Полина Копылова - Virago

• Название: Virago
• Автор: Полина Копылова
• Жанр: Альтернативная история

---

– Тогда прошу вас, синьора Алессандрина, и вас, синьор Кристобаль, – лигурийцу достался приглашающий жест, Алессандрине – изящно отставленный локоть хозяина. Она оперлась. Рука ее не была тверда.

Он почувствует дрожь и почует страх, непременно.

У него дюжина личин, не меньше. Одна личина показывает, что он ничего не заметил. Другая дает понять: «Я знаю, почему ты дрожишь. Ты дрожишь, потому что я так красив, так близок и так недоступен». Третья намекает: «Я раскусил тебя. Ты знаешь это. Ты боишься меня и правильно делаешь». Четвертая усмехается: «Маленькая куртизанка, прибавляющая себе годы, покупающая в кредит дворянство и подданство, тебе ли дурачить меня?» Алессандрина было подумала, что мнительность может сослужить ей плохую службу – лицо маркиза выражало пустую любезность, и на поверку он мог оказаться вполне заурядным вельможей, женатым по расчету, и поднаторевшим в куртуазных беседах, отчего его речи и кажутся двусмысленными. И вообще не стоит думать о плохом, иначе это плохое непременно случится. И к черту сны – этаким ни в одном соннике не сыскать толкования.

– Скажите, синьора Алессандрина, а может ли венецианская дама благородного происхождения занять место дожа?

– Нет, ваша светлость, ибо женский разум не годится для управления, – мона Алессандрина улыбнулась, всем своим видом дав понять, что отнюдь не убеждена в только что сказанном, а всего лишь повторяет общепринятое.

– Странное дело получается, синьора. Вы, венецианцы, так гордитесь вашим государственным устройством, а меж тем ваши дамы лишены права, которое есть по крайней мере у женщин королевской крови – занять престол. Между прочим, вы напрасно так низко цените ваш разум. Пример королевы донны Исабель доказывает, что женщина на престоле может управляться не хуже иного мужчины.

– Королева донна Исабель – исключение, подтверждающее правило. Женщины иногда бывают тверды, а мужчины напоминают плаксивых баб, это случается. Но это редкое явление, свойственное временам упадка. Если вспомнить Рим…

– Не будем поминать Рим. Сейчас, слава Богу, времена иные. Но тем не менее, синьора, мне кажется, что вы из твердых женщин, и мысль о власти не может не искушать вас.

– Я видела властьимущих так же близко, как вижу вас. По моему мнению, в их жизни нечем искушаться.

– Ваша рассудительность делает вам честь. Я не премину сказать об этом вашему дядюшке.

– Вы его премного тем порадуете, ваша светлость.

Маркиз слегка наклонил голову. Алессандрина сообразила, что, собственно, они уже давно предоставлены друг другу в полутемном углу большой гостиной залы: донна Элизабета с другими гостьями азартно играли в кости на мелкие монетки, дон Кристобаль, должно быть, насытившись, исчез вместе со своей картой.

– Вы позволите? – маркиз указал на аспидную доску, которую она так и держала на коленях.

– Разумеется.

Некоторое время он всматривался в карту, молча. Потом полюбопытствовал:

– Вам это полезно в ваших занятиях?

– Это курьезно. Я люблю все курьезное.

– Нарисовано умело.

– Мой дедушка был большой чудак. Он хотел внука, как и многие дедушки, и потому учил меня тому, чему учат обычно мальчиков.

– Не всякого мальчика учат космографии.

– Он был чудак, я говорю. Учить меня бесполезным для женщины вещам было единственным доступным ему утешением… Да то еще, что я схватывала все на лету.

– И как вы полагаете, можно ли так добраться в Индии?

– Не знаю. Но это любопытно. И дон Кристобаль так об этом рассказывал, что поневоле начинаешь верить.

– Дон Кристобаль этим кормится. В прямом смысле слова. Признаться, если бы мои дела не находились в некотором расстройстве, я бы всячески споспешествовал ему. Но увы. – Маркиз слегка вскинул брови, развел руками. – Кстати, синьора, я так слышал, что Венеция тоже интересуется сим прожектом…

– Возможно. Очень возможно. Венеция стоит не на земле, а на палубах своих галер.

– Хорошо сказано. Вы, вероятно, владеете пером не хуже, чем грифелем, синьора?

– Иные хвалят мой стиль, чем и вгоняют меня в краску.

– Я мог бы дать вам некоторую пищу для ваших заметок, ежели вы склонны их вести.

– Ваша достойная супруга будет ревновать, ваша светлость. Она не производит впечатления смиренной.

– Вы верно угадали, она не смиренница. Но мои дела нимало ее не касаются. Если вам угодно увидеть Кастилию так, как она видна кастильцу, я завтра же готов сопровождать вас куда угодно и рассказывать вам все, о чем вы не попросите.

