Ирвин Ялом - Шопенгауэр как лекарство

• Название: Шопенгауэр как лекарство
• Автор: Ирвин Ялом
• Жанр: Современная проза

Опытный психотерапевт Джулиус узнает, что смертельно болен. Его дни сочтены, и в последний год жизни он решает исправить давнюю ошибку и вылечить пациента, с которым двадцать лет назад потерпел крах. Филип — философ по профессии и мизантроп по призванию — планирует заниматься «философским консультированием» и лечить людей философией Шопенгауэра — так, как вылечил когда-то себя. Эти двое сталкиваются в психотерапевтической группе и за год меняются до неузнаваемости. Один учится умирать. Другой учится жить. «Генеральная репетиция жизни», происходящая в группе, от жизни неотличима, столь же увлекательна и так же полна неожиданностей.

Ирвин Д. Ялом — американский психотерапевт, автор нескольких международных бестселлеров, теоретик и практик психотерапии и популярный писатель. Перед вами его последний роман. «Шопенгауэр как лекарство» — книга о том, как философия губит и спасает человеческую душу. Впервые на русском языке.

---

Группа отнимала у него больше сил, чем остальные события недели, и Джулиус всегда с особым старанием; удерживал ее на плаву. Группа — священный ковчег милосердия, без устали переправлявший толпы измученных людей к спасительным берегам душевного спокойствия. Сколько их было? Если считать, что в среднем каждый проводил в группе по два-три года, — по меньшей мере сто пассажиров. Время от времени в мозгу Джулиуса проносились воспоминания о тех, кто сошел на берег, обломки прежних крушений, фрагменты чьих-то лиц и событий. Печально сознавать, что эти обрывки воспоминаний — то немногое, что осталось от некогда волнующих событий, что кипели, бурлили и были наполнены особым смыслом.

Много лет назад Джулиус пытался снимать группу на видеопленку, чтобы потом прокручивать самые интересные моменты, но эти записи были сделаны давным-давно, на допотопной камере, и теперь требовалась особая техника, чтобы их просмотреть. Время от времени он подумывал вытащить их из подвала и переписать, но так и не отважился: мысль о том, что с беззаботной пленки к нему вдруг сойдет его безвозвратно ушедшее прошлое, иллюзорная жизнь, что превращает живые мгновения в ничтожные электромагнитные колебания, казалась ему невыносимой.

Чтобы создать крепкую группу, требуется немало времени. Чаще всего на первых порах группа сама выбрасывает за борт тех, кто, в силу внутренних убеждений или каких-то иных особенностей, не способен влиться в общую работу (общение с другими и анализ этого общения). Потом наступает другая фаза, когда в продолжение нескольких недель в отчаянной чехарде происходит нешуточная борьба за лидерство. Когда же она заканчивается и устанавливается взаимное доверие — вот тогда-то целительное и благотворное воздействие группы начинает расти. Скотт, коллега Джулиуса, однажды сравнил групповую терапию с наведением понтонов под бомбежкой: в самом начале потери (читай: выбывшие из группы) неизбежны, зато потом, когда работа завершена, множество людей — уцелевшие члены группы и новички — могут спокойно переправляться на другой берег.

В свое время Джулиус немало написал о том, как групповая терапия помогает людям, но буксовал всякий раз, подходя к описанию самого главного элемента — ее целительной атмосферы. В одной статье он сравнил ее с лечением тяжелого кожного заболевания, при котором больного погружают в успокаивающую ванну с овсяным отваром.

Одним из побочных эффектов группы — факт, до сих пор не нашедший отражения в науке, — является то, что хорошая группа положительно действует не только на пациентов, но и на психотерапевта. У Джулиуса часто поднималось настроение после занятий, но механизм этого странного воздействия оставался для него загадкой. Может, это потому, что на полтора часа он просто забывал про свои проблемы? Или это удовольствие от того, что ему удалось кому-то помочь? Ощущение собственного мастерства? Или уважение группы к своему лидеру? Все это, вместе взятое? Джулиус давно уже отказался от попыток разгадать эту тайну и, не вдаваясь в долгие рассуждения, просто погружался в целительные воды групповой терапии.

Сообщить группе о своей болезни значило для него очень многое. Одно дело быть откровенным с семьей, с друзьями, со всеми, кто находится с тобой по эту сторону баррикад, — и совсем другое сбросить маску перед твоей главной аудиторией, группой избранных, для которых ты — гуру, врач, маг и священник. Это значило сжечь мосты, признаться, что для тебя все кончено и впереди только мрачная, бездонная пропасть.

В который раз он пожалел, что группа была не в полном составе: Пэм уехала и вернется только через месяц. Как жаль, что ее не будет сегодня вечером. Для Джулиуса Пэм всегда была главной фигурой в группе: она как никто умела положительно влиять на других — и на Джулиуса в том числе. Он тяжело переживал, что группа так и не смогла ей помочь: несмотря на все их старания, терзания Пэм по поводу мужа и бывшего любовника не прекращались, и в результате ей пришлось искать спасения в индийском медитативном центре.

Вот с такими мрачными мыслями Джулиус перешагнул порог комнаты в половине пятого вечера. Группа уже собралась: все сидели и, склонив головы, внимательно изучали какие-то листки, которые в одно мгновение исчезли со стола, едва Джулиус появился в комнате.

