грубость выходки племянника ошеломила Софи. Сережа никогда раньше не говорил с нею так дерзко. Почему же именно сегодня он устроил это объяснение с угрозой наказания, чем вызвано столь внезапное проявление властности? Можно подумать, он хотел раз и навсегда отнять у нее возможность действовать, словно боялся, оставив ей свободу, утратить всякую власть и над ней, и над мужиками. Она наблюдала за молодым человеком с жадным любопытством. Неужели ей и правда могло когда-то показаться, будто он похож на Николая? Между этими двумя людьми не было, нет, да и не может быть ничего общего – ровно ничего, если не считать лепки лица и цвета волос. Сережа украл маску своего дяди, чтобы прикрыть ею лицо, но быстрые темные глаза его выдавали: Софи легко читала в них ту же злобу и ту же двуличность, какие распознала когда-то в чертах Владимира Карповича Седова. Укрепившись в желании противостоять «тирану», она сухо сказала:

– Вот что, Сережа, наверное, вам следовало бы уже понять, а коли понять не можете, просто запомните: не в моих привычках склоняться перед угрозами. Особенно когда человек, пытающийся мне угрожать, – мальчишка двадцати пяти лет, мой собственный племянник. Я здесь у себя дома. И буду поступать так, как мне заблагорассудится!

Наступило молчание. Софи немного отдышалась и продолжила с насмешливой улыбкой:

– Если вам это неприятно, вы всегда можете пожаловаться губернатору. Кто знает, может быть, утратив надежду меня образумить, он по вашей просьбе отправит нарушительницу обратно в Сибирь? Только хочу сразу же заявить вам и о том, что подобная перспектива нисколько меня не пугает!

Когда она умолкла, Сережа некоторое время помолчал, ничем не выдавая овладевших им чувств, затем его лицо оживилось, взгляд загорелся и он самым любезным тоном проговорил:

– Не надо сердиться, тетушка… Мы обречены на то, чтобы жить вместе под этим кровом, и я уверен, что в конце концов непременно поладим между собой. И сейчас я всего лишь прошу вас предупреждать меня, когда соберетесь прогуляться по окрестным деревням.

Софи покачала головой.

– Нет, я не стану предупреждать вас об этом, Сережа. Я буду ездить куда захочу и когда захочу в пределах пятнадцати верст от Каштановки, поскольку именно такие границы определены мне правительством…

Сережа присел на ручку кресла и опустил голову. Он выглядел побежденным, и все же Софи сознавала, что племянник ушел в себя лишь для того, чтобы, собравшись с силами, затем успешнее пойти в новую на нее атаку. После долгой паузы он зевнул, потянулся, потрещал суставами гладких пальцев и пробормотал:

– Я уже говорил вам, что завтра утром еду в Псков?

Софи с трудом сдержала улыбку. Несомненно, племянник отправляется в город ради своих жалких еженедельных развлечений. Что ж, это хорошо: может быть, вернется умиротворенным и образумившимся.

– Если вам надо что-нибудь купить в городе, я в полном вашем распоряжении, – продолжал юноша.

– Благодарю вас, Сережа, не нужно, – вежливо ответила Софи. – Дело в том, что я сама на днях собираюсь в город.

Он поглядел на тетушку исподлобья, поднялся, проворчал: «Спокойной ночи!» – и вышел из комнаты.

5

Рано утром Сережа верхом уехал в Псков. Когда всадник скрылся за поворотом аллеи, Софи сразу почувствовала себя свободнее. Она не хотела признаваться самой себе в том, что грубое обхождение с ней племянника производит на нее сильное впечатление, однако не могла отрицать, что в его отсутствие ей дышится легче. Каждый раз, как молодой барин уезжал, дом словно пробуждался, словно встряхивался, освобождаясь от гнета. Двери хлопали, со стороны служб доносились раскаты смеха, дворовые детишки гонялись друг за дружкой по широкой лужайке…

Одевшись с помощью повеселевшей Зои, Софи решила на этот раз съездить не в Шатково, а в другие деревни, которые она в последнее время немного забросила. Распахнув окно, она крикнула проходившему мимо слуге, чтобы закладывали для нее коляску.

Прошло полчаса. Софи заглянула в конюшню и убедилась, что коляска не готова. Более того: кучер Давыд даже и не думал собираться в дорогу.

– Тебе что, не сказали, что мне надо ехать? – рассердилась Софи. Давыд попятился, его толстое бородатое лицо перекосилось от страха.

– Сказали, барыня, – пробормотал он.

– Так чего ты ждешь, почему не запрягаешь?

Двое конюхов, сгребавших сено, испуганно вжались в стенку, еще один спрятался за крупом коня, которого в это время чистил.

– Никак невозможно, барыня! – сказал Давыд.

– Почему?

– Молодой барин запретил.

Софи поначалу обезоружил ответ кучера, и она едва ли не онемела, но очень скоро возмутилась.

– Когда я что-нибудь приказываю, мой племянник не может этого отменить! – закричала она. – Я – ваша госпожа!

– Спору нет, барыня.

– И ведь вы – вы все – до этого дня мне повиновались? Исполняли любые мои распоряжения?

– Да, барыня.

– Ну, так что же? Что изменилось? Приказываю заложить коляску! И побыстрее!

Давыд вздохнул, длинно и так глубоко, что казалось, легкие у него вот-вот разорвутся, не выдержав напора, украдкой поглядел на конюхов и понурился. Борода веером развернулась у него на груди.

– Давыд, ты слышал, что я сказала? – громко повторила Софи.

Ответа она не дождалась. Кучер застыл и отупел, словно в голову ему залили свинец. Софи поняла, что сегодня ничего не сможет добиться от этих перепуганных людей.

– Прекрасно, – произнесла она. – Что ж, обойдусь без вашей помощи.

Сорвав со стены сбрую, она взнуздала первую подвернувшуюся лошадь, закрепила ремни, как не раз делали у нее на глазах другие, втолкнула коня в оглобли коляски, затянула подпругу, поправила постромки… Кучер и конюхи застыли на месте и, окаменев от ужаса, круглыми глазами следили за разгневанной барыней. Когда она села на место кучера, Давыд простонал:

– Простите нас, барыня!

Софи, не ответив, щелкнула кнутом, конь пустился шагом по аллее, затем ускорил бег. Коляску жестоко трясло, одной рукой Софи правила, другой ей приходилось удерживать большую соломенную шляпу с лентами, которая поминутно грозила слететь с головы. Дорогу развезло, кругом были сплошные лужи и грязь, из-под колес во все стороны летели комья желтой глины. По размокшим полям вяло передвигались туманные фигуры мужиков. Чем они могут там заниматься в плохую погоду? Софи поочередно заехала в Черняково, Крапиново, Болотное, побывала даже в самых маленьких деревушках. Повсюду царила одна и та же атмосфера тоски и порядка, тревоги при внешнем благополучии. Сережа мог гордиться своими достижениями: дисциплина, которую он так усердно насаждал, принесла плоды, все его крестьяне уже – без введения униформы – походили один на другого… Переходя из одной избы в другую, Софи напрочь позабыла про обед; в середине дня она решила доехать до Пскова, чтобы купить кое-какие лекарства, которые могут ей понадобиться зимой, когда дороги завалит снегом и Каштановка окажется отрезанной от остального мира.