– Это очень лестное предложение, ваша светлость…

Блеск его глаз слепил… То есть, его блестящие черные глаза, изящно удлиненные, с темными веками, были непроницаемы для самого острого взгляда. Он говорил мягко и тихо, но – он говорил, а ей оставалось поддакивать или в лучшем случае прикрываться самыми общими словами. Он был красив, но его близость ощущалось не как близость человека, изо рта которого исходят теплые запахи еды и вина. Во время исступленной бессловесной молитвы порой нисходит на темя и плечи тяжкое дуновение с небес. Нечто подобное – тяжесть и трепет – в его присутствии, в его вопросах, в его ярких глазах.

«Поблагодарить, согласиться и откланяться – сейчас» – поняла она так четко, словно бы кто-то подсказал ей это.

Дома, едва переодевшись в свободное и распашное платье, она уселась перерисовывать карту дона Кристобаля. За этим занятием и застал ее мессер Федерико. Он глянул через ее плечо в карту, и губы его округлились, изготовясь сказать удивленное «О!», округлились и глаза. Промолчал он только потому, что боялся помешать ей вычерчивать берег Иберии.

– Вот как ты умеешь! Ай-я-а, ну и племянница! Неужто прямо там и срисовала?

Она кивнула и отложила сухое перо.

– Далеко пойдешь. Заканчивай. Завтра отправим с курьером и с голубком.

– Скоро ли будет галера, дядюшка?

– Дней через десять, не раньше. Уж потерпи, – успех настроил посла на благодушный лад, – развлекись покуда, племянница. Я тебе открою кредит. Мавританское золото здесь куда как хорошо, и можно взять не втридорога.

– Дядюшка… – она помедлила, запоздало раздумывая, стоит ли рассказывать, пришла к выводу, что защита посла венецейского в нынешних обстоятельствах будет нелишней, и призналась, – я имела честь свести знакомство с супругом донны Элизабеты. И прошу вас рассказать мне о нем подробнее, потому что моя скромная персона его не в меру заинтересовала Да и его персона мне небезынтересна.

– Откуда он взялся? Как я слышал, он должен был уехать…

– Вот и я думаю, откуда? – произнесла мона Алессандрина таким тоном, словно посла обвиняла в несвоевременном возвращении маркиза.

– В чем именно выразился его к тебе интерес?

– Наотвешивал мне комплиментов целый воз, и сказал, что готов сопровождать меня везде и всюду. При том сказал так, что отказаться было невозможно.

Посол в досаде стукнул себя кулаком по раскрытой ладони.

– Очень даже возможно было бы отказаться! Сказала бы, что я не позволю.

– Он грозился и вам напеть похвал в мой адрес. Наверное, он не постеснялся бы испросить у вас разрешения на прогулки со мной. И вы бы ему не смогли отказать, дядюшка. Все-таки он родственник короля, и это чувствуется.

Посол мрачно молчал. Потом сказал:

– Ладно, не волнуйся. Интерес его скорее всего самого обычного свойства. А если совсем невмоготу станет, уедешь в Лисбону, поплывешь домой оттуда. Рекомендательные письма я дам…

– Все-таки, что он за птица?

– До недавнего времени был той самой птицей, которая у него в гербе. И поступал точно по своему девизу. А сейчас он свои обломанные когти весьма искусно прячет под мягкими перьями, и даже может казаться грозным, как показался тебе. Но если знать обстоятельства, это впечатление рассеется.

– О какой же камень он обломал когти?

– Представь себе, об одну девицу. Девица была небесной красоты, родом из Англии, и приданого у нее хватило бы, чтобы скупить пол-Кастилии.

– Элизабета?

– Ее кузина. Там история в самый раз для мессера Бокаччио. Я бы тебе рассказал, она стоит того, но не хочу отвлекать тебя от карты. Тебе хватит терпения дождаться утра?

День пятый, в который мона Алессандрина и дон Карлос находят, что у них много общего.

– Итак, донна Элизабета до своего счастливого замужества жила в Англии, в городе Лондоне, в доме своей кузины. Кузину эту звали Маргарита, красотка она была. Отец у нее был первым негоциантом в Англии, богат, как Крез Лидийский, вел дела со всей Европой. А жених ее был из бедных рыцарей, работал помощником у ее отца, говорят, ради того только, чтобы видеть ее каждый день. Так вот, отец Маргариты родом был из Кастилии, у него и фамилия была Кастелл, по названию на английский лад той земли, откуда он выходец. А из Кастилии он бежал давным-давно, мальчиком еще, со своим отцом-иудеем. Оба они крестились, но младший Кастелл был покрепче своего отца. На людях он божился и крестился, как добрый христианин, а дома имел иудейскую молельню. В Англии до этого дела никому не было, там народ не шибко богомольный… А кастильской короне до всего есть дело, особенно до чужих денег. Про отступничество его прознали, и выяснить это наверняка отправился ни кто иной, как маркиз…