Странно, подумал Джулиус. Разве он опоздал? Он посмотрел на часы. Нет, ровно половина пятого. Он тут же выбросил этот эпизод из головы и мысленно повторил заранее заготовленную речь.

—  Ну, что ж, начнем. Как вы знаете, я никогда не начинаю занятие, но сегодня особый случай. Я должен кое-что вам сообщить, хотя, честно признаться, мне это будет нелегко. Так вот… около месяца назад я узнал, что у меня серьезная — нет, более чем серьезная — смертельно опасная болезнь, злокачественная опухоль, меланома. Я думал, что с моим здоровьем все в порядке, это произошло на обычном осмотре у врача…

Джулиус замолчал. В комнате явно происходило что-то неладное: выражения, позы — все не так. Они не должны были так сидеть. Они должны были повернуться к нему и ловить каждое его слово. Вместо этого все сидели, глядя в сторону, кроме Ребекки, которая краем глаза изучала бумажку, лежавшую у нее на коленях.

—  Что происходит? — спросил Джулиус. — У меня такое ощущение, что вы меня не слушаете. Похоже, все заняты чем-то другим. Ребекка, что ты читаешь?

Ребекка немедленно сложила листок, спрятала его в сумочку и села, не глядя на Джулиуса. Все молчали. Наконец Тони сказал:

—  Я могу ответить. Не буду говорить за Ребекку, скажу за себя. Я не слушал тебя, потому что я уже знаю все, что ты хочешь нам сказать про свою… свое здоровье. Вот почему я не смотрел на тебя. Я не хотел делать вид, будто это для меня новость. Но я не хотел прерывать тебя, не хотел говорить, что уже знаю.

— Что? Откуда ты знаешь? Черт побери, что здесь происходит?

— Прости, Джулиус, давай, я все объясню, — сказал Гилл. — В общем, это моя вина. После того раза я был не в себе и не знал, идти домой или нет, где переночевать и все такое… Ну, я и уговорил всех пойти выпить кофе, мы пошли в кафе и там продолжили встречу.

— Так… Ну и? — Джулиус, слегка успокоившись, несколько по-дирижерски взмахнул рукой.

— Ну, и Филип рассказал нам, в чем дело, — ну, ты понимаешь, про твою болезнь, про злокачественную миелому…

— Меланому, — негромко поправил Филип.

Гилл бросил взгляд на бумажку, которую держал в руке, и сказал:

— Да, меланому, спасибо, Филип. Может быть, ты сам продолжишь, а то я все перепутаю?

— Множественная миелома — это рак костей, — сказал Филип, — а меланома — это рак кожи. Вспомни: меланин, пигмент, который окрашивает кожу…

— Так эти бумажки… — вмешался Джулиус, делая знак кому-нибудь из двоих объяснить, в чем дело.

— Филип рассказал нам про твое состояние и подготовил краткую информацию, которую раздал нам перед началом, несколько минут назад. — Гилл показал листок Джулиусу, который успел прочитать заголовок: «Злокачественная опухоль. Меланома».

Покачнувшись, Джулиус грузно опустился в кресло.

—  Я… я… даже не знаю, что сказать… вы… я готовился вам сказать… я чувствую себя так, будто у меня из-под носа вытащили мою собственную историю жизни — нет, смерти. — И, глядя Филипу прямо в глаза, Джулиус сказал: — А ты подумал, как я буду выглядеть?

Филип невозмутимо смотрел куда-то в сторону и ничего не ответил.

— Это нечестно, Джулиус! — воскликнула Ребекка. Вынув из волос свои заколки, она встряхнула черными локонами и вновь начала сворачивать их кольцом на голове. — Филип не виноват. Во-первых, он ни в какую не хотел с нами идти — сказал, что не любит компаний, что ему нужно готовиться к лекции, мы чуть не силком его затащили.

— Точно, — подхватил Гилл. — Мы больше говорили обо мне и моей жене и о том, куда мне отправиться на ночь. Потом мы, конечно, спросили Филипа, как он оказался в группе — это нормально, мы всегда спрашиваем новеньких, — и он рассказал нам про твой звонок и про то, что ты позвонил ему из-за болезни. Вот тут мы и переполошились и начали просить его рассказать все по порядку. У него просто не было выхода. Я бы на его месте тоже все рассказал.

— Он даже спросил, — вставила Ребекка, — кошерно ли встречаться после занятий без тебя.

— «Кошерно»?… Это Филип так сказал? — спросил Джулиус.

— Ну, на самом деле не он, — призналась Ребекка. — «Кошерно» — это сказала я, но смысл был такой. Я сказала, что мы часто встречаемся после занятий и пьем кофе, и ты никогда не возражал и только предупреждал, чтобы мы докладывали про все разговоры на следующем занятии, чтобы не было никаких секретов от группы.

Гилл с Ребеккой дали Джулиусу время привести свои мысли в порядок. В нем все кипело от ярости. Неблагодарный ублюдок. Несчастный скряга. Жмот. Я стараюсь для его же блага, и вот что я получаю взамен — верно говорят, доброта не остается безнаказанной. Хотел бы я знать, что он доложил о себе — почему оказался в группе? Голову даю на отсечение, что он скромно умолчал о своих подвигах — как он трахал все, что движется, как сотнями обманывал бедных, несчастных женщин. Подлый негодяй. Ублюдок.